Красная тетрадь - Екатерина Мурашова

– Я закончила акушерские курсы. Работала в больнице, в Екатеринбурге. Я не боюсь крови и всего такого. Я с детства помогала матери в амбулатории. Моя мать держала амбулаторию для бедных. Я изучаю медицину киргизов, остяков и других таежных народов. Мне кажется, европейская медицина недооценивает возможности фитотерапии. Я хотела бы посетить Монголию и Китай. Там древние медицинские традиции…

Может быть, она говорила не столько для него, сколько для себя. Он понял это, так же как и то, что ей никогда не доводилось доставать пулю из плоти живого человека. В сущности, все это уже было ему безразлично, но он слушал и не перебивал ее, давая ей выговориться и получить облегчение. Ей тоже страшно, а ведь она женщина, берет на себя ответственность и еще так молода…

– Надя, у вас есть какая-нибудь трава, вызывающая одурманивание? – спросил он, когда она замолчала. – Я слышал, бывают такие…

– Да, я уже заварила. На всякий случай. Чтобы не терять времени. Болиголов и еще два корешка. Действует слабее, чем опий, но все же…

– Хорошо. Что я должен делать?

– Ничего. Когда я все приготовлю, надо будет залезть на стол и… Постарайтесь поменьше дергаться и не отталкивать меня. Я привяжу вас к столу ремнями, но все равно… Мне вас не удержать… Можете ругать меня, как угодно. Любыми словами. Это мне совершенно не помешает.

– Понятно, – процедил он сквозь зубы. Об этой стороне дела он просто не подумал. – Я постараюсь. Но болиголова в таком случае не надо. Если я буду не в себе, то…

– Но болевой шок… – начала она.

«Это именно то, что надо!» – подумал он, улыбнулся и сказал вслух:

– Я попытаюсь справиться. Революционер должен уметь терпеть боль.

К его удивлению, она согласно и совершенно серьезно кивнула, принимая аргумент.

«Дура? – подумал он. – Да нет, вроде, не похоже. Тогда – что? Жаль, так и не узнаю…»

– Хорошо, – сказала она. – А теперь выпейте вот это и лежите по возможности тихо. Не отвлекайте меня, чтобы я чего-нибудь не забыла. Мне надо все предусмотреть, потому что потом, по ходу дела некому будет… Да, перед началом всего вам надо будет пописать. Хорошо было бы сделать клизму, но я не представляю, как… Ладно. Подумаю. Сейчас я дам вам посудину, она, кажется, подойдет, чтобы по-маленькому. Если не сумеете сами, скажите, не стесняйтесь, я помогу…

Измайлов кивнул, зажмурился и три раза повторил про себя: «Скоро все кончится! Вообще все!»

По убеждениям он был атеистом и не верил в потустороннюю жизнь, хотя и носил по привычке крестик, оставшийся от умершей матери, но если он и ошибается, то все равно… Все, что он когда-либо слышал или читал, говорило за то, что даже в аду не предусмотрено клизм и прочей им подобной пакости…

Когда пришла пора ложиться на стол, он был унижен изобретательной Надей всеми возможными способами, его мужское и человеческое достоинство окончательно погибло, а на его место внезапно пришло какое-то полностью отрешенное спокойствие, каковое, наверное, и свойственно умирающим. Все вдруг показалось неважным и почти смешным. Прежде, чем подставить руки под жесткие сыромятные ремни, он даже сумел поднести к губам ее маленькую, но сильную и шершавую как у крестьянки кисть. Она ощутимо сопротивлялась, а он был слаб, поэтому поцелуй пришелся куда-то выше запястья.

– Спасибо вам, Надя, за попытку. И давайте на всякий случай попрощаемся.

– Не мелите ерунды! – отрезала она и грубо выдернула свою руку из его пальцев.

Он успел заметить узенькое обручальное кольцо на безымянном пальце и уже в который раз удивился ей. Она замужем? И что же это за муж, который позволяет жене разгуливать в одиночку по тайге? Самоед-охотник? Но как же так вышло, ведь она училась и работала в Екатеринбурге?… И этого я уже не узнаю, – с непонятным ему самому смирением подумал он.

– И вы, и я должны думать, что все будет хорошо. Это – часть лечения, – чуть мягче заметила Надежда Левонтьевна. – Повернитесь чуть-чуть набок, так мне будет легче достать. И сдвиньте лодыжки. Вот так, отлично… И не бойтесь, пожалуйста…

«Я сама боюсь!» – мысленно продолжил он и едва удержался от смеха. Она взглянула на него с удивлением, расширившимися темными глазами, и сунула ему в губы небольшую, гладко обточенную чурочку. Он покорно вцепился в деревяшку зубами, решившись ни в чем более не противиться ей.

В процессе операции он не терял сознания ни на минуту, хотя не раз, позабыв о приобретенном в мятежной юности атеизме, готов был по-детски молиться Богу о мгновении милосердного забытья.

Когда все кончилось, Надя выполоскала тряпку в холодной воде, обтерла ему лицо, шею и грудь, а потом вдруг разом куда-то исчезла. Он глядел в черный, бревенчатый потолок, чувствовал невероятное облегчение от прекращения жуткой, терзающей боли и ждал какой-нибудь звук, который позволит определить происходящее: стук закрывающейся двери (пошла подышать свежим воздухом); плеск воды (моет испачканные в его крови руки); скрип лежанки и шуршание шкур на ней (прилегла отдохнуть). Ничего не происходило. Он осторожно повернул голову набок и сразу же увидел ее: она сидела на полу прямо у стола, раскинув в стороны ноги и опираясь на руки. Ее короткие густые волосы занавешивали лицо. На мгновение ему показалось, что она уснула в этой диковинной позе, в которой любят проводить время только что научившиеся сидеть младенцы.

– Надя! – тихо и осторожно позвал он. – Надя, что с вами?

Она медленно подняла лицо и ее очи, с дико расширившимися зрачками, встретились с его взглядом. Он привычно растянул губы в улыбке и, старательно вспомнив, как это делается, подмигнул ей правым глазом.

Тогда она последовательно проделала следующее: зарыдала, вскочила, прижалась мокрым лицом к его голой груди, поцеловала его в губы и глаза, бросилась к лежанке и прямо на столе накрыла его до подбородка одеялом, высморкалась в испачканную его кровью тряпку, попыталась напиться из ковша, но из-за дрожи в руке пролила всю воду себе на грудь. Все это время он старательно удерживал улыбку.

Наконец, она слегка пришла в себя и улыбнулась в ответ дрожащей, робкой, не похожей на нее улыбкой. Потом разжала кулак, который все это время держала сжатым и показала ему маленький, сплющенный металлический кусочек.

– Вы – молодец! – прошептал он. – Я и не думал…

– Вы тоже молодец! – горячо сказала она. – Если бы вы не помогали мне, я бы не сумела…

Что именно она не сумела бы сделать, он уже не услышал, так как заснул.

Глава 2

В которой егорьевцы охотятся, а Дмитрий Михайлович Опалинский встречается с незнакомцем