Порубежная война - Роберт Святополк-Мирский

Медведев поклонился, принял из рук Патрикеева грамоту и, так же как когда-то, спрятал ее на груди.

— Денег тебе на это дело не даю никаких, ибо слыхал я дань в казну возишь исправно, земля твоя процветает, а Картымазову, я вон, недавно по заслугам его вообще вдвое былого земли пожаловал, так что не убогие вы там — сами справитесь… Если вдруг возникнут особые трудности, — Великий князь сделал многозначительную паузу, — обращайся к наместнику моему Боровскому воеводе Образцу. Он о твоем новом назначении знает, и если понадобиться готов предоставить тебе целое войско… Но постарайся обойтись без этого… Мне не хотелось бы, чтоб король Казимир имел хоть малейшие основания обвинять меня в том, что я затеваю какую-то порубежную войну… Я человек мирный и…

Кто-то осторожно постучал в дверь.

Патрикеев подошел, ему о чем-то доложили и он, многозначительно прокашлявшись, направился к Великому князю.

— Ну что там такое, Иван, говори, — раздраженно спросил Великий князь.

— Государь, — улыбаясь в седые усы, сказал Патрикеев, — тут доложили, что в Москву въехал рыцарь тот, ну помнишь, говорил я тебе о нем — Николашка Пепел, зовут его, ну этот — от императора австрийского. Так вот донесли, сейчас к Кремлю подъезжает, небось, на прием проситься будет, что сказать-то ему?

— Да кто он такой, чтоб я его принимал, он даже не посол…

— Ну… Посол не посол, но верительные грамоты, докладывали мне, у него в порядке — вроде как личный посланник императора австрийского Фридриха…

— Ладно, Иван, ты пока сам его прими, отправь куда-нибудь поприличнее на постой, да пусть приглядывают, чтоб зря по Москве не шастал, да наших секретов не вынюхивал. А там поглядим, может, и приму я его.

И вдруг, словно вспомнив о Медведеве, обернулся к нему:

— Что это я тебе еще хотел сказать, Василий?.. Ну, в общем, так: помни о главном, о чем я еще семь лет назад говорил тебе, да друзьям своим передай — землю нашу, разбросанную повсюду, воедино собирать надо, ты понял?

— Да, государь, — поклонился Медведев.

— Вот и отлично! Ступай с Богом.

Медведев вышел, и яркое весеннее солнце ударило ему в глаза, точно так же, как когда-то.

Пробираясь между лужами, битым красным кирпичом и строительным мусором — совсем рядом возводили новую кремлевскую стену — Медведев направился к воротам.

Его чуткое ухо уловило какой-то детский смех и гомон где-то за воротами, потом кто-то прикрикнул, и вдруг наступила странная внезапная тишина.

Эту тишину сперва нарушил заливистый и звонкий детский хохот, а затем разорвал пронзительный женский крик, и краем глаза Медведев успел заметить какое-то движение чуть впереди над головой.

Когда-то в детстве, желая выработать у сына молниеносную реакцию, отец часто совершенно неожиданно бросал в него каким-нибудь предметом и Василий должен был не просто уклониться, а мгновенно поймать этот предмет, и крепко удержать в руках каким бы внезапным ни был бросок и каким бы тяжелым ни был предмет.

Вот так и сейчас Медведев автоматически шагнул чуть вперед, увидев падающее со стены тело, и безошибочным движением успел подхватить его на руки.

Сила падения с высоты пяти саженей была так велика, что даже крепкий, ловкий и натренированный мужчина в расцвете сил, каким был в свои двадцать семь лет Медведев, едва удержался на ногах и непроизвольно опустился на одно колено, чтобы не дать телу девочки коснуться земли.

Он скорее по одежде сразу догадался, кто это, хотя тут же вспомнил, что однажды, правда издалека, видел княжну Олену, когда в прошлом году Великая княгиня вместе с детьми провожала в Тверской поход своего супруга.

Василий бережно поставил великокняжескую дочь на ноги и, сняв шапку, улыбнулся, попытавшись пошутить, чтобы успокоить испугавшегося ребенка.

— Какой подарок с небес, княжна. Мне показалось, что ко мне спускается ангел.

Однако княжна Олена вовсе не выглядела испуганной, просто она изумленно глядела на Медведева широко открытыми глазами, по-прежнему прижимая к своей груди букетик подснежников.

Со всех сторон к ним устремились придворные, слуги, стражники, строители и сама Великая княгиня Софья, запыхавшись, сбегала вниз по лестнице, на ходу крестясь, и благодаря Бога за чудо.

В те несколько коротких мгновений, когда они еще оставались одни, княжна Олена сказала:

— Похоже, что ты спас мне жизнь… Как тебя зовут?

— Василий Медведев, княжна.

— Я не забуду.

Даже тогда, в голосе и манерах маленькой десятилетней княжны было что-то мягкое, ласковое и одновременно величественное, будто уже начинала проглядывать сквозь время ее трогательная, полная нежной любви и скорби печальная участь будущей Великой Литовской княгини и некоронованной польской королевы.

— Возьми это на память от меня, — протянула Олена Медведеву маленький букетик подснежников.

— Благодарю, княжна. Я сохраню этот дар до конца моих дней.

И тут обрушилась на них буря радости, восхищения, и восторга, великую княжну подхватили, куда-то повели, Медведева стали хлопать по спине и по плечам, восхищаясь его ловкостью, потом все вдруг расступились, и он оказался перед лицом Великой княгини московской Софьи, урожденной Палеолог, племянницы последнего императора павшей Византии — Константина.

— Я узнала тебя, Медведев, — сказала Софья, — ты всегда верно служил нам, и мы не забудем твоего сегодняшнего поступка.

Царственным жестом она сняла со своего пальца перстень с дорогим камнем и протянула Медведеву.

Медведев принял дар своей государыни, низко склонив голову. Когда он ее поднял, Великая княгиня уже удалялась с дочерью в сопровождении возбужденной толпы сбежавшихся придворных.

Все шумели, галдели, твердили о чуде и о Промысле Господнем, а кто-то уже же взбегал по крутой лестнице на звонницу и сразу зазвенел радостно один колокол, затем другой, третий, и вот уже над всей Москвой повис гул и звон тысяч колоколов, бьющих во здравие по случаю чудесного спасения великокняжеской дочери…

Медведев вышел за кремлевские ворота, сел на коня, с которым ожидал его Гаврилко Неверов, сопровождающий на этот раз хозяина в Москву, и они поскакали к себе домой на Угру.

Но прежде чем сеть в седло, Медведев бережно спрятал в своем тайнике — наконечнике ножен дедовского меча — драгоценный подарок: маленький букетик подснежников, собранных нежными ручками великой княжны Олены…

И точно так же, как когда-то, удаляясь от Москвы, Василий, улыбался, вслушиваясь в летящий далеко за город радостный многоголосый перезвон тысяч церковных колоколов, но только на этот раз, в отличие от прежнего, он точно знал, что звучат они в честь спасения великой княжны, а, стало быть — хотя бы отчасти, хотя бы немножко, хотя бы чуть-чуть — но и в его честь…