Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами - Стефан Кларк

— Что? — На этот раз французская составляющая нашей сборной оказалась в замешательстве.

— Это из наших учебников, — объяснил я. — Теперь я вас понял. — С этими словами мое лицо озарила улыбка первооткрывателя. Присутствующие закивали в ответ. Недопонимание рассеялось, проблема разрешилась! — Но это не меняет главного: название ужасно. — Я счел нужным сообщить об этом для их же блага. Ради успеха проекта.

— О!

— Ты твердо уверен, что нужно выбрать «Время чаепития»? — Энтузиазма в голосе Жан-Мари не было. — В нем не хватает какой-то яркости, что ли…

— Да нет же, нет. Это всего лишь рабочее название. Думаю, нам стоит определиться с конкретным брендом, только проанализировав рынок. Хорошо, если вам не нравится «Время чаепития», как насчет «Чай на двоих»?

— Ну нет, — возразила Стефани. — Эт тоже звучит слишком скучно. Нужно что-т забавнуе. Как Биер… нарр сказал, что-т с анлийский юмэр.

— И… эээ… что, если мы назвем «Чайное кафе»? — предложил Марк.

— «Чайное кафе»? — Я снова пребывал в замешательстве.

— Ага. «Чайное кафе», — подтвердил он.

Стефани согласно закивала головой. «Отличная идея», — выражал ее взгляд.

— «Чайное кафе»? Но в этом опять же нет ничего английского.

— Да, — категорично заявила Стефани. — У вас ведь полно имьен с апострофом. Бар Гарри, статуя Свободы. Ведь все это пишится с апостроф.

— «Бруклинский мост», — вновь отозвался Марк.

— «Трафальгарская площадь», — вставил Бернар.

— Н-е-е-е-т…

— «Роллс-ройс», — пришел Бернару на ум удачный вариант.

— Нет!

«Где они понабрались этого ужаса?!»

— Во Франции подобные названия считаются типично английскими. — Жан-Мари снова выступал в роли переводчика. — На Елисейских Полях есть американское кафе под названием «Бутербродное кафе».

— Именно так, — подтвердила Стефани, тыча пальцем в стол.

— О’кей, оно может так называться, я не спорю. Но английским тут и не пахнет, — настойчиво продолжал я. — Это все равно что вы назвали бы место для лагеря un camping,[14] а место для парковки un parking.[15] Вы можете считать, что это звучит по-английски отлично, но это не так.

— О! — Стефани с мольбой в глазах посмотрела на Жан-Мари. Как-никак, а он судья. «Что это было? Нападки на французский язык? Желтая карточка, не меньше!»

— Каждой стране свойственно брать что-то из культуры другой, — начал Жан-Мари. — Когда я был в Англии, то заметил, в меню всех ресторанов присутствовало клубничное крем-брюле. Но крем-брюле — это крем-брюле. Почему бы не изобрести клубничный багет? Или клубничный камамбер?

Французы одобрительно закивали в ответ на строгое, но справедливое возмездие со стороны своего шефа.

— Да, это все равно чт вы, англейчане, льете опильсиновый сойк в шампайнское, — присоединилась Стефани. — Merde![16] — выругалась она на французском.

Остальные в знак солидарности сморщили носы при упоминании такого надругательства над их святыней.

— А вы добавляете черносмородиновый ликер в шампанское, чтобы получить кир-рояль.

Я прочитал это в путеводителе, но тут же пожалел о сказанном: французы злобно зыркнули в ответ на проявление моего английского остроумия вкупе со всезнайством.

Жан-Мари поспешил смягчить возникшее напряжение:

— Необходимо провести анализ рынка. Выяснить реакцию и восприятие предложенных сегодня названий и иных вариантов. А потом составить список предложений.

— Точно. — Я согласно закивал, как кивает пластиковая овчарка на панели автомобиля. Блестящая мысль французского дипломата — за нее надо ухватиться!

— Тогда, может, Бернар возьмется за это? — предложил Жан-Мари.

Бернар улыбнулся. Кто бы сомневался — именно такой человек, как он, справится с работой на «отлично»! Судя по загоревшемуся в глазах Бернара огоньку, я мог точно сказать: этот малый преисполнен уверенности в том, что сможет убедить исследователей общественного мнения в гениальности собственных идей.

— Ну и отлично, мудрое решение! — резюмировал Жан-Мари. — Встреча прошла в истинно английском духе! Я имею в виду, что мы сразу приняли какое-то решение!

Решение?! Мы не смогли договориться и готовы заплатить неведомым консультантам со стороны, которых с легкостью подкупит парень с бредовыми идеями в голове из нашей же компании! Мне все это не казалось таким уж мудрым. Но это была первая встреча с французскими коллегами и первые переговоры. Мне многому предстояло научиться.

За пределами офиса мои попытки интегрироваться во французское общество также не вселяли оптимизма.

Жан-Мари оплачивал мое проживание в отеле, располагавшемся в километре западнее Триумфальной арки, что на самом деле с трудом можно было назвать Парижем. Отель находился как раз за восьмиполосной магистралью, носящей романтическое название — авеню Великой Армии. По ней из Парижа можно попасть прямо к небоскребам делового центра под названием Ла Дефанс.

Отель оказался неприметным современным зданием из бетона, цветом напоминающего снег, на который успела помочиться собачка. Отделка моего номера была выполнена точно в такой же цветовой гамме. Подразумевалось, что номер двухместный, но я видел единственный способ для пары уместиться на клочке предоставляемой им площади — заняться любовью стоя. Возможно, это был хороший вариант, но действия подобного характера за время моего пребывания там случались не часто.

Как бы то ни было, а район под названием Нейи считался фешенебельным. Правильно было бы произносить как «Ней-и», а не «Нью-ли», как в общем-то я и называл его все время, пока жил там. Ничего примечательного там не было, разве что две-три торговые улицы с кучей мелких магазинчиков, которых уже не сыскать во всей Великобритании. Рыбные магазины, сырные лавки, ларьки, торгующие шоколадом, прилавки с сырым и уже приготовленным мясом, лотки с кониной и даже отдельная палатка, торгующая исключительно жареными цыплятами.

И вот однажды, когда батарейки в моей мини-хай-фай системе в очередной раз впали в кому, я решил отправиться в местную мастерскую за сетевым адаптером.

Была суббота, я вышел из дому и наконец-то отыскал витрину небольшого магазинчика, заваленную всяческими радиоштучками, вспышками и другими электрическими вещицами.

Зайдя внутрь, я обнаружил длиннющий стеклянный прилавок с бесчисленными отпечатками пальцев на нем. Всюду навешанные полки, забитые чем попало, начиная с крошечных батареек до пылесосов и кухонных комбайнов. Среди всех этих ящиков и отсеков я отыскал глазами средних лет мужчину в серой нейлоновой куртке, с таким же серым, бесцветным лицом. Ни дать ни взять, парижский кузен семейки Адамс.[17]