Развороты на 180 градусов. Современная женская проза - Елена Поддубская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как это «труп»? – Рите расхотелось в баню и захотелось под ледяную воду.
– Сведение счётов. Мафия. Один выстрел в голову. Никаких шансов.
Выражение лица мужчины было явно не трагичным. Ритка поняла почему: её жакет расстегнулся на одну пуговичку ниже положенной.
– Он же – борец, – она всё ещё цеплялась за возможную ошибку. Локоть правой руки ассоциативно обожгло теплом ладоней азербайджанца, побывавших там так недавно.
– В смысле?
– В спортивном. Должен был ехать на чемпионат Мира…
– Да? Вот вам и борец. Не за то боролся. Женщина, что с вами? Эй, народ, воды кто-нибудь дайте. Ну вот, помощь нашлась! Саму теперь тащить, как котёнка на спине. Женщина, вы меня слышите?
Ритка почувствовала на своих щеках лёгкие похлопывания.
«А всё-таки он – ничего, – подумала она, уловив приятный парфюм, смешанный с хорошим табаком, – А курить можно и бросить.»…
… – Марк, что стоишь без толку : помоги мне застегнуть цепочку, – Карина посмотрела на мужа в отражение зеркала, приподняла копну волос и склонила шею набок.
Мужчина ткнулся голым пузом в поясницу жены и сладко зажмурился:
– Надо говорить цепочку. Может не пойдёшь?
– Ещё как пойду, – Карина подставляла тело под поцелуи и думала о том, что хороший вечер с мужем будет, даст бог, ещё не один раз, а вот хороший вечер с подругами – кто знает. Светки шесть лет не было, – Так говорила моя мама.
– И что? Моя тоже говорила «поклади» и «позвонят». От некоторых генных зависимостей неплохо бы избавляться.
Муж упорно добивался цели.
– Боже как с тобой скучно: ты такой умный, – Карина развернулась и позволяла мужу теперь абсолютно всё.
После глубокого поцелуя Марк выдохнул:
– Я же – еврей.
Тут национальный вопрос нашёл на принципиальную независимость от национального вопроса. Карина фыркнула.
– А что же тогда не богатый?
– Зато щедрый.
– А ну да, границы твоей щедрости мне известны: они заканчиваются в аккурат на линии Красной.
Видимо, разговор на тему был не в первый раз, ибо мужчина тут же потерял интерес к тому, что делал:
– Ну извини, что не могу подарить тебе помещение для твоей листовки на главной улице Краснодара. Ну, извини. – Марк развернулся и собрался выйти из комнаты.
Карина с усмешкой остановила:
– Куда пошёл? А кто поможет мне вдеть серьги в уши?
– Вдеть – это не ко мне. Я привык вынимать. С биржи. Сразу и помногу.
– Ну, Марик, – теперь голос гнусавил капризом.
Марк вернулся, взял серьги в руки:
– И зачем тебе украшения в бане? Не понимаю. Лишняя трата времени. И потерять можно.
– Потерять можно всё, – Карина с намёком посмотрела на отражение мужа и сделала театральную паузу.
Мужчина вдел серьги одну за другой, едва прикоснулся губами к жёниному затылку, молча вышел из комнаты.
Карина покрутилась перед зеркалом. Кроме украшений и волос ничего другого надето на ней не было. Одна из серёжек тихонько дзынькнула.
– Как такое не надеть? Ведь это – последняя коллекция Мобусана. Светка признает, наверняка; зря что ли трётся там с крутыми по Парижу? Да и девчонки ещё не видели. Пусть порадуются за меня. Настоящие подруги всегда рады благополучию друг дружки.
Карина тут же перекинула мысль в голове, перепроверив сказанное на верность, и осталась довольная собой: в её случае гипотетическое утверждение работало.
«Ох и зануда этот Марик. И когда мне уже в жизни повезёт?»
Карина спускалась в лифте на улицу, где, вот уже пятнадцать минут, как муж ждал её у подъезда, чтобы отвезти на встречу в «Три медведя». Шикарное платье из шёлка со вставками тончайшей лайки, топазовые серьги и подвеска к ним в гарнитур, последняя модель босоножек от «Армани», сумка от «Дольче и Габана», дорогущий парфюм «Гермеса», свежеподаренная «Мазда» последней модели, заказанная прямо на выставке в Женеве в прошлом сезоне, и, наконец, муж – биржевой брокер, стоимостью в несколько миллионов, по мнению женщины к большому везению, похоже, не относились. Карина недовольно захлопнула дверь и кивнула в знак готовности. Машина мужа плавно двинулась по внутреннему двору резиденции, но едва только за ней опустился шлагбаум и отсалютовал охранник, как Карина буквально завизжала:
– Сто-о-о-й!!!
Марик, до этого функционирующий на расслабоне, жёстко нажал на тормоз:
– Ты что? Больная?! Так орать!
Голова Карины сильно качнулась вперёд, обмахнув шикарным веником волос лобовое стекло:
– А ты что – нервный? Тогда заведи мне шофёра.
– Что случилась? – по раздутым ноздрям было ясно, что Марк зол. Или недалёк от того, чтобы стать таковым.
– Я забыла в прихожке у зеркала журналы для девчёнок.
– Какие журналы?
– Конечно же прессу конкурентов.
Марк смотрел на жену, не зная что делать: ехать, идти, бежать или стоять. Причуды женщины в бешенстве могли поменяться радикально. Понимая, что он не сдвинется с места без её указания, Карина вытянула губы в поцелуе:
– Ну, Марик, ну Марусечка, ну Марюсёночек. Ну, слетай за ними. А? Три журнальчика. В прихожке. У зеркала. Дорогой мой!!!
– Кому нужны твои прокламации? – злобно пробубнил Марк, разглядывая в лифте при спуске не то платье, не то ночную рубашку на теле манекенщицы на обложке. Но, всев в машину, решил не продолжать накал страстей, – По-моему Олег неплохо её снял, – он указал на обложку.
– Снял – тоже неплохо. А сфотографировал – просто здорово. Избавляйся от генной зависимости. Спасибо. Поехали! – Карина вертела журналы в руках, – И всё равно Аллусик всегда найдёт какой-нибудь эстетический промах. И я её советы, между прочим, ценю. А Ритке интересно будет посмотреть, что теперь носят. Себе не купит, зато других покритикует. И критика у неё объективная: если плохо – никогда не скажет, что хорошо.
– А Светке?
– Светлане! – Карина подняла указательный палец вверх, – Она с детства просит называть её только так.
Марк понятливо оттопырил нижнюю губу и завёл машину. Сзади вот уже пять минут как паровозиком пристроился сосед. Но даже приблизиться к «Ламборджини» Марка боялся.
– Так и что Светлане? – Марк приветливо улыбнулся соседу в зеркало и махнул рукой в знак благодарности за терпеливость.
– Не знаю. Пусть полистает. Может в ресторан какой хороший сходит… Надо же как-то просветить подругу, приехавшую из заграницы по поводу того, что у нас тут достопримечать.
– Ну, да, конечно. У них-то там в Париже с этим напряжёнка…
Карина подозрительно кинула взгляд, но муж держался – сама серьёзность.
«Ох и зануда», – грусти женщины не было предела…
…Алла ехала от мамы из Горячего Ключа. Шестьдесят километров трассы в обратном направлении к Краснодару начинали утомлять. Алла принялась думать о младшей дочери. Она только что оставила её у бабушки. Пусть побегает на природе, выпустит пары. А то школа и комп. Будто никаких других радостей нет. «Впрочем, слово „радость“ современным детям знакомо только по словарю, – расстроилась Алла, – Они никогда не смогут прочувствовать ощущения счастливого удушья от вида кулька со сладостями под новогодней ёлкой, как это было у нас».
Дорога за городом плавно и гладко, словно отутюженная лента, обвивала поля с маками и пока ещё незрелыми подсолнухами. Подобное единение скорости и красивых пейзажей за стеклом её, и только её автомобиля, купленного сразу же после развода, Алла обожала. Женщина вспомнила, как год назад, когда села за руль в первый раз, захотелось решительно смахнуть дворниками прошлую жизнь с лобового стекла своего сознания.
«С лобового стекла сознания…». Эту фразу Каверина услышала от младшей дочери, и она как нельзя лучше подходила к ситуации после развода. Да… Лизка была та ещё мастерица по части афоризмов. Откуда она эти выражения вытаскивала?
«Наверное из мультиков нахваталась. Они теперь не про трогательного ёжика в тумане, а прямо иллюстрированные энциклопедии жизни. Причём совсем недетской. Смотреть противно, а слушать – тем более, – Алла пыталась сориентироваться на въезде в Краснодар. Новые развязки этой части города были совсем незнакомы. Мысли о дочери вернулись после того, как женщина поняла где находится, – А может друзья Лизухи так говорят? У них, подрастающих, такой сленг – ничё не понятно. У нас было «ништяк», «ба-бай», а у них «отпад», «чмоки-чмоки».
Алла включила радио. Полилась липкая музыка с неплохим текстом. Женщина почувствовала, как чешется нос: наша попса почему-то всегда пробивала на слезу. Особенно ретро. Воспоминания пришли сами собой. Даже ещё пятнадцать лет назад всё было не так, всё было впереди. Сколько несбывшихся надежд, несмотря на то, что начало жизни удалось и было не просто неплохим, а даже прекрасным: сама с дипломом искусствоведа, муж с учёной степенью инженера, квартира в центре города в наследство от бабушки, девочки, которые всегда радовали, перспектива хорошей работы, неплохие деньги, всегда друзья в доме и масса позитива. От этого остались только девочки, которые радуют. Институт мужа упразднили. Квартира за десять лет без ремонта превратилась из уютного гнёздышка в коробку под крышей с опадающей с потолка штукатуркой. Хорошая работа стала бесперспективной, пришлось ужимать семью во всём, чтобы открыть свой малюсенький косметический салон. Деньги, сколько бы их не было сэкономлено, все растратились в период, когда оба они с Толиком сидели без работы. Ремонтировать квартиру никто не собирался: Алле было не на что, а Кабанов никогда ни на что внимания не обращал. Он мог есть всю жизнь из консервной банки, утираясь рукавом и вытирая пальцы о штаны или накидку дивана. К гостям и друзьям стал за время экономических трудностей непереносимым, а теперь и вовсе асоциальным. Позитив тоже давно закончился. Частенько речь мужа начиналась или заканчивалась приговором: «если не сдохну». Выносить подобную энергетику рядом Алла не смогла, отчего подала на развод. Благо, квартира ещё в молодости была оформлена только не неё – это позволило избежать долгих тягот раздела. Толик ушёл в однокомнатную клетушку на Гидрострой, купленную когда-то «на будущее». Будущее для Толика наступило теперь. И теперь он жил один. Но с мыслью, что она, жена, ему больше не принадлежит, а, значит, не подотчётна, смириться не мог и по сей день, потому почти ежедневно закатывал сцены по поводу и без. Слёзы сами по себе навернулись на глаза. Алла потянулась к бардачку, вытащила несколько дисков с роком, подаренных Кариной, воткнула один из них и принялась ловить драйв под рёв динамиков.