В царствование императора Николая Павловича - Александр Михайловский

Потом, уже когда стемнело, Александр Павлович зажег в доме на веранде фонари, а Николай, заметив, что Адини начинает поеживаеться от вечерней прохлады, сходил в дом, и принес два пледа – один для нее, один для Ольги. И еще он захватил гитару.

— Правильно, Коля, — сказал Шумилин, давай устроим вечер художественной самодеятельности. У кого есть голос – пусть споет. У кого его нет – тоже. Я правильно говорю?

— Правильно, правильно, — воскликнул Антон. — Ведь шашлыки без песен – это просто поедание продукта – что-то вроде общепита. Давай, Николай, начинай.

— Не, дядя Антон, — сказал Николай, — давайте-ка начнем по старшинству. Кто первый – вы или дядя Саша?

— Какой ты вредный, — сказал со вздохом Шумилин, — ну, давай, Коля. Для нашей гостье из прошлого я спою… Ну, ты знаешь, какую…

Сергеев-младший проверил настройку инструмента, а потом, кивнул Александру Павловичу. И тот запел чуть хрипловатым голосом:

Замок временем скрыт и укутан, укрытВ нежный плед из зеленых побеговНо развяжет язык молчаливый гранитИ холодное прошлое заговоритО походах, боях и победах.

Песня эта – даже не песня, а скорее, баллада, рассказывала о том, что люди из будущего так же, как люди из времени, в котором жила Адини, одинаково любили, ненавидели, боролись за свободу и защищали свою честь. Девушка затаив дыхание, слушала, как Шумилин пел:

Чистоту, простоту мы у древних берем,Саги, сказки – из прошлого тащим, —Потому, что добро остается добром —В прошлом, будущем и настоящем!

Александр Павлович перевел дух, а потом жестом предложил Антону продолжить этот концерт под открытым небом.

Воронин не стал ломаться и исполнил веселую песенку о том, что он «работает волшебником». Действительно, машина времени, которую он изобрел, была еще фантастичней сказочной волшебной палочки.

Не жалеть для друга ничего,Думать о других немножко тоже,Вот моё простое волшебство,Может быть и ты мне в нём поможешь.Почему, дружок, да потомуЧто я жизнь учу не по учебникам,Просто я работаю, просто я работаюВолшебником, волшебником, волшебником.

Потом Ольга спела немного грустную песенку про то, что люди порой не могут сделать правильный выбор. И оттого страдают.

Счастье такая трудная штука,То дальнозорко, то близоруко,Часто простое кажется вздорным,Чёрное белым, белое чёрным.

Адини стало грустно. Ей было очень жалко Ольгу Валерьевну, которая была старой, а ни семьи ни детей у нее не было.

— Надо поговорить с папá, — подумала девушка, — может быть, он сосватает ей какого-нибудь хорошего человека, с которым Ольга будет счастлива.

А тем временем Николай, похлопав Ольге после того, как она допела свою песню, снова взял в руки гитару, и запел. У него был хороший голос, и пел он так, что у Адини ухнуло вниз сердце, и стало тепло-тепло на душе:

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены,Тих и печален ручей у янтарной сосны,Пеплом несмелым подернулись угли костра,Вот и окончилось все – расставаться пора.Милая моя, солнышко лесное,Где, в каких краяхВстретишься со мною?

Николай пел, глядя прямо на Адини, и та вдруг поняла, что он поет эту песню не случайно, и именно для нее.

Не утешайте меня, мне слова не нужны,Мне б отыскать тот ручей у янтарной сосны,Вдруг сквозь туман там алеет кусочек огня,Вдруг у огня ожидают, представьте, меня!

У девушки защипало в глазах, и слезы потекли по лицу. Она всхлипнула, и закрыла лицо руками. Шумилин озабоченно посмотрел на свою гостью, и решительно сказал,

— Все, друзья мои, на сегодня хватит, пора спать ложится. Завтра у нас будет трудный день. Ольга, проводи Александру в ее комнату. Пусть девочка отдохнет…

Нашему полку прибыло…

Николай рассказал все своему наследнику. И про знакомство с пришельцами из будущего, и про свое путешествие в XXI век. Цесаревич поначалу слушавший отца с недоверием, все больше и больше удивлялся чудесам, которым его любимый папá стал свидетелем. Окончательно добили Александра фотографии, сделанные в Петербурге будущего. Там император, одетый в странного вида одежду, был снят на фоне хорошо знакомых наследнику ворот Петропавловской крепости рядом с непонятного вида машиной, наверху которой было что-то очень похожее на крылья мельницы.

— Вот на этой штуке, Сашка, — сказал Николай, — я летал, словно на ковре-самолете над Петербургом. Даст Бог, и ты, когда побываешь в их мире, тоже полетаешь на этом, как он у вас называется, Виктор Иванович… Вертолет?

— Так вы из будущего?! — воскликнул он, обращаясь к Сергееву. Видимо только сейчас до него дошло, что вот этот, стоявший рядом с отцом и графом Бенкендорфом ничем неприметный мужчина, и есть один из пришельцев из будущего.

— Да, ваше императорское высочество, — с легким поклоном ответил Виктор, — я из двадцать первого века. Один из моих друзей построил машину времени, с помощью которой можно перемещаться из прошлого в будущее и наоборот.

— Удивительно! — воскликнул Александр, — и как же вы там живете? Мне бы хоть одним глазком взглянуть на будущее.

— Придет время – посмотришь, — сказал Николай. — А пока, давайте все вместе подумаем о том, как нам быть с британцами.

— Ваше величество, — сказал Сергеев, — с британцами Россия уже десятилетия ведет тайную войну. Как за границей империи, так и на ее территории.

— Вы имеете в виду таинственную смерть Виткевича? — спросил Николай.

— И его тоже, — кивнул Виктор, — но наиболее «горячая точка» на территории России, где наши солдаты и офицеры порой лицом к лицу сходятся с подданными королевы Виктории – это Кавказ.

— Да, война с горцами отбирает слишком много жизней наших воинов, — с горечью сказал император. — Я знаю, что в Лондоне сочувствуют этим разбойникам, но про то, что британские подданные открыто сражаются против нас, об этом я слышу первый раз.

— Еще в одна тысяча восемьсот двадцатом году во время боев в Имеретии – сказал Сергеев, — у немирных горцев удалось отбить английскую горную пушку на железном лафете, который был легче аналогичного деревянного и перевозился парой лошадей. Генерал Ермолов отправил трофей в Петербург, в Артиллерийский департамент, и попросил изготовить точно такие же орудия для испытаний на Кавказе. Вот, когда еще британцы начали поставлять оружие тем, кто убивает наших солдат, нападает на казачьи станицы, уводит в плен и продает в рабство наших людей.

— Возмутительно! — воскликнул Николай, — но, ведь это было во времена правления моего брата. Сейчас, наверное, все изменилось.

— Да, ваше величество, — ответил Сергеев, — изменилось, но только в худшую сторону. Британцы чуть ли не в открытую при прямом попустительстве турок отправляют к Кавказскому побережью до двух сотен кораблей с оружием, которые тайно причаливают к нашему побережью, и передают это оружие и боеприпасы для немирных горцев.

А взамен, для покупки нового оружия и военного снаряжения корабли британцев везли в Турцию невольников. А если наши патрульные корабли пытались перехватить этих разбойников, пленным привязывали на шею камни балласта и выбрасывали их в море.

— Ваше величество, — сказал молчавший до этого Бенкендорф. — Виктор Иванович говорит истинную правду. Мне приходилось читать донесения наших чиновников, служивших на Кавказе. Мы принимали меры, но явно недостаточные. Чтобы пресечь контрабандную торговлю оружием, мы учредили регулярное крейсерство кораблей Черноморского флота у берегов Кавказа.

— Ну и как, — спросил Николай, — меньше стало британских и турецких торговцем оружием?

— Если бы, — вздохнул Бенкендорф. — Тут надо спасибо сказать нашему МИДу, и отправленному недавно в отставку господину Нессельроде. Помните казус со шхуной «Виксен».

Николай помрачнел и кивнул головой. Это была старая история, очень ему неприятная.

— Так вот, в 1836 году британская шхуна «Виксен» с грузом оружия для немирных горцев, — продолжил свой рассказ Бенкендорф, — патрульными кораблями Черноморского флота была перехвачена у берега Суджук-Кале. Казалось бы, надо было принимать меры, и шхуну вместе с грузом конфисковать, а ее капитана и его помощника отправить туда, куда Макар телят не гонял. Но, по вине нашего министерства иностранных дел, мы были вынуждены начать переписку с британским Форин офисом. А потом, в конце концов, по настоянию господина Нессельроде капитана шхуны Джеймса Белла мы были вынуждены отпустить с миром.