Комендантский час - Александр Воинов

Весь день прошёл в работе. В обед их покормили. Полицаи выловил из похлёбки несколько кусков вываренного мяса — всё богатство большого котла — и бросил в миски девушкам.

— Не дадим цыганам обжирать украинцев! — сказал он. — Рубайте, девчата! У вас ведь на неделю в складе работы хватит!

Из отдельных реплик, которыми перекидывались между собой полицаи, девушки поняли, что не позднее завтрашнего утра на станцию будут поданы платформы и цыган отправят в Одессу.

Ну хорошо, поработают Лена с Надей на этом складе ещё с наделю. А что потом? Всё равно их долго в жандармерии держать не смогут и отправят в Одессу. Так лучше пусть это будет быстрее! Ведь в Одессе случай может помочь им связаться с родственниками, с друзьями из подполья, адреса явок они прочно держат в памяти. Зачем прозябать в районной жандармерии, теряя время и надежды?

И две девушки ревут в полный голос, не обращая внимания на начальственные окрики и угрозы. Им всё равно, что с ними сделают!

— Отправьте нас в Одессу!.. — кричат они сквозь рыдания.

Сначала Левандовский хотел запереть наступавших на него девиц в карцер. Потом понял, что этим ничего не добьётся. Выйдя из карцера, они станут кричать ещё громче. У него, конечно, есть средство заставить их замолчать, но стоят ли они того, чтобы он тратил на них своё время и нервы.

— Идиотки! — крикнул он во всё горло, перекрывая их рёв. — Я хотел вам добра. А раз вы сами этого просите — убирайтесь вместе с цыганами в Одессу. Но знайте: вас там будут судить! Судить как нарушителей границы Транснистрии…

И, сердитым рывком придвинув к себе лист бумаги, стал составлять акт о пропаже документов, время от времени уточняя у девушек детали, которые забыл. Наконец поставил подпись и подколол документ к листкам, присланным румынским офицером.

— Какие же вы дуры! — проговорил он, покачав головой. — Сами в петлю лезете!

На другое утро, едва рассвело, всех цыган подняли и вывели во двор. Впервые за несколько дней разлучённые семьи опять соединились.

Табор снова стал табором. Цыгане смеялись, пели, радовались так, словно их впереди ожидала свобода, а не смерть. Женщины баюкали на руках спящих младенцев. Мужчины шептались со своими жёнами. Даже старуха, которая в камере всё время кричала и плакала, теперь успокоилась. Она сидела рядом с седобородым стариком, которому можно было дать все сто лет.

А через неделю девушек судили за незаконный переход Буга, так как по оккупационным зонам Транснистрия считалась автономной. На счастье, ни следователь, ни судьи не усомнились в том, что подсудимые говорят правду.

Суд постановил: оштрафовать обеих по сто марок и административно выслать обратно через Буг. На другой день их отвезли в Тираспольский концентрационный лагерь, где предстояло ждать примерно сорок дней, пока наберётся достаточно большая группа нарушителей. Снаряжать конвой ради двух девчонок администрация не хотела.

Что делать?.. Кто может помочь?

Судьба пришла к ним в образе немолодой медицинской сестры, которой они помогали бинтовать тяжелобольных и раненых. Её совет был короток: заплатить лагерному писарю и поехать в Одессу, чтобы раздобыть документы о благонадёжности.

Писарь, молодой румын с хитроватыми умными глазами, понял девушек с полуслова. Он не требовал денег вперёд, но гарантировал себя на случай обмана.

— Всё будет сделано, — сказал он. — Домнишуара[5] поедет в Одессу. Её родственница останется заложницей. Её расстреляют, если домнишуара сбежит.

И на следующий день Лена уже бродила по Одессе, с каждым часом впадая во всё более глубокое отчаяние. Родственники, казалось, исчезли бесследно. В их квартирах жили посторонние люди, ничего не знавшие о своих предшественниках. Идти на явку она пока ещё не имела права.

И вдруг, сидя на скамейке в пустынном сквере, уже совсем выбившись из сил, она вспомнила подругу своей матери по гимназии, жившую на Ризовской улице. Если эта старая женщина в Одессе, она поможет, как ей не помочь во имя той дружбы, которая многие десятилетия связывала их семьи?

Счастье надо выстрадать! Кому принадлежит эта сакраментальная фраза, Лена не знала. Но через час она уже пила горячий чай за столом в тесной комнате маминой подруги, а та, присев напротив, охала и вздыхала, слушая рассказ о том, какие несчастья довели до лагеря маленькую девочку, которую ещё совсем недавно она носила на руках! История о том, что после вынужденной эвакуации из Мариуполя Лена решила вернуться в Одессу, не вызвала у неё никаких сомнений. Куда же ещё деваться бедной девочке? Одесса её родной город, и желание вернуться домой вполне естественно. Что касается украденных документов, то сейчас столько развелось жуликов — всего можно ожидать!

Перебрав в памяти всех знакомых, она остановила выбор на бывшем бухгалтере, который ныне стал чиновником при губернаторе.

— Он поможет! — сказала тётя Маня. — У него самого сын в Красной Армии. Он это скрывает, но я-то знаю!

А дальше всё было как во сне. В условленное время у памятника Дюку Лена встретила немолодого человека с седыми висками, в крахмальной рубашке и сером котелке.

Губернаторский чиновник торопился на какое-то заседание. Он был подготовлен к тому, что от него требуется. И сразу повёл её к нотариусу.

Через полчаса Лена уже держала в руках бумагу с гербом, подписями и печатями. Б документе, написанном круглым, чётким бухгалтерским почерком, подтверждалось, что она коренная одесситка, а главное, губернаторский чиновник ручался за её лояльность по отношению к властям.

Но где взять денег, чтобы расплатиться с писарем? Те, что у них с собой были, давно отобраны. Тёте Мане самой едва хватает средств, чтобы как-нибудь прожить.

Срок отпуска кончался, и Лена решила не рисковать. Писарь получил в награду двое ручных часов — единственное их богатство. Он не был формалистом и, поняв, что большего с них не взять, выписал отпускные документы для обеих.

Тётя Маня снова оказалась на высоте. Она их приютила и энергично взялась за хлопоты. Теперь их надо было прописать. Связи её казались безграничными. Она познакомила девушек с заместителем начальника районной жандармерии Крицуленко, и они три дня, не разгибая спины, прибирали его неуютную холостяцкую квартиру, стирали и утюжили.

Видя, как волшебно меняется его логово, к которому давно не притрагивалась женская рука, Крицуленко, тучный стареющий человек со склеротическим румянцем на щеках, не остался в долгу. Услужливые девушки, с такой охотой взявшиеся облегчить его жизнь, получили прописку в Одессе.

А ещё через несколько дней они уже стали обладательницами собственной комнаты в тринадцатой квартире дома номер восемь по Градоначальнической улице.

А вскоре и рация уже лежала в корзине под старой железной кроватью. Но на это было потрачено и много сил, и много так нужных им денег…

Глава пятая

«ДИНА ПРОСИЛА ВЕРНУТЬ НЕМЕЦКИЙ СЛОВАРЬ»

Удивительны одесские дворы! Они никак не вяжутся с европейской строгостью фасадов. Но, собственно, с дворов и начинается подлинная Одесса. Террасы, увитые диким виноградом, балконы, стоя на которых громко переговариваются женщины. Здесь обсуждаются все дела, и каждый новый человек сразу же вызывает любопытные взгляды.

Лена почувствовала себя счастливой, когда, войдя во двор, увидела, что террасы пусты. Квартиру под номером двадцать шесть разыскала на втором этаже и негромко постучала. В окне рядом с дверью приподнялась занавеска. На старческие, скрюченные пальцы упал луч солнца. В глубине комнаты что-то стукнуло, но никто не появлялся. Лена постучала ещё раз.

— Кто там? — послышался глухой голос.

— Я к Вале.

Старуха, открывшая дверь, казалась взволнованной.

— Вали нет дома, — сказала старуха, торопливо прикрывая дверь. — Она на работе.

— Когда придёт?

Старуха отошла к столу, настороженным движением поправила очки.

— А вы кто? — спросила она. — С каким делом?

— Меня зовут Шура!

— Шура? — переспросила старуха и вдруг злым движением отбросила от стола кошку: — Пошла прочь! Не знаю у Вали такой знакомой…

— Она по-прежнему работает на железной дороге? — спросила Лена. Это единственное, что она знала о Вале.

— Да, на товарной! — сказала старуха. — Ну и ступайте к ней туда.

Как только Лена вышла, за её спиной яростно грохнул крюк.

Дома решили: вечером не рисковать, а отправиться к дому Вали утром, до того, как она пойдёт на работу, и подождать у ворот. Подойти внезапно.

Без четверти семь Лена уже стояла невдалеке от ворот, стараясь, чтобы её не было видно из глубины двора.

Больше часа рассматривала убогую витрину булочной. Подошёл полицейский, потоптался рядом, но решив, что бедно одетая девушка, наверно, ожидает начала торговли, завернул за угол.