Третья русская революция - Александр Мосякин

Между тем, несмотря на первые обнадеживающие прогнозы ЦРУ, напряжение в вашингтонском Белом доме не спадало. Основным источником информации из Москвы было телевидение. "Во вторник, 20-го, всю вторую половину дня и весь вечер, как и 21 августа, мы не отрываясь смотрели CNN , - вспоминает Гейтс. - Пойдет ли армия на штурм здания парламента? Мне казалось, что Ельцин повел себя геройски и остался один, как символ демократического лидера, лидера всех реформаторских сил в СССР".

"Ельцин повел себя по-геройски", - пишет бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс.

Так думал не только Гейтс. За мужество и героизм, проявленные при организации сопротивления путчу, на многотысячном митинге у Белого дома 22 августа мэр Москвы Гавриил Попов под бурные аплодисменты победителей предложил присвоить Борису Ельцину звание Героя Советского Союза. Кто-то предложил сделать его Героем России, кто-то - наградить Георгиевским крестом. Ельцин молча улыбался и своей скромностью зажигал толпу. Герой. Настоящий герой!

В дни августовского путча не было на планете ни одного серьезного телеканала, который бы не прокрутил кадры с Борисом Ельциным, выступающим перед толпами людей, которые вышли на улицу защищать демократические завоевания. Мир рукоплескал герою. Но что же в это время происходило на самом деле?

Вот что рассказал Руслан Хасбулатов - бывший глава Верховного Совета РСФСР, правая рука Ельцина - в те августовские дни, написавший главные документы сопротивления путчистам.

"Ночь с 20 на 21 августа была исключительно тревожной. Ко мне в кабинет прибежали Лужков и Попов из Моссовета и сказали, что этой ночью будет атака со стороны "Альфы". Были другие сведения. И вот часов в 11 ночи ворвался ко мне Коржаков и говорит: "Руслан Имранович! Президент приглашает". Я побежал за ним в президентский кабинет, который потом занимал. Прибежал, а в кабинете нет никого. Выскочил в комнату отдыха, а там лифт, и Коржаков ждет у лифта меня. Заскочили в лифт, и я говорю: "Саша, что такое, куда ты меня ведешь?!" Он отвечает: "Сейчас вам все объяснит Ельцин". Спустились, побежали по коридору, выходим. У гаража стоит большая машина ЗИЛ-110, а возле нее деловито расхаживает Ельцин. Я говорю: "Борис Николаевич! Что случилось?" Он отвечает: "С часу на час нас должны атаковать. Есть приказ об аресте Ельцина и Хасбулатова. Нам надо спасти себя. Мы договорились с американским посольством и должны туда прибыть". Я, не размышляя, сразу сказал: "Совершенно правильное решение, Борис Николаевич. Вы - президент, недавно избранный, вас надо оберегать, вас надо спасать. Но у меня здесь триста депутатов и полно других людей. Я не могу их оставить". И, повернулся, пошел к лифту и только услышал, когда дверь захлопнулась: "Руслан Имранович!" - кто-то сказал вослед. Мы эту тему с Ельциным больше не обсуждали. Но он, видимо, увидев такую мою реакцию, отказался от этого плана".

Итак, в критический момент путча "героический" Ельцин хотел повторить "подвиг" Александра Керенского семидесятилетней давности, драпанув с поля боя в иностранное посольство!

"Пережив реакционный переворот под домашним арестом на своей даче на Черном море, - пишет бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс, - Горбачев по возвращении в Москву подписал приговор своей политической судьбе. Мы в Белом доме с удивлением наблюдали за тем, как он игнорировал Ельцина и мужественное сопротивление вокруг здания парламента, без чего бы он уже не был президентом. А завершил он свое политическое самоубийство тем, что на пресс-конференции 22 августа заявил, что остается коммунистом, хотя и слагает с себя полномочия генерального секретаря

В самолете на пути из Фороса в Москву Горбачев сказал: "Я лечу в другую страну", - а сойдя с трапа, загадочно произнес: "Всей правды об этом никогда не узнают". И оказался прав. Об августовском путче снято множество фильмов, сделаны десятки телепередач, написаны сотни статей и книг. Однако загадка путча не раскрыта поныне, хотя ее знают и путчисты, и Ельцин, и, конечно же, Горбачев.

Горбачев знал, что творилось в стране, и искренне убеждал в этом Буша. Он был посвящен в тайны "золота партии" - грандиозные финансовые операции высшего советского руководства. Крупнейшей из них был "швейцарский трансферт" - продажа между декабрем 1990-го и июлем 1991 года западным банкирам 280 млрд. советских рублей за 12 млрд. долларов, осевших на тайных счетах за границей. В операции были замешаны премьер-министр СССР Валентин Павлов, министр финансов Владимир Орлов, глава Госбанка СССР Виктор Геращенко и другие "достойные лица". С западной стороны посредниками выступали британский медиамагнат Роберт Максвелл и теневой делец гражданин Швейцарии Курт Шмидт.

Операцию провернули в четыре приема. Три, как казалось ее участникам, прошли как по маслу. Но во время последнего визита Орлова в Швейцарию в июле 1991 года, помимо "пасших" визитера швейцарских спецслужб, его случайно увидел и узнал в отеле "Ахерегг" управляющий народным хозяйством кантона Люцерн Нидвальден Вернер Одерматт. На удивленный вопрос Одерматта о цели визита одетый туристом министр финансов СССР ответил: "Ищу кредиты под залог". Какие кредиты - министр уточнять не стал. Ничего не прояснил и атакованный журналистами Шмидт, который лишь сказал, что его гость провел в Швейцарии "принципиально важные выяснения". Эта история попала на страницы швейцарских газет, и после приезда в Москву Орлов подвергся допросу. Вот его фрагмент:

Вопрос : - Вы были в Швейцарии с частным визитом?

Ответ : - Это была командировка советского правительства.

Вопрос : - Почему же в обход принятых норм?

Ответ : - Чтобы обойтись без бюрократии и встретиться с людьми на неофициальном уровне. Например, с банкирами.

Вопрос : - Узнав о том, кто вы, швейцарские власти и наши дипломаты опешили. Ведь вы как министр финансов посвящены в государственные секреты и обязательно должны охраняться.

Ответ : - Даже если бы меня украли и пытали, я бы ничего не сказал.

Вопрос : - И все-таки, цель визита?

Ответ : - Горбачев мне лично доверяет, он сам меня пригласил на этот пост...

Итог "доверия" был таков. В момент отставки Николая Рыжкова с поста главы советского правительства в конце декабря 1990 года внешний долг СССР составлял 35 млрд. рублей (по официальному курсу - 19,5 млрд. долларов). А через девять месяцев он взлетел до 77 млрд. долларов! Судьба этих денег неизвестна поныне, хотя 8 апреля 1992-го Горбачев давал на сей счет показания в Генпрокуратуре России.

"Весной и летом 1991 года, - говорит кадровый офицер ЦРУ Фриц Эрмарт, - мы (ЦРУ и советники Буша. - А.М.) постоянно докладывали, что политическое напряжение в Москве растет, что когда-то все это взорвется и что вопрос о новом союзном договоре - это критическое испытание. Такие доклады мы направляли в Белый дом постоянно". Знал об этом и Горбачев. Но накануне подписания 20 августа нового союзного договора отправился на отдых в Форос, оставив столицу во власти людей, давно порывавшихся "навести порядок" в стране.

Знал Горбачев и о надвигавшемся путче. Горбачева предупреждали через третьих лиц симпатизировавшие ему сотрудники КГБ. Его не раз информировали Джордж Буш и Джек Мэтлок. Об угрозе переворота ему говорил академик Георгий Арбатов, умоляя снять со своих постов главу КГБ Крючкова, министра обороны Язова и министра внутренних дел Пуго. Но Горбачев не сделал этого, даже когда в апреле и июне 1991 года 11 человек из высшего руководства страны дважды пытались устроить дворцовый переворот на заседаниях ЦК и Верховного Совета СССР. Любой здравомыслящий политик на его месте избавился бы от этих людей. Но Горбачев не сделал этого, потому что был в курсе происходящего и спокойно воспринял все.

Из материалов следствия по "делу ГКЧП" явствует, что, когда семью Горбачевых посетила в Форосе делегация гэкачепистов (В.Варенников, О.Бакланов и др.), Раиса Горбачева с ними не поздоровалась, а вот Михаил Сергеевич на прощание пожал им руки. Зато после провала путча в Известиях появился опус первого помощника Горбачева Анатолия Черняева "Форос", где автор всячески выгораживал своего патрона. Леонид Кравчук, усомнившись в достоверности изложенных фактов, послал в Форос группу экспертов. Более того, он сам приехал в Форос и, все на месте проверив, сказал в адрес Горбачева: "Оноре де Бальзак!"

Такие факты можно множить и множить. Они говорят о том, что Горбачева и членов ГКЧП связывало нечто большее. Создается впечатление, что это была одна команда, еще 17 июня 1991 года делавшая одно дело, а 19 августа оказавшаяся по разные стороны баррикад. Так что случилось между этими датами и о чем эти люди молчат?