Хруп Узбоевич - Александр Ященко

Стоявшие вокруг с очевидным любопытством люди вдруг как-то особенно всполошились, закричали, замахали руками и сразу бросились в ту сторону, где, превратившись вся в зрение и слух, сидела я.

Произошло что-то невероятное… Кошка как-то сразу съежилась, повернулась и стрелой метнулась в чулан, перемахнув скоком через меня. Этот момент был ужасен, и, как теперь помню, в мыслях моих все как-то сразу перепуталось. Где-то в груди екнуло. Я мгновенно припомнила целый ряд смертей крыс в когтях у кошек, в капканах, от отрав и тут же как-то сразу приготовилась проститься навсегда с прошлой жизнью, показавшейся мне на мгновенье чудной и незаменимой. Но это был только момент, пропавший в то же самое мгновение, когда поломанный хвост страшной кошки исчез в темноте чулана. За этим моментом последовал ряд других, но уже быстро, как молния, обдуманных. Я присела и, помня нашу крысиную уловку, быстро метнулась к стене, вдоль которой помчалась, сколько во мне было сил. Я сделала это из чувства безотчетного самосохранения, но это оказалось необходимым, так как вслед за мной бросились все. Впереди неслась собака, оказавшаяся на этот раз таким же врагом крыс, как и кошка.

Встречая на пути своем разные препятствия, я быстро шмыгала вдоль всевозможных длинных и коротких стен, шедших какими-то удивительными зигзагами, встретила неожиданно целую гору из полок, скоком помчалась по ним и преследуемая опасным врагом мчалась все вперед и вперед. Если бы не зигзаги моего пути, то враг мой меня давно бы настиг. Я это сразу заметила и благодарила судьбу, пославшую мне такой извилистый путь. Но все же спасение было сомнительно и тем более потому, что враг у меня оказался не один. Откуда-то полетели какие-то предметы, попадавшие довольно метко в те места, которые я только что покидала в своем безостановочном беге. Мне приходилось бежать, увертываться и мгновенно решать труднейшие вопросы быстрого спасения. Шум и гам стояли невообразимые. Еще несколько минут такого ужасного бегства, и — я была уверена — наступит мой конец. Мысли мои, всегда столь быстрые и точные, начали путаться…

Но эти ужасные минуты были преддверием к моей счастливейшей жизни, и я благодарю судьбу, пославшую мне такое испытанье.

Вдруг пред моим уже мутневшим взором блеснул яркий свет: стена, вдоль которой я мчалась, отошла. Раздался ужасный крик… Кто-то грохнулся, перегородив мне дорогу. Я вскочила на это неожиданное препятствие… чуть не запуталась в складках каких-то тряпок… перелетела через них… метнулась через открывшееся передо мной чистое пространство пола и мгновенно юркнула за большой круглый столб в самом углу комнаты. О, счастье! Стена и поверхность столба — то была печь, суженная в углу, — лишали возможности добраться до угла не только мчавшейся за мной собаке, но даже и кошке, если бы она была среди моих преследователей.

Но велика и несказуема была моя радость, когда в углу, который и без того казался мне спасительным, я нашла чудный ход под пол и даже со следами чьих-то острых зубов! Ход был довольно тесен для моего грузного тела, но все же вполне удовлетворительный, и я через несколько секунд могла не только спокойно остановить свой стремительный бег, но даже заняться делом, свойственным только одним безмятежным минутам жизни крыс, — умываньем, так как попала в чудный уголок для жизни такой одинокой мечтательницы, как я. Я даже удивилась такому быстрому переходу от сильного страха к полному спокойствию, но такова была, может быть, особенность моей натуры, отличавшей меня от моих других сотоварок.

Не прошло и часу, как вдоволь надумавшись о только что происшедшем, я приступила к осмотру моих новых владений. Своего угла под кладовой я не только не жалела, но как-то сразу решила не искать к нему обратного пути. Да это было и опасно даже для такой рассудительной крысы, каковой выросла я. Подполье, в которое я попала, было по высоте таким же, как первое, только в нем было несколько чище, так как оно, очевидно, не было населено такой огромной колонией, какая жила в родном мне подполье. При тщательном осмотре я не нашла в нем и признаков жизни крыс, хотя какие-то существа, видимо, в нем жили и притом почти той же породы, как и мы. Как и в наше, в это подполье было натаскано много провианта в виде сухарей, замасленных тряпочек, косточек; всюду лежали нагрызанные щепочки и опилки; отовсюду шел запах крысиной породы, но гораздо нежнее, чем в нашем подполье.

Немного пришлось мне подумать, чтобы догадаться, что я попала во владения зверьков, для которых мы были, может быть, еще более опасными врагами, чем кошки для нас. Это было обиталище тех мышей, которые изредка попадали в наше подполье, преследуемые нашими общими врагами — кошками или притащенные нашими крысами-охотницами. В ближайшую ночь я воочию убедилась в присутствии мышей, заметив несколько смутных теней, прошмыгнувших вдоль стен и по углам подполья. Я выросла среди обилия пищи и, к радости своей, сумела воспитать в себе не свойственную свободным крысам незлобивость, поэтому я была бы даже довольна, если бы настоящие владетели нового подполья вернулись к своим гнездовьям и помирились со своим новым родственным им по крови сожителем. Но эти крошечные созданья, очевидно среди своих положительных качеств, не обладали для того достаточной смелостью, и мое присутствие в подполье навсегда изгнало их из их исконного обиталища. По крайней мере, они не вели себя больше хозяевами, и те, с которыми случайно приходилось встречаться, быстро улепетывали от меня в узкие щелки, вполне недоступные мне.

Куда они скрылись, — я не знаю, да особенно и не старалась узнать. Я догадывалась, что столь обширное строение, по которому я пропутешествовала таким неожиданным образом, заключало в себе не одно подполье, способное вместить целые сотни семейств этих крошечных творений близкой нам породы.

Разобравшись в своем новом жилище, я принялась устраиваться в нем поудобнее. Я устроила себе уютный уголок для мечтаний и отдыха, сгрудила в кучу довольно значительные запасы провианта, натасканные прежними владельцами. Присмотрела я удобные места для подтачивания моих резцов, для чего наметила, между прочим, обломки кирпичей, причем с удовольствием отметила отсутствие даже признаков битого стекла. Наконец, я решила на случай подправить для свободного прохода ту дыру, которую прогрызли мыши и в которую я спаслась во время своего бегства. Этим проходом я решила пользоваться для своих прогулок для наблюдения за жизнью моих надпольных соседей, которых в то время я еще считала своими врагами.

Не могу передать здесь того чувства полного удовлетворения, которое понемногу закралось в мою крысиную душу, когда я окончательно убедилась через несколько дней, что новое жилище мое было гораздо милее и уютнее прежнего, где я вела так сказать общественный образ жизни. Хотя запас пищи для продолжительного обитания и не мог назваться обильным, но все же он был и не мал, а излишек на случай я рассчитывала добыть себе впоследствии, когда, пуская в ход свою сообразительность, достаточно изучу окрестности, полагая, что и они не лишены чего-либо вроде нашей огромной кладовой. Ниже будет видно, что хоть все совершилось и не так, как я думала, но все же я не ошиблась в предположении не терпеть недостатка.

III

Мои новые соседи. — Мыльные пузыри. — Отравленный кусок. — Смерть врагу. — Разочарование. — Приятные дары. — Злодейский умысел. — В плену.

В следующую же ночь я сделала первую попытку пробраться наверх и понаблюдать за двуногими обитателями, но произвела пока только очень беглый осмотр. Ближе познакомилась я со всеми окрестностями только по прошествии нескольких дней.

Угол за печкой оказался принадлежавшим большой и светлой комнате с новой диковинной для меня обстановкой. Описывая теперь, я могу все называть настоящими названиями. Это было просторное помещение, в котором жили дети хозяина всего того здания, по которому я так неожиданно пропутешествовала. Моими сожительницами были две девочки. Эти девочки мне почему-то с самого начала не казались страшными, и я более боялась жившей вместе с ними взрослой женщины, обращавшейся с девочками так, как будто она была им мать. Только это была не мать, как я убедилась позже. Такую женщину люди зовут няней.

Мое впечатление о характере этого существа было неблагоприятное. Я считала ее за сердитое создание, по крайней мере, по отношению ко мне. Насколько мило относились к моему присутствию впоследствии сами девочки, настолько недружелюбно встречала, завидев меня, их няня, которая, к моему удивлению, в то же время, видимо, даже боялась меня. Признаться, мне последнее было уже совсем непонятно. Подумайте сами: мог ли быть смысл в том, что люди, истребители крыс, одновременно преследовали бы нас и боялись нашего преследования?