Дочь Песочного владыки - Дуглас Брайан

– Когда ты начинаешь рассуждать о высоких материях, мне кажется, что у тебя несварение желудка, – вставил Сигур, дальний родственник и старый приятель Бернегарда. Обычно он сидел молча, и только хмурился, когда прочие веселились и разглагольствовали, но иногда принимался4 натужно острить. Аддо, отличавшийся природной добротой, предполагал, что у Сигура постоянно болят зубы, или что-нибудь еще, и в силу этих причин он и держится так за приятельским столом.

– Я не стану утомлять вас долгими рассуждениями, господа, – продолжал Бернегард. – Вы и сами бываете достаточно занудны…

Закир снова рассмеялся и взмахнул рукой, опрокинув на пол винный кувшин с высоким, узким горлышком. Кувшин раскололся со звоном, как и положено изделию из хорошей глины.

– Начало этой истории произрастает из глубины веков. Некогда жил да был царь племени кочевников. Звали его Уграл. В те далекие времена почти каждый царь или вождь происходил от того или иного божества. В крайнем случае, от демона. А иные из демонов были необычайно сильны, и не уступали богам, во всяком случае, в том, что касается могущества на земле. Поэтому нет великой разницы, от кого именно происходил царь Уграл.

Известно то, что у него имелась сокровенная сила, с помощью которой он мог вызвать на поверхность мертвой пустыни глубинный источник, и напоить свой скот и своих людей. Если на его племя нападали другие племена, Уграл собирал в небе косматое воинство, такое большое, что оно застило свет. Это воинство осыпало врагов Уграла золотыми стрелами, жалящими сквозь любую броню.

– Речь идет о грозовых тучах? – уточнил Аддо.

– Похоже на то. Это неважно. Даже если Уграл попросту вызывал грозу на голову неприятелю, то много ли вы знаете людей, подобных ему?

– Любой гирканский колдун умеет это, – объявил Закир. – Да что колдуны? Любая гирканская старуха…

– Дело происходило не в Гиркании, – пояснил Бернегард, – а в этих краях. Здесь никто не видел гирканских старух. Этим беднягам не с чем было сравнивать, и они почитали Уграла за могущественного царя.

Закир с усилием задумался, но так и не сумел понять, смеются ли над ним, или Бернегард говорит всерьез. На всякий случай, гирканец бешено сверкнул глазами и ощерился. На большее его не хватило.

– Однажды Уграл встретил в песках повозку, запряженную странными крылатыми существами…

Бернегард рассказывал терпеливо, как будто сам для себя. Уж он-то получал удовольствие от своей повести, а остальным все равно нечем было заняться.

– Существа эти походили скорее на львов, чем на тягловых животных. В пустыне им пришлось несладко. Они еле тащились, увязая в песке, а крылья их волочились, оставляя борозды. Когда Уграл приблизился к повозке на своем верблюде, существа зарычали, и даже попытались напасть на него. Но они были истощены, измучены жаждой, и к тому же – впряжены в повозку, что не позволило им растерзать царя и его верблюда. Крылатые львы рычали в отчаянии, и в глазах их светилась скорбь. Из последних сил они пытались выполнить свой долг пред тем, кто находился внутри повозки, кого им следовало защищать и оберегать.

Уграл проникся жалостью к этим существам. Он приказал воде пробиться из глубин земли, и у ног крылатых львов забил источник. Львы припали к живительной влаге. Их худые бока вздымались и опадали, как кузнечные меха…

– Откуда ты знаешь, как ведут себя кузнечные меха? – не удержался Сигур. – Ты отроду не был в кузне!

– Я верю на слово торговцу, – не моргнув глазом ответил Бернегард. – Итак, львы напились. Вода подействовала на них волшебным образом: они буквально воскресли на глазах у Уграла. Силой и мощью налились их тела, крылья расправились, а отчаяние в глазах сменилось покоем. Львы легли на песок и замерли. Уграл подъехал ближе. Они не шелохнулись.

Тогда Уграл спешился и подошел к самой повозке. Она была крытой. Из-за полога, пропитанного пылью, но богато расшитого, слышался чей-то стон.

Убрав полог, царь увидел в повозке женщину удивительной красоты. Она лежала на подушках без сознания и чуть заметно шевелила запекшимися губами.

Уграл снял с пояса серебряный ковш, зачерпнул им из источника и поднес ко рту обессиленной путницы. Она напилась, постепенно приходя в сознание.

В пустыне произрастают во множестве странные цветы. Если увидишь их среди засухи, то поневоле ужаснешься: столь уродливыми они покажутся тебе. Из коричневого песка торчат перекрученные стебли, покрытые острыми, как кинжалы, колючками. Листья сморщенные, в волдырях, словно солнце покрыло их ожогами. А лепестки напоминают черные крылья летучих мышей, разодранные в клочья.

Но если твои запасы воды позволят тебе такую расточительность, и ты прольешь несколько капель в раскаленный песок, то через миг цветок преобразится. Лопнет бурая короста, покрывавшая стебель, листья нальются изумрудной зеленью, а лепестки станут розовыми, нежными, как щека красавицы. Цветок испустит сказочный аромат, и ты никогда не забудешь его, даже если попадешь в королевскую цветочную оранжерею.

Похожим образом преобразилась и женщина, лежавшая в повозке.

Глаза ее раскрылись, и Уграл едва не утонул в этих изумрудных озерах.

Он хотел назваться, как подобает учтивому воину, но женщина опередила его.

– Я знаю тебя, ты – великий царь Уграл, – сказала она. – Твой народ богат, твои жены всегда в тягости, твой скот тучен и обилен приплодом. Но главное сокровище твое еще не найдено тобой.

– Кто ты? – вопросил Уграл, потрясенный чарующими звуками ее голоса.

– Я – дочь Песочного Короля. Не в обиду будь тебе сказано, он могущественнее тебя. Земные богатства проскальзывают у него меж пальцев вместе с песком времени…

– Воистину, он – могущественнее меня, – признал Уграл. – Его дочь прекраснее всего на земле. Мои дети тоже красивы, но ни одна из дочерей Уграла не может сравниться с тобой. Что ты делаешь тут, среди пустыни?

– Ищу тебя, – сказала дочь Песочного Короля, и протянула к Угралу зовущие руки.

Уграл возлег с ней, и пока они лежали, львы сторожили их покой.

В объятиях прекрасной женщины Уграл заснул. А когда проснулся, обнаружил, что нет ни ее, ни повозки, ни крылатых львов. Он лежал на песке в одиночестве, и только его верблюд бродил рядом, жуя колючку.

– Странные сны снятся человеку в пустыне – сказал Уграл и поднялся. А поднявшись, увидел, что перед ним, прямо из песка, вырос дворец. Он сиял белоснежными стенами в лучах солнца, и от этого сияния исходила прохлада.

Думая, что пустыня дразнит его миражами, Уграл дотронулся до стены. Но она была настоящей. Пальцами Уграл ощутил шероховатость алебастра, покрытого искусной резьбой.