«Если», 1997 № 09 - Рэй Брэдбери

Короче, ни одна из разумных его причин, указываемых психологами, сама по себе вызвать его неспособна — нужно что-то еще. И ученые давно нашли это самое «что-то», назвав его иррациональным субъективным моментом. Речь о реакции отторжения, неведомо отчего возникающей и делающей невозможным мирное разрешение обострившихся противоречий.

Иначе говоря, опять-таки о ненависти, чья слабая степень — неприязнь, антипатия. Она и есть необходимая приправа к «материальной» и «рациональной» базе конфликта. Если один из спорящих в пылу спора принимается визгливо орать, второго это может буквально взбесить, и диспут, даже если в нем уже наметился «судьбоносный консенсус», перейдет в драку. Если бедный жирен, коммуникабелен и хамоват, а богатый худощав, индивидуалистичен, склонен к снобизму и претендует на интеллигентность, и оба при этом обделены воспитанием, то конфликт почти неминуем, причем агрессия может исходить от неподходящего с точки зрения социологии лица — от богатого. Если внешность и походка Человека-С-Достоинствами неприятны Человеку-С-Недостатками, последнему, весьма вероятно, начнет казаться, что первый ему своими достоинствами нарочно глаза колет («душевная рана»). Наконец, иррациональная неприязнь к Иксу может застлать глаза Игреку, и тот будет упорствовать в ошибочной оценке Иксовых мотивов, жизненного кредо и прочее.

В чисто «отношенческом» конфликте иррациональная субъективная причина, по сути, единственная, вот почему его гораздо труднее избежать, нежели, например, когнитивного.

Теперь пора вернуться к трем изложенным выше концепциям ненависти как феномена. Что же она такое? Аффективно-когнитивная ориентация? Возражаем Изарду: необходимый «набор знаний» о ненавистной персоне часто свидетельствует в ее пользу («в каждом человеке есть что-то хорошее»). А конфликт все равно разражается! Или ненависть есть гнев, порожденный разрушением, плюс удивление, порожденное исследованием, как полагает Плутчик? Но в эпизодах с разъяснившейся ошибкой оценки позыв к разрушению как будто должен исчезнуть. А ненависть остается!

Чтобы последние утверждения не оставались голословными, приведу пример из истории: Франклин и Бомарше. Оба — великие политики, дельцы, писатели, мыслители, соавторы независимости Америки. Казалось бы, участие в эпохальном предприятии должно было сделать их соратниками, а верность одним и тем же мировоззренческим принципам (Монтескье, Руссо, Дидро, Вольтер) — единомышленниками, если не друзьями. На деле же… Бомарше искал расположения Франклина, старался заслужить его симпатию, а тот его на дух не переносил. Более того: поначалу у Франклина сложилось превратное представление о роли Бомарше в организации тайного снабжения американской повстанческой армии оружием и провиантом («ошибка оценки»); когда же факты рассеяли франклинское заблуждение, а кроме того, тот поближе познакомился с Бомарше и убедился, что без него Америке не обойтись, антипатия только усилилась!

Был ли между ними конфликт? Да — ибо Франклин, руководимый безудержной и неодолимой ненавистью, совершил ряд необдуманных действий, ущемляющих права Бомарше и вредящих освобождению Америки. При этом Франклин отлично понимал, что с Бомарше надо поддерживать добрые отношения, и убеждал себя «исправиться» — не помогло…

Что же в авторе «Фигаро» оказалось неприемлемым для изобретателя громоотвода?

Историкам ответ известен. Немногословному, мудрому, степенному Франклину, убежденному в глубоком смысле неспешного движения мировой истории и нецелесообразности ее подстегивания какими-то мелкими интригами, претили развязность Бомарше, его ораторский пыл, сочетавшийся с поверхностностью мысли, стремление и умение быть в центре внимания в любой компании, ловкость и способность пролезать в игольное ушко для достижения цели. Иными словами, Франклин ненавидел Бомарше именно за те его качества, что способствовали успеху франклинской же политической игры! Но, даже понимая это, он не смог заставить себя относиться к своему союзнику хоть немного терпимее.

С такой изначальной антипатией, которая порождает конфликты буквально на пустом месте, мы сталкиваемся повседневно — и, не умея понять ее, объявляем иррациональной. Между тем есть научное (или потенциально научное?) понятие, знакомое сегодня каждому: биологическая несовместимость. Природа ее не разгадана, но с учетом имеющихся знаний, психиатрической, психотерапевтической и экстрасенсорной практики ее можно представить результатом взаимодействия человеческих биополей, чьи биофизические характеристики резко различаются. Вроде бы подобная гипотеза не противоречит фактам.

А раз так, ближе всех к истине оказывается Фрейд. Если ненависть действительно вызывается воздействием чуждого (не путать с чужим!) биополя, остается считать ее чем-то первичным, элементарным, далее неделимым.

Но такое допущение, более или менее удовлетворительно разрешив один вопрос, немедленно вызывает новый: коль скоро ненависть биофизически нормальна при определенных условиях, может, она еще и адаптивную роль играет? Иногда ее называют защитной реакцией. Словосочетание, безусловно, привлекает своей наукообразностью, но существо дела объясняет, по-моему, не лучше, чем фраза «такова природа вещей». Казалось бы, какая там защита, если всякий знает, что отрицательные эмоции укорачивают жизнь! С другой стороны, если бы ненависть была однозначно вредна, естественный отбор еще в доисторическую эпоху выбраковал бы особей, способных на подобное чувство…

Вновь обратимся к Фрейду, а именно к его работе «Массовая психология и анализ человеческого Я». Здесь нет возможности подробно комментировать ее и приводить обширные цитаты. Коротко: Фрейд считает массой любое множество людей, состоящее более чем из одного элемента, и выводит ее подчинение вождю из пресловутого либидо (первичного сексуального позыва), накрепко увязывая его с внушением и подражанием: члены массы психологически «отдаются» личности вождя, теряя себя.

Нетрудно экстраполировать сказанное и на массу, состоящую из двух людей, независимо от того, какие конкретно отношения их объединяют (по Фрейду, все они «либидиозны»). Конечно, нельзя примитивно сводить дело к полному поглощению одного эго другим — существует степень потери себя, ничтожная при равноправном общении и увеличивающаяся при реальном или мнимом превосходстве одного над другим.

Тогда адаптивное значение ненависти и конфликта — дать человеку возможность вновь обрести себя, восстановить свою индивидуальность. Следовательно, ненависть развивается и конфликт возникает лишь тогда, когда одна личность достаточно сильно ущемлена другой.