Цифровой журнал «Компьютерра» № 142 - Коллектив Авторов

Последующие владыки старались знать всё. О чём говорят в цехах, кубриках, казармах, курилках и на кухнях.

С кухней труднее всего. Доносчика на фабрике, в научном институте или в студенческой группе найти не сложно, многие и сами рвутся, хоть в очередь строй, а вот на кухне… Много их, кухонь. Миллионы. Кшепшицюльского за каждый стол не усадишь. Эх, если бы подданный сам проникся ответственностью и писал Куда Надо подробные отчёты и о настроениях, и о намерениях, и даже о действиях: «Иван Сергеевич все рубли из кубышки променял на водку, поскольку не верит в стабильность финансовой системы».

Но в двадцатом веке две причины мешали распространению  такого почина (были причины и под другими номерами, но покамест остановлюсь на главнейших): во-первых, квартирный вопрос всех испортил. Вероятность получить не объективные данные, а вредную клевету на полезного члена общества становилась чрезмерной. Чтобы упечь соседа по коммуналке и получить вожделенную комнату, запросто писали, что водку сосед пьёт лишь потому, что нужны бутылки для коктейля Молотова. Второе: где столько служивых взять, чтобы все донесения читать? Не просто читать, а обрабатывать сведения? И без того штаты органов, отвечающих за безопасность страны, разрастались быстрее, чем росло производство продовольствия, и обеспечить сытый паёк бойцу внутреннего фронта с каждым годом становилось всё сложнее. А голодный боец внутреннего фронта хуже интеллигента-карбонария.

Но завершился двадцатый  век. Информационные технологии проникли в каждый дом. Вот в чём спасение!

Помните наивные тесты журналов прошлого века: ответить на пять или десять вопросов и получить характеристику собственной души? То игрушки, забава. Тесты охотников за головами посерьёзнее: и вопросов побольше, и подобраны они тщательнее. Но они статичны, проводятся в течение часа или двух.

У компьютера мы проводим час за часом — годы. И по нашим действиям можно понять, чего же мы действительно хотим и к чему действительно стремимся. Явные технологии — это контекстная реклама. Заинтересовался я, к примеру, художником Перовым, а потом в браузере постоянно то перьевые авторучки предлагают, то подушки, то авиабилеты до Перу. Но намного любопытнее получить политическую схему человека, зная наверное, чем он интересуется, по каким ссылкам ходит, какие источники ищет. И если погрешность в отношении отдельной личности велика, то применительно к массам статистическая достоверность достигается с запасом. Каждый из нас, скачивая работу Ленина «С чего начать», играя в «Варкрафт», собирая сетевую клубнику, голосуя за лучший фильм года или гневно обличая в чатах и форумах начальство всех родов, составляет динамическую точку на постоянно меняющейся картине «Брожение умов в государстве». Картину эту рисуют не царедворцы, а технологии. Правитель же, глядя на пейзаж, соображает, не прибавить ли красного цвета либо, напротив, синего, поставить частоту обновления экрана повыше или пониже, кинуть в пасть общественному мнению олигарха или демагога.

Имея такой инструмент контроля, демократическая власть способна руководить народом так, что никакой диктатуре и не снилось. А случись системный кризис, тотальная перезагрузка, то если и не сможет сдержать революционный порыв масс (хотя почему не сможет?), то перевести своевременно капиталы, семью и собственное тело в безопасную страну власть сумеет наверняка.

Вот отчего государство не только не препятствовало, но и потакало широкому распространению информационных технологий.

Дмитрий Шабанов: Уникальность и творчество

Дмитрий Шабанов

Опубликовано 10 октября 2012 года

Предыдущую колонку я закончил характеристикой двух критериев, важных для того, чтобы счесть какой-то объект этически ценным. Ценным не в силу его стоимости или полезности, а в силу каких-то иных, моральных причин. Одна из этих осей — уникальность, связь с творчеством.

В первом приближении вам понятно, что уникальность — неповторимость, единственность в своём роде. Это слово происходит от латинского unicus — единственный, что, в свою очередь, идёт от unus — один. Мы легко различаем уникальные и неуникальные (стандартные; обычные; серийные; расхожие; ...?) объекты. Мона Лиза уникальна, номер «Вестника государственных тендеров» — нет; Софийский собор уникален, унылая девятиэтажка из позднебрежневской застройки — нет. Однако если мы захотим сравнивать уникальность разных объектов, нам потребуется какая-то общая шкала. Уникальность текста посчитать просто: вычисляется мера несовпадения последовательностей символов по сравнению с доступными аналогами. Однако при попытке оценить уникальность неких сложных объектов мы сразу же сталкиваемся с неким парадоксом.

Уникальный объект — единственный в своём роде. Как можно сравнить его с другим, если они в силу своей уникальности несравнимы с чем бы то ни было? Можно ли сравнить уникальность человека с уникальностью инкунабулы? Хорошо, возьмём рядоположные объекты, сравним Исаакиевский и Казанский соборы.

А почему бы не поступить так же, как с текстом? Выделяем совокупность свойств, которая типична и для этих двух соборов, и для многих других, и оцениваем её одним образом; те черты, которые они разделяют с немногими объектами, оцениваем «дороже». Дальше рассматриваем действительно уникальный остаток; пытаемся оценить, в какой мере он отражает эпоху и её неповторимые обстоятельства. Вспоминаем, какие личности были связаны с историей этих объектов, как отразились на их проектировании и постройке неповторимые исторические обстоятельства. Выделяем набор критериев; определяем их относительную важность; по каждому проводим экспертную оценку (хотя бы способом ранжирования); вычисляем интегральную меру...

Конкретной числовой меры уникальности так не получить. Однако всё-таки выстроить отношения «более-менее» — с трудом, но можно.

Но всякая ли неповторимость объекта делает его по-настоящему уникальным, обладающим этической ценностью? Возьмите пригоршню внешне одинаковых монет и детально исследуйте их структуру. Наверняка выяснится, что, хотя все эти монеты изготовлены на одной форме, по одному образцу, между ними есть множество мелких отличий, например связанных с распределением дефектов поверхности и кристаллической решётки металла. Это следствие шума, стохастических эффектов при производстве и использовании этих монет.

Значит, для нас ценна не всякая неповторимость. А какая всё-таки ценна?

Версия ответа, которую мы с Мариной Кравченко дали, придумывая концепцию, которую назвали РПЭ — рациональной природоохранной этикой, такова.

Истинная, этически ценная уникальность возникает в результате творчества.

А что такое творчество? «Продуктивная форма активности и самостоятельности человека». А труд штамповщика, выпускающего монеты на монетном дворе, является творческим? В типичном случае, вероятно, нет.

Недолгий поиск в Сети позволяет найти множество определений понятия «творчество». Многие из них противоречат друг другу. Большинство (на мой взгляд, напрасно) связывают это понятие исключительно с деятельностью человека. Но я в своих рассуждениях использую следующую мысль.

"Творчество в прямом смысле есть созидание нового. В таком значении это слово могло бы быть применено ко всем процессам органической и неорганической жизни, ибо жизнь — ряд непрерывных изменений и всё обновляющееся или вновь зарождающееся в природе есть продукт творческих сил. Но понятие творчества предполагает личное начало — и соответствующее ему слово употребляется по преимуществу в применении к деятельности человека".

- Брокгауз и Евфрон

Итак, чаще понятие «творчество» применяется к нашей деятельности, но очевидно, что оно находится в родстве с естественным процессом развития жизни.

Я думаю, что фразу о создании человека по образу и подобию Божию следует понимать, опираясь в первую очередь на представление о Боге как о Творце. В нас есть та творческая способность, которая находится в тесном родстве с силой, создавшей наш мир. Конечно, научное изучение этого творчества в отношении «всех процессов органической и неорганической жизни» сделало ссылку на Бога необязательной для их понимания. Это не Бог создаёт нас по своему подобию, это мы конструируем его, персонифицируя ту творческую способность, проявления которой мы видим в мире вокруг нас. Как отразить в нашем восприятии нашей жизни эти подобия? Можно верить в Бога, которого мы можем познавать благодаря собственной способности к творчеству. Можно чувствовать себя частью этого мира, результатом той самой эволюции, которая создала его уникальные черты и сама отражает её способность к сотворению нового...