Ливень - Олег Денисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, ну спасибо вам, – слегка волнуясь, произнесла Таня. – У меня никогда раньше не было собаки, я и не знаю толком, что с ней делать.
– Девочку вон какую хорошую вырастила, а с пёсиком тем более справишься. Это не сложнее и почти то же самое – всего лишь посади на цепь и не забывай кормить.
– Говорят, чтобы собака пришлась ко двору, надо что-нибудь за неё дать. Вот, возьми пятачок.
– Пушок, Пушок! – напевала Регина.
«Ну вот, – радостно думала Таня, глядя на притихшее в корзине существо, – теперь и у меня будет настоящая собака, как у всех. И даже лучше. Вон он какой симпатичный, пушистый, а мордочка такая умная, а глазки такие чёрненькие пуговки, и так они жалобно смотрят. Ну какая прелесть, ну какой он хороший!»
– Пушок, – с гордостью негромко произнесла она.
Регина так и лезла в корзину – потрогать его и погладить.
– Регина, ну подожди, он же грязный очень, надо его искупать.
– Ну какой же он Пушок, – не унималась девочка, – Пушок – это же ко-о-ошка. Давай назовём его Рекс.
– Какой же он Рекс! Рекс большой, а этот наш кнопка какая-то!
– Ну тогда Степашка или почтальон Печкин! – девочке было весело.
– При чём здесь Печкин-Перепечкин? Хватит выдумывать, у нашей собачки есть имя, он Пушок.
И Регина снова залилась весёлым смехом. Так они и шли домой: девочка, не скрывающая своей радости, и её мама, пребывающая в лёгком волнении от того, что как будто вот сейчас взяла на себя ответственность ещё за одну жизнь.
Дома они сразу затащили его в баню, искупали с шампунями и после высушили феном. При этом Пушок вёл себя, как идеальный ребёнок. Он не сопротивлялся, не вырывался и не подавал никаких звуков протеста или одобрения. Он с какой-то обречённой покорностью, словно праведный мученик, моргал смотрящимив никуда глазами и до такой степени был напряжён всеми мышцами своего тельца, что даже когда его, распластанного, отрывали от пола, у него не менялась поза, словно он застыл на века и сделался каменным. Высушив шерсть феном, Таня понесла щенка во двор, всё больше и больше при этом недоумевая по поводу его растопыренных в стороны лап. Так она его и положила на травку рядом с конурой и надела ему ошейник.
– Пушок, – ласково позвала она. – Ты чего застыл-то?
– Мама, он замёрз, – тут же разобралась Регина. – Его надо укрыть шубкой.
– Ага! На улице тридцать градусов. Замёрзнешь тут, пожалуй.
– Он хочет есть! – И девочка умчалась в дом за колбасой. – Я сейчас принесу!
Но даже кусок хорошей варёной колбасы с жирком, положенный на его чёрный нос, не привлёк внимание Пушка. Он так и продолжал глядеть в никуда, с ярко выраженной отрешенностью от всего земного в жалостливых глазах, но при этом старательно вцепившись раскоряченными лапами в матушку-землю.
– Ну и ну, – в замешательстве произнесла Таня. – Он, наверное, пережил жуткий стресс и никак не отойдёт. Ну, пусть посидит и, может, попозже придёт в себя.
– Я тут с ним посижу! Можно?
– Сиди, если хочешь, но только не приставай к нему и не обижай… Что это с ним вообще такое? – Таня пошла в дом обзванивать подруг и родственников, пытаясь получить от кого-нибудь совет или объяснение непонятному поведению собаки. Парализовало её, что ли, или заболела она отчего-то. Но тревогу её быстро развеяли: привыкнет пёсик, и всё будет нормально, стесняется он, может быть, на новом месте, не в своей, так сказать, тарелке себя чувствует, да к тому же в окружении двух таких обворожительных женщин…
Но к ночи ситуация не изменилась. Пушок словно прилип к земле и объявил ну очень принципиальную голодовку – все попытки Регины накормить его колбасой, жареной курицей или сметаной ни к чему не приводили. Только продукты изводили на мусор.
– Мама! – возмущалась девочка. – Я ему даже шоколадку предлагала, он и её не хочет! Он ненормальный, что ли?
– Нельзя так говорить. Он ещё не привык к новому месту. Пусть лежит. Проголодается, поест сам. Пойдём, милая, в дом.
Таня, будучи женщиной чувствительной и имея доброе сердце, не могла спокойно спать, когда рядом с ней живое пушистое существо по непонятным причинам не ест, не спит, не пьёт и не шевелится весь день. Она ругала себя за дурацкие переживания по поводу собаки, но всё равно не могла отбросить их и уснуть. «Ну что я за дура такая?» – ворчала она и, набросив кофту, очередной раз шла среди ночи на улицу, опустившись на корточки рядом с Пушком, гладила его оцепеневшее тельце и, вздыхая, уходила обратно.
– Мама! – Регина утром с разбегу прыгнула на диван к спящей матери, отчего та в ужасе подскочила и, еле проснувшись, вытаращила глаза.
– Что? Где?
– Пушок съел колбасу! – выпалила девочка.
– О боже мой. Регина, ну нельзя же так! У меня чуть сердце не остановилось. Думай иногда головой.
– Пушок съел колбасу.
– Правда, что ли? Одумался наконец. Закончил свою голодовку, – Таня прошла к окну, выходящему во двор, и выглянула в него. Колбасы в собачьей миске действительно не было, а щенок лежал теперь в другом месте и, казалось, спал. Таня с облегчением вздохнула.
– Ну и слава богу.
Но обрадовались они, как оказалось, рано. Как только Пушок увидел их на улице, то запищал, прижав уши, уполз в конуру, забился в дальний её угол и больше оттуда не показывался. Он выползал из своего укрытия только тогда, когда поблизости за версту не было ни одной живой души. Увидев же не только людей, но даже кошку, он с писком забивался обратно и боялся высунуть наружу даже нос. Ел он строго по ночам, и за несколько недель Таня с Региной так и не удостоились чести услышать мужественный лай своего охранника.
Таня расстраивалась всё больше и больше и уже просто не знала, что делать с собакой. Ясно было, что от неё надо было избавляться. Толку от неё нет и вряд ли будет позже. На место Пушка надо искать другую, нормальную собаку, но как это объяснить Регине, которая однозначно не поймёт и не примет такого решения, даже если видит, что эта собачка – никудышная трусиха. Девочка была очень щепетильна в вопросах отношения к домашним животным. Как-то Таня хотела взять в дом симпатичного пушистого котёнка, но дочка, узнав о её намерениях, пылко возмутилась маминому вероломству: «А как же Вася? – спрашивала она, имея в виду их старого серого кота. – Он же подумает, что его предали и что он в доме больше не нужен. Будет переживать и мучиться. А ведь он прожил с нами в этом доме всю свою жизнь. Так нельзя делать!» И от котёнка пришлось отказаться до тех пор, пока не станет старого, наполовину беззубого, израненного в битвах Васи.
– Регина, – Таня решила наконец поговорить с дочкой. – Ты понимаешь, – совсем тихо произнесла она, – Пушок совсем не умеет охранять дом.
– Но он научится. Он же ещё маленький.
– Он сам не сможет научиться. Я не умею учить собак охранять дома, а тётя Света и дядя Сережа, те, у кого мы Пушка брали, сказали, что научат его всему.
У девочки на глаза навернулись слёзы. Она поняла, куда клонит мать.
– Ты хочешь его отдать обратно?
– Да. Чтобы он научился всему.
– Он и здесь научится.
– Это очень долго, Регина.
Девочка, надувшись, молчала и вот-вот готова была расплакаться.
– Там Пушку будет лучше учиться и веселее. Там же живут его мама и братишки с сестрёнками.
– А когда он научится сторожить, мы его заберём обратно?
– Ты же знаешь, как сильно нам нужен охранник. Когда ты уходишь в школу, а я на работу, за нашим домом никто не следит. А вдруг воры залезут?
– И что же нам делать? – совсем тихо спросила девочка.
– Дедушка нам привезёт другую, уже выученную собаку.
Регина громко зарыдала и убежала в свою спальню.
– Так нельзя поступать! – донеслось оттуда, а Таня схватилась за сердце, сама едва не плача от жалости к дочке, да и к Пушку тоже.
Привезённая дедушкой собачка была тоже маленькая и симпатичная, но, в отличие от Пушка, ещё и бойкая. Она довольно быстро в течение дня признала хозяев и, завидев их, высоко подпрыгивала и виляла хвостом. Она за милую душу уплетала колбасу и всё остальное, что ей давали, и играла с Региной. Регина бурно веселилась, а Таня по этому поводу тихо радовалась и думала, что на этот раз им повезло с собачкой. Но она ошибалась.
Как только все ушли со двора в дом, солнце село за горизонт, а на небе повисла луна, – округа огласилась собачьим воем.
«Это ещё что такое?» – подумала Таня и побежала во двор, но как только она вышла, вой прекратился, и собачка вновь радостно запрыгала и завиляла хвостом.
Поспать в эту ночь не удалось и во многие следующие ночи – тоже. Вой сменялся звонким лаем и обратно, а способа прекратить это не находилось. Что только Таня ни пыталась сделать. Она скормила маленькой собачке не один килограмм дорогой колбасы, кричала на неё и ласково уговаривала – всё было бесполезно. Съев колбасу, пёсик снова начинал свой концерт; едва Таня забиралась под одеяло и закрывала глаза, как звонкий лай или заунывный вой прогонял сон прочь. Просто в голове не укладывалось, как эта маленькая тварь может выть и лаять ночь напролёт, и не только ночь. Утром, когда Таня и Регина уходили из дома, концерт продолжался и не прекращался до тех пор, пока кто-нибудь из них не возвращался домой.