Случайная знакомая - Семён Давыдович Нариньяни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поля выручит, сбалансирует бензин.
А Поля, как увидела нас, так замахала руками.
— Не могу, не просите. Я уже сбалансировала сегодня полторы тонны.
Поля — честная, добропорядочная женщина. Ей жалко горючее. Поля думает: «Пусть шоферы сливают остатки лучше в государственные баки, чем в канализацию». Но перебарщивать с этим тоже нельзя. А что, если ОБХСС устроит замер в баках, ее же отдадут под суд!
Мой наставник поворачивает машину на мойку, а я все еще не знаю, куда он денет излишки. Другие шоферы продают бензин владельцам частных машин по цене в три раза меньше государственной. Петров не занимается торговлей. Он обычно отвозит излишки на одну из московских окраин и сливает их в овраг неподалеку от местной пожарной команды. Почему именно здесь?
— Бензин — штука горючая, — объясняет Петров. — Если мои остатки воспламенятся, то пожарные рядом, быстро затушат.
Петров понимает, что поступает варварски, преступно. Он не раз просил свою дирекцию разрешить Поле забирать у шоферов все остатки. Директор притворяется удивленным:
— Остатки, а откуда они у вас?
В гараже все хорошо знают откуда. И тем не менее играют друг с другом в прятки: шоферы — со спидометром, клиенты — с шоферами, администрация гаража — с клиентами. Петрову в конце концов надоела эта игра, и он написал в редакцию «Правды» письмо.
«Помогите. Я не хочу больше жульничать: подкручивать спидометр, сливать в овраг бензин. Но у меня жена, дети, я должен иметь гарантированный среднемесячный заработок. Научите, что делать?»
Мы показали письмо Петрова работникам городского управления ОБХСС, и те нам сказали:
— Петров пишет правду. Этому безобразию давно нужно положить конец.
— Каким образом?
— Заменить покилометровые нормы новыми.
И ведь такие нормы уже есть. Они давно утверждены правительством, а руководители автохозяйств их игнорируют. Почему?
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, фельетонист превратился по совету шофера Петрова на время в шофера-стажера. И вот, поездив неделю с шофером-наставником, шофер-стажер приходит для откровенной беседы к директору гаража Белову.
— Да, подкрутка — это зло, — соглашается директор, — положить конец этому злу могут только новые нормы. Я уже писал об этом, сигнализировал.
— А зачем директору писать, сигнализировать? Возьмите и введите новые нормы в действие.
— Да, но… — мнется Белов.
И тут выясняется, что администрация гаража только на словах за новые нормы, а на деле она предпочитает ездить «на липе». Почему? Да потому, что это выгодней. Чем больше накручивается на спидометр километров, тем выше процент прогрессивки у административно-технических работников. Судя по отметкам в путевых листах, грузовые машины гаражей «Автодормехбазы» совершили в прошлом году полный кругооборот вокруг Солнца, и не на космических ракетах, а только с помощью обычной спички, сунутой под щиток спидометра. Грузовые машины кружат во вселенной не только с тремя неоновыми буквицами, но и с прошлогодним снегом и с прошлогодней водой.
Кстати, этой воды, по тем же среднепотолочным данным, вылито за прошлое лето поливальными машинами «Автодормехбазы» на московские улицы больше, чем протекло ее мимо стен столицы по Москве-реке за два последних года.
В том же прошлом году «Автодормехбаза» сделала еще один рекордный кругооборот, премировав десять раз подряд каждого административно-технического работника своего большого автохозяйства — от дежурного диспетчера Поли до директора Белова.
— Теперь вам понятно, где зарыта собака? — спросил шофер-наставник шофера-стажера и добавил: — Только у меня к вам просьба. Вы писать про наши дела пишите, а мою настоящую фамилию не указывайте. Мне тогда в этом гараже больше не работать.
1959 г.
Душечка
Евгению Викторовичу Вуколову (назовем художника этим именем) поручили большую работу — сооружение памятника. И первой, кого Евгений Викторович включил в свой творческий коллектив, была С. С. Козеинова.
— А она кто? Скульптор?
— Нет, — сказал Вуколов.
— Архитектор?
— Тоже нет!
— Тогда, очевидно, инженер?
— Да нет, Козеинова — моя жена, и я хочу назначить ее своим ближайшим помощником.
— Ближайший помощник скульптора должен уметь лепить.
— Да, конечно, — согласился Вуколов.
И, хотя его жена лепила очень скверно, Евгений Викторович все же включил ее в бригаду.
— Я записал ее в список для видимости, — оправдывался потом Вуколов.
Но Козеинова не желала числиться в бригаде только для видимости. Когда памятник был воздвигнут, она потребовала, чтобы ее записали и во второй список — на получение премии.
— Зачем зря писать? Тебе премии не дадут, — сказал муж.
— А ты похлопочи, добейся!
И Вуколов ходил из одной инстанции в другую и хлопотал:
— Представьте Козеинову к награде.
— За что? За какие заслуги? — спрашивали Вуколова.
— Она помогала мне добрыми советами.
— Так вы преподнесите ей за это коробку конфет или флакон духов.
Коробка конфет, однако, никак не устраивала жену скульптора.
— Ничего, — сказал она, — в следующий раз мы будем умнее.
— Как, неужели я должен и впредь называть твое имя в числе своих ближайших помощников? — испуганно спросил муж.
— Непременно. Причем мое имя будет теперь писаться рядом с твоим. Не «Вуколов при участии Козеиновой», а через дефис «Вуколов-Козеинова». Так подписывали свои произведения Римский-Корсаков, Салтыков-Щедрин, Мамин-Сибиряк…
— Мамин был один. Он сам писал, сам и подписывал.
— Ну нас тоже не двое, — сказала Козеинова и пояснила: — Ты же сам часто говоришь про меня: «Знакомьтесь: моя половина».
— Какая половина? Семейная! Вот ежели бы ты была скульптором!
— Так научи меня.
— Учеба потребует многих лет.
— А ты возьми и придумай для жены какие-нибудь ускоренные курсы.
И Евгений Викторович придумал. Это были даже не ускоренные, а какие-то скорострельные курсы. Сначала С. С. Козеинова вылепила человеческое ухо — большое и неправдоподобное, размером с блюдо. Затем она создала из глины глаз, который был похож на второе блюдо из того же сумасшедшего сервиза. Потом появился на свет нос и, наконец, губа.
— Ну вот, учеба окончена. Теперь мне следует испытать свои силы на поясном портрете с натуры, — сказала Козеинова.
Муж пробовал урезонить супругу: какой, мол, еще там поясной портрет, когда вылепленное тобою блюдо-ухо никак не отличить от блюда носа. А жена ни в какую: хочу лепить натуру, и только.
В эти дни сам Вуколов должен был начать работу над скульптурным портретом знатного хлопкороба. Этот портрет предназначался для Всесоюзной художественной выставки. Однако натиск жены был таким мощным, что Евгений Викторович не выдержал и сказал:
— Хорошо, давай лепить вместе.
Так в течение месяца в мастерской Вуколова были закончены два портрета. То, что слепилось у Козеиновой, было, конечно, самой заурядной любительской работой. В изокружках такие работы лепятся для практики десятками
