Цветочная чума - Александр Силецкий

В иллюминаторе синий островок гляделся приветливо и безобидно. Возможно, он и был таким на самом деле. Для тех, кто не видит в нем врага. Но в нем видели только врага… Оттого, вероятно, что сами его породили. Неважно — как. Был результат, осмыслять который никто бы сейчас не решился. Ибо любой труд энтропиен. В том смысле, что дает отходы. И всего учесть и распознать заранее, — наверное, нельзя.

Звездолет гасил скорость, идя к Земле на вспомогательных моторах. Теперь до родной планеты оставалось лету сутки с небольшим.

В рубке управления на стереоэкране точно по центру, будто кружочек конфетти, увеличенный для всеобщего обозрения, висел знакомый с детства дымчато-зелено-синий диск — Земля. Все свободное от дежурств время люди проводили в рубке, с удовлетворением наблюдая, как медленно, но неуклонно растет изображение родного мира.

О сутках, страшных, непонятных, проведенных на далекой Одре, вспоминать не хотелось. Мысли были заняты скорым возвращением домой. Дальний Космос, пустой и враждебный, остался позади.

Именно в эти безмятежно-радостные часы полета и было сделано открытие.

Когда Боярский вернулся из навигационной рубки к себе в каюту, его внимание сразу привлек словно возникший из дурного сна голубой букетик в вазе на столе. Какой шутник преподнес этот бедственный подарок, Боярский так и не узнал. Да и ни к чему было стараться. Поскольку в ту же минуту он с отчаянием понял: катастрофа, которой они, казалось бы, счастливо избежали, на самом деле притаилась рядом, здесь, на корабле. Наверняка, цветы были не из лаборатории. Там они надежно изолированы, спрятаны, и унести их просто невозможно. Да и кто рискнет? Значит… Вывод напрашивался сам собой. Значит, кто-то сорвал их внутри звездолета. Ну, а если так…

Экстренное совещание было тягостным. Долго объяснять не пришлось — все и так слишком ясно понимали, что им грозит.

— Что будем делать? — подчеркнуто спокойно произнес Боярский. — Ваши предложения, друзья?

Члены экипажа зашевелились, но никто не отважился выступить первым. Они сознавали, что сейчас, быть может, решается судьба корабля. Действовать надо наверняка, ошибаться нельзя. Каждый искал спасения, цепляясь за соломинку сомнительных предположений и одновременно чувствуя, что это ничего не даст. Выход был, но язык не поворачивался произнести хотя бы слово… Ибо все знали: тогда отступать уже нельзя. Никому.

— К сожалению, цветы успели проникнуть на звездолет, — вновь заговорил Боярский, как бы тормоша товарищей и вместе с тем подготавливая их к неизбежному выводу. — Обшивка пока цела, потому что условия полета и вакуум за бортом мешали цветам размножаться. Но даже один цветок говорил бы о заразе на корабле. А их десятки, если не сотни. И число их растет с каждой минутой…

— Может, срочно запросить Землю об аварийной посадке? — решительно сказал Ананда, главный навигатор.

И тотчас плотину всеобщей сдержанности словно прорвало.

— Это безумие! — воскликнул эколог Росси. — Доставить на Землю такой очаг заражения!..

— Да нет, можно высадиться на Луне, — возразил Панков. — Или причалить к одной из космических станций. На худой конец, проще всего вызвать легкую ракету, перебраться на нее, а звездолет взорвать. А перед высадкой на Землю пройти строжайшую стерилизацию.

— Боюсь, и это не поможет, — грустно заметил Боярский. — Любой контакт с нашим кораблем чреват опасностью. Во всех конструкциях, во всех механизмах есть металлические детали. Либо пластики. Одного прикосновения достаточно, чтобы зараза, как по цепочке, перекинулась дальше. А итог — один. Рано или поздно она достигнет Земли, дотянется до всех поселений в Солнечной системе. Вы представляете себе: вместо городов, зон отдыха, вместо предприятий, транспорта, космодромов — всюду только холмики трухи, покрытые безобидными с виду, хрупкими цветами. Это конец. Всему конец. И только море голубых цветов…

— Ну, это уж, положим, вы сгущаете краски! — подал голос Юханссон. — Если что и случится, то не в таком масштабе. Я убежден, Земля успеет разобраться, что к чему, и найдет противоядие. История красноречива. Земля еще никогда не оказывалась в тупике. Или вы не верите в человеческий разум?

— Нет, в человеческий разум я верю, — холодно отозвался Боярский. — Земля и на сей раз не окажется в тупике. Только для этого нужно проявить особенную осторожность. Учтите, цветы размножаются с поразительной быстротой. Ученые могут просто не успеть. Физически не успеть… А что тогда?

— Хорошо, что предлагаете вы?

У Боярского ответ, в сущности, был готов давно. Он не торопился выступать со своими выводами лишь потому, что надеялся, глупо, безрассудно, как азартный мальчишка, что это совещание еще что-нибудь даст, вдруг родит какую-то оригинальную идею… Если бы так!.. Выход только один, и второго нет. Во всяком случае сейчас им найти его не под силу, что бы они там ни изобретали. Смешно: как ученики на уроке — решение-то есть, но без учительской подсказки боязно назвать — вдруг все-таки не так?..

— Необходимо срочно связаться с Землей, — сказал Боярский тоном, не признающим возражений. — Мы обязаны предупредить. Нельзя, чтобы нас встречали. И — никаких повторных экспедиций. Мы — первые и последние. Ясно?

— Рубка связи готова. Операторы ждут выхода в эфир, — мигом откликнулся Мвонги и пододвинул Боярскому цифровой щиток видеофона.

Спокойно, будто ничего и не случилось, Боярский набрал нужный код. Вспыхнул экран. Лицо дежурного радиста было бледно и выражало полную растерянность.

— Я только что собирался вам звонить, — сдавленным голосом сообщил радист.

— А что такое?

— Рация дальней связи не работает. Тока нет. Они сожрали генератор!

Итак, связаться с Землей звездолет не мог. И в условленный час дать пеленг — тоже. Но на планете все равно будет зафиксировано их появление в Солнечной системе, и, несмотря ни на что, будут высланы навстречу посадочные буксиры. На Земле отреагируют по-своему верно: раз звездолет молчит, значит, что-то случилось и нужно срочно принимать спасательные меры. А именно этого сейчас и нельзя допустить! Их корабль подобен чудовищной бомбе, способной разнести в щепы все, уничтожить цивилизацию до основания.

— Я требую, — тихо, но отчетливо произнес Боярский, — никакой паники на борту!

— Но что же делать теперь? Нам всем? — спросил с экрана радист, глядя с ужасом на командира.

Палуба погрузилась в ледяное молчание.

В эти секунды каждый мысленно читал себе приговор, беспощадный, не подлежащий обжалованию ни перед кем и никогда. И это была высшая человеческая награда каждому из них…