Личные мемуары Е. П. Блаватской - Мэри Нэфф

Была все же одна женщина, которая в известной мере могла совладать с этим ребенком, у которой хватало на это ее огненного Долгоруковского темперамента. Это была ее бабушка по Долгоруковской линии. Полковник Олькотт в своей книге «Страницы старого дневника» описал один случай:

«В детстве ее темперамент не поддавался какому-либо послушанию, так как отец ее после смерти жены всячески баловал дочь, прямо боготворил ее. Когда в 11 лет она оказалась под руководством своей бабушки по материнской линии, то была предупреждена, что такой неограниченной свободы для нее уже не будет.

Однажды раздраженная Елена закатила пощечину своей няне. Когда об этом узнала бабушка, ребенка привели, расспросили и она признала свою вину. Тогда бабушка велела зазвонить в колокол, чтобы собрались все слуги, и сказала своей внучке, что она ударила беспомощного, ниже ее стоящего человека, который не смеет сам себя защитить, что она вела себя недостойно и что она должна просить прощения у няни и поцеловать ее руку. Вначале девочка сильно покраснела и хотела возражать. Но тогда старая дама сказала, что если сейчас же девочка не послушается, то со стыдом будет отослана обратно, и прибавила, что благородный человек не отказывается исправлять ошибку, совершенную им в отношении слуги, особенно такой, которая своим преданным служением заслужила доверие своих господ. Будучи от природы великодушной и всегда внимательно относившейся к стоящим ниже ее людям, девочка залилась слезами, упала перед няней на колени и поцеловала ее руку, прося прощения. Ясно, что после этого случая вся прислуга молилась на нее». [18, т. III, с.9]

В книге «Детские воспоминания, собранные для моих детей» писательница Желиховская (Вера — сестра Елены Петровны) вспоминала:

«Дача, на которой мы жили в Саратове, была старым, громадным зданием с подземными галереями, давно покинутыми ходами, башнями и укромными уголками. Это был скорее полуразрушенный средневековый замок, чем дом постройки прошлого века. Нам было разрешено в сопровождении слуг обследовать эти старые «катакомбы». Мы в них нашли больше битого бутылочного стекла, чем костей, и больше паучьих сетей, чем железных цепей, но в каждой тени, отраженной на стене, нашему воображению чудились какие-то духи.

Однако Елена не ограничилась одним-двумя посещениями, оказалось, что это страшное место она сделала своим убежищем, где укрывалась от учебных занятий. Много времени прошло, пока это убежище не было обнаружено. Каждый раз, когда Елена исчезала, на поиски ее посылали большую группу прислуги во главе с тем или иным «жандармом», человеком, который не побоялся бы выловить ее силой. Из сломанных столов и стульев она соорудила в углу, под окном, закрытым решеткой, некое подобие башни. Там она долго пряталась, читая книгу с разными легендами, которая называлась «Мудрость Соломона».

Раза два ее лишь с большим трудом удалось найти где-то в сыром коридоре, так как, стараясь избежать погони, она зашла в лабиринт и там заблудилась. Но это ничуть не испугало ее, ибо она утверждала, что никогда не бывала там одна, а всегда в обществе своего «маленького горбуна» — ее товарища по играм.

Она была сверх меры нервной и чувствительной, во сне громко говорила и часто ходила во сне. Случалось, что ее находили ночью крепко спящей в далеких от дома местах, и когда ее уносили наверх в ее комнату, то она при этом не просыпалась. Однажды, когда ей было 12 лет, ее нашли в таком состоянии в одном из подземных коридоров, разговаривающей с каким-то невидимым существом.

Она была совершенно необыкновенной девочкой, по природе двойственной: с одной стороны — боевой, озорной, упрямой, с другой же стороны — мистически настроенной, со стремлением ко всему метафизическому. Ни один мальчишка школьного возраста не был таким озорным, совершающим самые невообразимые проказы, какой была она. Но когда кончались шалости, ни один ученый не мог бы быть более прилежным в своих занятиях. Ее нельзя было оторвать от книг, которые она прямо глотала, днем и ночью. Казалось, что вся большая домашняя библиотека не сможет удовлетворить ее жажду знаний.

У дома был старинный, запущенный сад, вернее парк, с разрушенными и полуразрушенными беседками и другими строениями. Сад этот постепенно переходил в девственный лес с еле заметными тропинками, покрытыми мхом, где столетиями не ступала нога человека. Этот лес славился тем, что в нем скрывались беглые преступники и дезертиры. И вот, когда «катакомбы» уже перестали гарантировать Елене безопасность, она нашла себе убежище в этом лесу.

Воображением, вернее тем, что все мы тогда считали воображением, Елена была наделена с самого раннего детства. Часами она могла рассказывать детям моложе и старше ее невероятные истории с уверенностью очевидца, который знает, о чем он говорит.

Будучи в одних случаях храброй, бесстрашной маленькой девочкой, в других — она была охвачена сильным страхом, порожденным ее же галлюцинациями. Она говорила, что ее преследуют «ужасные, светящиеся глаза», часто боялась неживых предметов. Никто на это не обращал внимания, а многим ее поведение казалось смешным. В таких случаях она крепко зажимала глаза и отчаянно кричала, пугая весь дом, и старалась укрыться от взгляда «привидения», за которое она принимала какую-нибудь висящую одежду или мебель.

Иногда на нее находил приступ смеха. Она объясняла, что этот смех вызван шалостями ее невидимого друга. Невидимых друзей своих игр она находила в каждом укромном уголке, в каждом кусте нашего старого парка. Зимой, когда наша семья переезжала в город, она с этими друзьями играла в большой гостиной в нижнем этаже дома, который с полуночи до утра всегда пустовал. Несмотря на запертые двери, Елену много раз находили ночью в этом темном помещении, иногда в полусознательном состоянии, иногда крепко спящей, но никогда она не могла объяснить, как она туда попала из нашей общей спальни, которая была в верхнем этаже. Таким же таинственным образом умудрялась она пропадать и днем. После долгих поисков ее находили тогда в каком-нибудь никем не посещаемом месте. Однажды ее нашли на темном чердаке, под самой крышей, среди голубиных гнезд. Возле нее толпились сотни птиц, и она объяснила, что она «укладывает их спать» (по законам «Мудрости Соломона»). И, действительно, на ее руках были голуби, которые, если и не спали, то во всяком случае были неподвижными, как бы одурманенными.

Иногда после многих часов поисков ее обнаруживали в бабушкином зоомузее доисторических ископаемых, птиц и животных, в серьезной беседе с чучелом крокодила или тюленя. Елена объясняла, что голуби воркуют ей интересные сказки, а также и другие птицы и животные, когда она с ними одна, передают ей интересные рассказы, взятые из их жизни.