Твое обручальное кольцо - Элла Лерлэнд

— Да?

Рон, мгновенно насторожившись, вскочил на ноги.

— Я — Этель Фостер, врач Марии.

Рон протянул для пожатия левую руку, на что женщина, слегка удивившись, протянула ему свою.

Без руки, с широкими плечами, он казался немного кривобоким. Джейн уже привыкла к нему, но видеть это впервые было трудно.

— Мария сказала, что вы человек слова, и потому ждала вас, — сказала доктор со слабой улыбкой. — В отличие от меня.

— Вы циник, доктор?

— Просто имела дело с адвокатами.

— Но не со мной.

— Время покажет, мистер Бартон.

Джейн, заметив, что доктор Фостер чуть улыбнулась, присудила очко Рону.

— Доктор Фостер, это доктор Джейн Сандерс. Она детский психолог, и я пригласил ее сюда представлять интересы ребенка.

— Понимаю.

Доктор повернулась к Джейн пожать ей руку, и та увидела темные тени под глазами и усталые морщинки вокруг полных бледных губ. Слишком большая ответственность, слишком много волнений и слишком мало сна, профессионально определила она, чувствуя духовное родство с этой женщиной.

— Я полагаю, ребенок уже родился? — мягко спросила Джейн.

Доктор Фостер кивнула.

— Около тридцати минут назад. Мы только что перевели Марию в палату.

— Как она? — поинтересовался Рон.

— Неважно. У нее было обильное кровотечение, да и долгие роды подорвали силы. Уровень лейкоцитов в крови опасно низок, он не поднялся даже после многократных переливаний.

— А ребенок? — быстро спросила Джейн.

— Слава Богу, нормально. Девочка. Шесть фунтов пять унций. Рефлексы нормальные, реакция тоже.

Рон встревожился.

— Очень маленький вес, по-моему.

— Как обычно у тюремных детей, — объяснила доктор Фостер с ироничной улыбкой.

— Сможет ли мать сама кормить ребенка?

Джейн подумала о первых днях жизни девочки.

— К сожалению, нет. Не только потому, что это против правил. Мария слишком слаба.

Во взгляде доктора Фостер сквозило отчаяние врача, который сделал все, что мог, и тем не менее проиграл.

— Мы можем ее увидеть? — спросил Рон.

— Обычно в таких случаях я отвечаю — нет, но она очень ждала этой встречи. Может быть, разговор с вами заставит ее меньше тревожиться о будущем девочки.

Рон выглядел смущенным, но решительным.

— Нам следует еще что-нибудь знать, прежде чем зайти к ней?

— Только то, что она очень слаба физически и еще больше угнетена эмоционально. Старайтесь не расстраивать ее, насколько это возможно.

Быстро повернувшись, доктор повела их в палату.

В комнате, рассчитанной на две кровати, стояли четыре, и одна и них была отделена от других занавесками.

Солнечный свет, падавший через решетку единственного окна, казался неприятным и резким. Все остальное было каким-то тусклым. Как и в тюремной приемной, здесь не было ни книг, ни цветов, ни единой картины на стене.

Доктор, чуть помедлив, отодвинула одну из занавесок у четвертой кровати. На ней лежала молодая женщина, сама больше похожая на ребенка, чем на многодетную мать. Длинные темные волосы спутались и потеряли былой блеск, а некогда красивый рот обметала лихорадка. Запавшие карие глаза, прежде горевшие огнем девичьих мечтаний, теперь были обведены тенями и полны безмерной усталости.

Рон наклонился и взял ее за руку.

— Привет, маленькая мама, — сказал он с грубоватой нежностью, что слегка кольнуло Джейн. — Как ты?

Бледные губы Марии дрогнули, когда она попыталась улыбнуться.

— Не очень… хорошо.

— Я привел к тебе друга. Ее зовут доктор Джейн Сандерс, и она много знает о детях. Ты можешь ей доверять.

Мария устало закрыла глаза, а потом медленно подняла их на Джейн.

— У нее… доброе лицо. — Голос был едва слышен, нежный, как у ребенка.

— Она очень хорошая.

Рон взглядом пригласил Джейн подойти поближе.

— Привет, Мария. Мы еще не видели твою девочку, но доктор Фостер сказала, что она очаровательна.

Глаза молодой женщины на миг засветились и вновь стали прекрасными.

— Я… дала ей имя Габриэлла. Так звали мою мать.

— О Мария, какое чудесное имя. Я знаю, твоя дочка будет ему рада, когда вырастет.

— Я… надеюсь. — Печальные карие глаза наполнились слезами. — Это все, что я могу ей дать, и это так несправедливо…

Рыдания сотрясли слабое тело; она не могла успокоиться и хрипло закашлялась.

Доктор Фостер налила воды из пластмассового кувшинчика и помогла Марии напиться. Больная немного оживилась.

— Тебе не следует так расстраиваться, иначе мне придется попросить мистера Бартона и доктора Сандерс уйти.

— Нет… пожалуйста. — Мария старалась дышать ровнее. — Я должна быть уверена… Я не хочу, чтобы моя малышка выросла, как я — без образования, без будущего, способная лишь рожать детей от мужчины, которого ненавидит.

Джейн прикусила губу и посмотрела на Рона. Его лицо было жестким, подбородок вздернут, словно он приготовился к драке.

— Все это в прошлом, Мария. Ты и Джек разведены. Он не сможет больше причинить тебе зло.

— Его адвокат сказал, я никогда не смогу увидеть своих мальчиков, даже если меня выпустят на поруки.

— Это не так. Как только тебя освободят, мы вызовем его в суд и заставим дать согласие на твои встречи с сыновьями.

Джейн, уловив стальные нотки в голосе Рона, невольно пожалела злосчастного адвоката.

Мария опустила глаза, ее рука слабо теребила край одеяла.

— Джек говорит, что они ненавидят меня. Джейн, наклонилась к ней.

— Послушай, Мария. Я работаю с детьми каждый день. Большими, маленькими, печальными, пропащими — самыми разными. Но всех их объединяет одно — любовь к матери. Это редкая, прекрасная и загадочная любовь. Она сильнее, чем слова, поступки… Иногда сильнее самой смерти. Не имеет значения, что сказал этот идиот.

Слезы брызнули из глаз Марии и потекли по худым бледным щекам.

— Я люблю своих мальчиков, доктор Сандерс. Вы должны верить мне. — Ее глаза метнулись к Рону. — Скажите ей, мистер Бартон то, что говорили тому судье. Я… я хотела только напугать Джека и все — ради своих мальчиков. Я не такая ужасная женщина, как повторяли эти люди на суде. Я не такая!

Страстные слова, казалось, лишили больную последних сил. Бисерные капельки пота покрыли лоб, она тяжело дышала. Доктор Фостер встревоженно нахмурилась.

— Все хорошо, Мария, — успокаивающе сказал Рон. — Доктор Сандерс все понимает.

Он едва покосился на Джейн, но та заметила взгляд.

— Конечно, я понимаю, — сказала она очень мягко. — И сделаю все возможное, чтобы Габриэллу не забрали у тебя.