Люди Приземелья - Владимир Михайлов

Остров то скрывался в этом тумане, то выныривал. Он расталкивал мятущуюся воду крутыми боками конической, с усеченной вершиной, горы. Остров медленно приближался.

Волна подтолкнула к Кедрину доску. Он вцепился пальцами в ее края. Доска была очень кстати. Сзади наползал вал, мрачный как туча. Он был еще монолитен, молекулы его двигались в полном согласии, и тем страшнее казался вал снизу, из зыбкой водяной долины.

Кедрин медленно заполз на доску. Волна, притворяясь пологой и смирной, исподтишка подлезала под нее, словно невзначай поднимая Кедрина все выше. Остров рос на глазах. Тогда Кедрин, подобрав ноги, встал на четвереньки. Волна понесла его вперед, все убыстряя бег. Кедрин неторопливо распрямил колени, встал во весь рост. Он раскинул руки и полетел, балансируя на доске, помчался сквозь мириады клубящихся водинок, сквозь радужный блеск, сквозь свой торжествующий, никому не слышный крик. Земля!

Это была стоящая вещь – схватка один на один с природой. Кедрин громко смеялся. В следующий миг доска, неожиданно вильнув, вырвалась из-под ног, Кедрин снова очутился в воде.

Он сделал несколько судорожных движений и вынырнул, показавшись над морем почти по грудь. Но волна ударила его в лицо и заставила опять уйти на глубину.

Кедрин сильно отталкивал воду руками, стремясь забраться поглубже. Надо уметь плавать, иметь запас воздуха в легких – и никакое море нам не страшно. Тут-то уж мы обойдемся без автоматов, Глубже! Глубже! Еще!..

В темной воде под ним вспыхнул тусклый красный огонь. Он прерывисто мигал. Потом Кедрин услышал голос. «Глубже не ныряйте, – заботливо сказал кто-то невидимый. – Поднимайтесь. Вам может не хватить воздуха». Кедрин перестал грести, и вода подтолкнула его вверх.

Внезапно он насторожился. Слева и чуть ниже промелькнуло темное тело. Акула? Кедрин невольно усмехнулся и почувствовал на языке соль. Какие уж тут акулы! Это автомат-спасатель пристроился за ним, как только Кедрин достиг запретной глубины. Теперь он не отстанет до самого мелководья.

Это почему-то не понравилось Кедрину. Он попробовал перехитрить автомат, резко меняя направление. Акула из пластика и металла не оставляла преследования, все время держась метрах в трех позади. Порывистые движения истощили запас воздуха в легких, и Кедрину пришлось устремиться вверх и пробить головой плоскость, отделяющую море от мира солнца и ветра.

Он пробыл под водой не больше минуты. И все же Служба Жизни успела предпринять все необходимое на случай, если Кедрин будет нуждаться в помощи. Искатель спасательной станции был уже направлен на него и едва заметно поворачивался, провожая Кедрина, пока он приближался к берегу. Кедрин покачал головой; он не мог понять: хотелось ему, чтобы его провожали, или нет.

Последняя волна отхлынула, оставив Кедрина на песке. Он лежал ничком, потом перевернулся на спину. В вышине быстро проплывали облака. Воздух был свеж и прозрачен.

Так все-таки: хорошо это было, или нет? Интересно, нырнул бы он с такой же уверенностью, не знай он, что за ним следят, что кто-то непрестанно заботится о его здоровье и жизни? Эти воды кишмя кишат предупреждающими и спасательными автоматами. Машины приучены лишь не попадаться людям на глаза, пока в этом нет необходимости. Служба Жизни постоянно начеку, крупнейшая служба человечества. Наверное, это хорошо.

Но, значит, это всего лишь иллюзия – думать, что ты вступаешь в единоборство с природой. На самом деле тебя ведут на поводке, как ребенка. И стоит тебе шагнуть в сторону, как сразу же следует оклик. Не шали, мальчик! Но не потому ли и стремятся люди туда, где никто не был? С другой стороны, остаться одному, без опеки надежных защитников – машин… Меркулин прав: это ушло. Здесь есть автоматы – но есть и море, плавать в котором чудесно.

Кедрин сел. К берегу приближался еще один вал. Пришлось подняться. Он нашел свою куртку, набросил на плечи. К кармашку был прицеплен маленький значок, тот самый, найденный под рефлектором «Джордано». Кедрин носил его с собой, чтобы многочисленные люди и пейзажи не заставили его забыть о причине этого неожиданного путешествия. Кроме того, значок был красив. И сейчас Кедрин с удовольствием посмотрел на его гладкую поверхность, на которой голубой кружок был охвачен множеством совсем маленьких красных точек.

Потом Кедрин перевел взгляд на океан.

Волны все так же катились, подгоняемые молодым ветром. Они изламывались, падали и снова вздымались. На досках, на аквапланах и лыжах, на размашистых катамаранах, в прозрачных шарах, на вогнутых платформах, на узких лодках с яркими, развевающимися, хлопающими и надувающимися парусами – на всем, что могло держаться на воде и взлетать на гребень волны, от берега и к берегу мчались, стремились неслышно кричащие, ликующие люди. Они выносились на песок и, отдышавшись, снова устремлялись в океан.

Кедрин глядел и улыбался. Потом неторопливо пошел по берегу.

Нет, это все-таки очень хорошо, что Служба Жизни внимательна. Разве в ином случае люди могли бы так безмятежно веселиться над бездной? Наверное, нет. И страшно подумать, что получится, если Служба Жизни однажды прекратит работу.

«Не прекратит, – подумал Кедрин. – С чего бы?»

Но раз кто-то не только не отказывается от риска, но заранее примиряется с возможностью очутиться в таком месте, на которое деятельность Службы Жизни не распространяется?..

Да полно, есть ли такие места?

Кедрин попытался – не вспомнить, нет, а хотя бы теоретически представить себе, есть ли такие места. Но и теория не помогла ему. Нет, Служба Жизни – это механизм настолько совершенный, так хорошо оснащенный, так точно работающий, что таких мест нет ни на земле, ни на воде, ни под ними, ни в воздухе, ни за ним. Нигде, ни в одном месте, в котором может оказаться человек.

Даже в космосе, куда уходят корабли. Меркулин любит повторять, что машины способны охранять нас от всех мыслимых бедствий.

Это очень мудро устроено. Техника – наше создание. Ты ее проектируешь и рассчитываешь. В конечном итоге – сам охраняешь себя.

Это звучало убедительно. Кедрин усмехнулся и зашагал чуть вразвалку. Примерно так, как, по его мнению, должен был шагать всемогущий человек.

Вот так. И хватит думать об этом.

Команда была внушительной, ее следовало выполнить без прекословия. Кедрин так и сделал; и какая-то юркая мыслишка, попытавшаяся получить слово, была с негодованием изгнана. Она успела лишь пискнуть что-то вроде: «Не знать или победить…» Конец мысли так и не прозвучал.

А в следующую секунду Кедрин забыл обо всем на свете… Женщина обогнала его. Она прошла мимо не оглядываясь, быстрым, упругим шагом и теперь уходила все дальше. Кедрин глядел ей вслед. Воздуха не хватило, он стал дышать ртом, и в груди стало горячо.

Она уже уходила вот так когда-то. Сколько лет тому назад? А что значит – сколько лет? Пустые слова. Если тебе двадцать пять, и с тех пор прошло пять лет – значит, миновало очень много времени. Пятая часть жизни.

Она уходила вот так же, не оглядываясь, и уносила с собой и эти пять лет, и еще неизвестно сколько. А он и тогда стоял и не мог догнать ее.

Хотя это сейчас – не мог. Тогда – не хотел.

Он не хотел, потому что Ирэн была не права. А можно ли жертвовать своей правотой, хотя бы и ради чего-то очень большого?

Нельзя. А прав был он.

Что говорила она? Что-то она такое сказала… Да! Что Меркулин – страус. Вот. Страус, зарывший голову в песок.

Меркулин не страус. Он был и всегда останется большим ученым. Учителем многих и многих. И человеком. Уже одно такое сочетание дает право не выслушивать грубостей.

Правда, Меркулин их не слышал. Это было сказано Кедрину. Но тем обиднее: неужели она думает, что он, Кедрин, не уважает Учителя?

Она тогда говорила что-то похожее на: он воспитывает вас не только творцами машин, но и их жрецами. Вы горды; за спинами автоматов вы не знаете страха. А ведь у машин есть предел прочности, только у человека его нет. Нельзя не знать страха. Надо знать – и уметь одержать над ним победу.

«О чем-то таком я только что собирался подумать, – вспомнил Кедрин. – Собирался, но не позволил себе».

А она сказала это еще тогда.

Ну что же, сказала. Разве из-за этого?..

Да. Об этом они говорили часто. Сначала – днем. Потом дней стало не хватать. Они говорили ночами.

Кедрин мотнул головой.

А потом она ушла. Из института. От тебя. Вообще.

А ты не искал. Ты был обижен. А кроме того, в двадцать лет кажется, что впереди еще много других Ирэн.

Может быть, у кого-нибудь и получается так.

Ты тосковал? Да, наверно, это и была тоска. Но ты утешал себя. А кроме того…

Ну да, ты просто надеялся, что она поймет – и вернется. Придет и скажет: я была не права. Он знал: если она убедится в этом – придет и скажет. Ведь и он сделал бы то же самое.

А она?

Она только что прошла мимо – и не оглянулась.

И вдруг что-то толкнуло Кедрина: она не оглянулась! Да она просто не узнала тебя! Ведь кто знает, смотрят ли женщины на нас со спины так же внимательно, как мы на них?