Россия на перепутье. Историко-публицистическая трилогия - Всеволод Колесник

Не без влияния Распутина был сменен Верховный главнокомандующий князь Николай (дядя царя). Без сомнения, это стало ключевым моментом в кризисе верхов в годы Первой мировой войны, что положило начало последнему этапу разложения русской монархии – так называемой «министерской чехарде». Суть ее состояла не столько в частой смене министров, сколько в их качественной замене. Прежних сановников, так или иначе противившихся воле проходимца, заменяли откровенными ставленниками «старца». Как и при каждой революции, канун русской ознаменовался тем, что государственная власть была развращена стремлением к личной выгоде, беспринципным карьеризмом, открытым цинизмом и пренебрежением к нуждам народа.

Редким исключением был Петр Аркадьевич Столыпин, который предпринимал попытки предотвратить революционные выступления путем реформирования порядков в стране. Он пытался создать в политическом плане какую-то связь между царем, правительством, обществом и представительными институтами. Но царь был далек от понимания этого и мало в чем ему помогал.

Но так как он затмевал своей решительностью безвольного царя, то оказался ему ненужным, как и многие другие, менее значимые государственные деятели, назначаемые и снимаемые с должностей царем по указке Распутина. Столыпин был убит левыми террористами при явном попустительстве охранки.

Раздраженный создавшейся обстановкой в стране и все больше поддающийся влиянию жены, Николай II стал совершать труднообъяснимые поступки.

Узнав, что в Лондоне король и палата представителей устроили прием в честь председателя ненавистной ему Думы, он стал размышлять, не стоит ли ему в качестве ответной меры принять ирландскую делегацию террористов из партии Шин фейн (шинфейнеры – члены ирландской политической организации, возглавившей национально-освободительную борьбу против английского господства). По разумению Николая II, виноватыми были все. Царь совершенно не ориентировался в ситуации.

Благодаря Думе политика стала доступна выборным представителям всех граждан. Но как раз об этом Николай II не желал и слышать. И это при том, что Четвертая Дума, избранная в 1912 году на пять лет, была намного более консервативной, чем предыдущие. Если в Первой Думе заседало 190 крестьян, то в этой подавляющее число депутатов были дворянами и 48 – священниками. Правое, левое крыло и центр находились примерно в равном соотношении, но при этом следует учитывать, что левые были в основном представлены кадетами. Крайне левые, сила которых проявилась во время забастовок 1905 года и позже – в 1912 и 1913 годах, получили право только на 15 депутатских мест.

В деревнях тяжело восприняли роспуск Первой и Второй Думы: крестьяне возлагали все свои надежды на предложения, направленные царю, а Николай II распустил собрания представителей, поддерживавших их просьбы и требования. «Кровавое воскресенье» разорвало священную связь царя с народом… Быстрому созреванию революции способствовало ощущение того, что в верхах «завелась гниль». А для такого государства, как Россия, где вся легитимность власти стоит на авторитете, эта болезнь была смертельной.

Конкретная историческая особенность положения России заключалась в том, что во время правления Николая II российская монархия окончательно выродилась, деградировала. О том, каков был царь по своему психологическому и мировоззренческому складу, что происходило в царской фамилии и во всей «придворной камарилье», сейчас опубликовано достаточно. Из многих источников явствует, в настроениях высших кругов при дворе господствовали суеверия, мистицизм, антиинтеллектуальные течения.

И как было не случиться революции, если самым богатым помещиком и собственником в России был царь. При назначении Столыпина премьером встал вопрос о том, где жить главному министру страны. Весной 1907 года Николай II предложил Столыпину перебраться в один из пустующих (!) дворцов царской семьи на Елагином острове – это очаровательный большой белый дворец со стройными колоннами, высокими вековыми деревьями в саду, многочисленными флигелями, лужайками и конюшнями.

Участвуя в убийстве Распутина в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года, князь Юсупов предполагал, что разыгрывается первое действие «возрождения» России.

Избавившись от старца, царь услышит, мол, голос народа, то есть Думы, соберется с силами, выиграет войну и возродит страну. На самом деле «возрождение» выразилось в революции, самой тотальной из всех, когда-либо имевших место.

Буржуазные масонские круги, земские деятели, военное командование, предчувствуя приближающуюся революцию, в самый разгар войны подготавливают выступление против Николая II как бездарного царя. Создаются различные общества, которые под видом оказания помощи правительству в спасении России постепенно берут в свои руки управление всеми делами страны. Ощущается нехватка продовольствия.

В феврале 1917 года для свержения царизма понадобилось пять дней. Все началось с того, что в Петрограде к середине сентября почти не осталось муки. Командующий военным округом генерал Хабалов решил ввести продовольственные карточки. Сведения об этом дошли до толпы, и на другой день у булочных выстроились очереди, а затем и у всех продовольственных лавок. Опустошенные за несколько часов, некоторые из них закрылись. Люди собирались толпами, били витрины. Беспорядки продолжались и в последующие дни, они происходили обычно после многочасовых ожиданий на морозе, после того, как толпа слышала неизбежное «ничего нет».

14 февраля Дума собралась на сессию, и несколько депутатов назвали в своих выступлениях министров «неспособными». Они призвали их уйти со своих постов, говоря, что во Франции народ в свое время сумел «смести трон». Однако новый председатель Совета министров князь Голицин и его министры вынудили депутатов произносить свои речи в пустое пространство: они не явились в Думу, демонстрируя свое презрение к ней.

Предчувствуя бурю, левые депутаты пытались установить связь с нелегальными организациями.

В доме Максима Горького собрались для переговоров депутаты, в частности Керенский и большевик Шляпников, однако прийти к единому соглашению они не смогли: одни верили в революционное движение, другие – нет, и все ограничилось перебранкой между «оборонцами» и «интернационалистами». В это время социалистические партии и профессиональные союзы пытались организовать демонстрацию 23 февраля, в так называемый «день рабочих». Однако к соглашению прийти не сумели. И тогда решили выступить самостоятельно женщины.

Утром 23 февраля, когда работницы и некоторые присоединившиеся к ним рабочие строились в ряды, революционные организации обратились с призывом ко всем принять участие в демонстрации. В этот первый день женская демонстрация пополнилась рабочими, которых уволила дирекция Путиловского завода. За ними вскоре последовали тысячи других трудящихся. Опасаясь беспорядков в центре города, власти распорядились закрыть конторы и магазины. Это было ошибкой: служащим предложили не выходить на работу, и они отправились посмотреть на демонстрацию, и многие присоединись к ней. Впервые в истории России рабочий класс вылез на свет божий из своего гетто, а другие социальные слои проявили к нему симпатию. Настроение в городе было довольно веселое. Казалось, что это праздничный день. Трамваи остановились, разъезжали казачьи патрули, которых приветствовала толпа. Всех поражала пассивность полиции.

На второй день, 24 февраля, снова основную роль играли работницы: они поставили перед собой задачу пройти по Невскому проспекту и привлечь к себе как можно больше внимания. В 8 часов утра к работницам присоединились рабочие, и все вместе двинулись с окраин города к центру. Однако на этот раз полиция оказалась на месте, пытаясь помешать демонстрантам пересечь мосты на Неве. Тогда демонстранты пересекли Неву по льду и выстроились в ряды на другом берегу реки. Во главе колонны несли красные флаги, демонстранты распевали «Марсельезу».

В конце Невского, на Знаменской площади, в огромной толпе уже раздавались крики: «Да здравствует Республика!» Казаки гарцевали на конях, толпа их приветствовала. Затем появилась конная полиция с криками «Разойдись!». Раздались выстрелы, демонстранты стали разбегаться, однако полиция, не имевшая на то указаний, их не преследовала. Поражало отношение к демонстрантам казаков.

На третий день, 25 февраля, основными организаторами забастовок и демонстраций стали большевики. Военный министр Беляев снова отдал распоряжение помешать демонстрантам пересечь Неву, однако стрелять не разрешалось «из-за неблагоприятного впечатления на союзников», но предписывалось заранее взломать на реке лед. Однако генерал Хабалов не отдал никаких указаний, и, так же, как накануне, люди с окраин смогли прорваться в центр города. На Знаменской площади произошел случай, то ли закономерный, то ли знаковый, но повернувший колесо истории: когда один из ораторов произносил перед манифестантами речь, появилась конная полиция. Полицейские намеревались разогнать демонстрантов, но никто со своих мест не двинулся. Один из полицейских прицелился в оратора, толпа закричала. В это время из снежного облака возник казак и сразил блюстителя порядка саблей. Толпа остолбенела от удивления.