Машина желаний (сценарий). Вариант 2 - Аркадий и Борис Стругацкие

Через несколько шагов Писатель начинает насвистывать. Еще через несколько шагов он наклоняется, подбирает прутик и идет дальше, похлопывая себя прутиком по штанине.

Проводник тяжелым взглядом наблюдает за его действиями и, когда Писатель принимается своим прутиком сшибать пожухлые цветочки справа и слева от себя, проводник достает из кармана гайку и очень точно запускает ее в затылок Писателю веселый свист обрывается тоненьким взвизгом.

Писатель хватается за голову и приседает на корточки, согнувшись в три погибели. Проводник останавливается над ним.

– Вот так это и бывает, – говорит он. – Только вот взвизгнуть ты вряд ли успеешь… В штаны не наложил?

Писатель медленно распрямляется.

– Что это было? – с ужасом спрашивает он, ощупывая затылок.

– Это я хотел тебе показать, как будет, – объясняет проводник, – если ты так по Зоне ходить будешь! Самоубийца.

– Ладно, ладно, – отвечает Писатель, облизывая губы. – Понял.

Они бредут через свалку. Блестит битое стекло, валяется мятый электрический чайник, кукла с оторванными ногами, тряпье, россыпи ржавых консервных банок…

Впереди теперь идет Писатель, лицо у него злое и напряженное, губы кривятся.

Огромный ров, заполненный вздутой тушей полуспущенного аэростата воздушного заграждения. Они ступают на прогибающуюся поверхность, медленно идут, осторожно переставляя ноги, и вдруг Писатель издает странный каркающий звук и останавливается.

И начинает намокать. Влага проступает от его тела наружу сквозь одежду, влага струится по его лицу, струйки сбегают со скрюченных пальцев, волосы облепляют щеки и потом целыми прядями начинают сползать на грудь и на плечи.

– Спокойно, ребята, – произносит проводник. – Влопались. Ляг! – кричит он Писателю. – Лечь попробуй! И ты ляг! Профессор! Ложись! Ничего, ничего, сейчас он ляжет…

Проводник и Профессор ложатся, а Писатель не может. Видно, как его тело сводит судорога.

А затем все также неожиданно прекращается. Влага высыхает на глазах, и вот уже Писатель такой же сухой, как прежде, только на плечах и груди висят, колышась под ветерком, сухие пряди выпавших волос. Обессиленный, он валится на бок.

Проводник, за ним Профессор поднимаются, осторожно подходят к Писателю.

– Ничего, ничего, – говорит проводник. – Сейчас он встанет… А действительно, везучий дьявол… У добрых людей здесь, бывало, глаза вытекали, а он одними волосьями отделался… Ну, вставай, вставай, нечего валяться…

Писатель с трудом поднимается, ощупывает голову, рассматривает волосы на пальцах.

– Пошли, – говорит проводник. – Все равно не сосчитаешь… Профессор, вперед.

Они вступают под истлевшую от времени маскировочную сетку. Видимо, когда-то здесь были пулеметные позиции: валяются патронные ящики, вросшие в землю пулеметы, занесенные песком каски и противогазы.

– Привал, – объявляет проводник.

Все стоят неподвижно. А вокруг тишина, только посвистывает ветер и шуршит мятая грязная газета, обмотавшаяся вокруг ноги Профессора.

– Погодите, – говорит Писатель. – Ноги что-то… шалят…

– Что это было? – спрашивает Профессор, не оборачиваясь.

Писатель нервно хихикает, проводник говорит:

– Не знаю я… Было и прошло, и слава богу. – И шипит, озираясь: – Экое дрянное место!

Они расположились в тени маскировочной сетки. Проводник разливает в протянутые стаканчики спиртное. Все выпивают.

– Как у вас аппетит, Профессор? – спрашивает Писатель, с отвращением откусывая от крутого яйца.

– Признаться, неважно, – отзывается тот.

– Пива бы сейчас, – вздыхает Писатель. – Холодненького! В глотке пересохло.

Проводник сейчас же разливает еще по стопке. Профессор осторожно спрашивает его:

– Долго нам еще?

Проводник молчит, а потом угрюмо отвечает:

– Не знаю.

– А по карте?

– А что по карте? Потом, разве это карта? Масштаба нет. Дикобраз, правда, за двое суток обернулся, так то Дикобраз.

– Какой Дикобраз? – спрашивает Писатель.

Проводник усмехается, неторопливо закуривает.

– Дикобраз – это, брат, не нам чета. С первых дней начал, меня водил, когда я подрос. Большой был человек. Ас.

– А почему – был? – спрашивает Писатель. – Он что…

– Во-во. То самое. Уходил вдвоем-втроем, а возвращался один. Вот вам бы с ним сходить… – Он неприятно смеется, переводя взгляд с Профессора на Писателя и обратно. – А, впрочем, досюда бы вы и с ним дошли. Ладно! – Обрывает он себя. – Вы как хотите, а я присплю немного. Да не галдите здесь… И не вздумайте здесь разгуливать…

Проводник засыпает, положив голову на рюкзак, а Профессор с Писателем, прислонившись спинами к глиняному откосу, курят и беседуют:

– А что с ним все-таки случилось, с этим асом? – спрашивает Писатель.

– Он единственный, кто до места добрался и вернулся, – отзывается Профессор. – Вернулся и в два дня разбогател… – Профессор замолкает.

– Ну?

– А потом повесился. Через неделю.

– Почему?

Профессор пожимает плечами.

– Темная история. Он снова собирался туда, вдвоем с… нашим… Наш пришел к нему в назначенное время, а Дикобраз висит. А на столе – карта и записка с пожеланием всяческих успехов.

– А может быть, наш-то его и… того?

– Да. Он может, – легко соглашается Профессор.

Некоторое время они молча курят.

– А как вы полагаете, профессор, это самое место действительно существует? Где сбываются желания…

– Дикобраз разбогател. Он всю жизнь мечтал стать богатым.

– И повесился…

– А вы уверены, что он шел за тем, чтобы разбогатеть? Дикобраз этот? Он что, говорил кому-нибудь, зачем он ходил в Зону? Просто на самом деле человек никогда не знает, чего он хочет. Существо сложное. Голова его хочет одного, спинной мозг – другого, а душа третьего… И никто не способен в этой каше разобраться. Во всяком случае, здесь речь идет о сокровенном. Вы понимаете? О сокровенном желании!

– Это верно, – говорит Писатель. – Это очень верно вы говорите. Давеча вот я сказал, что иду сюда за вдохновением… вранье это. Плевал я на вдохновение…

Профессор с любопытством смотрит на него.

Писатель помолчав продолжает:

– Хотя, может быть, и в самом деле за вдохновением… Откуда я знаю, как назвать то, чего я хочу? Это какие-то неуловимые вещи: стоит их назвать, и их смысл исчезает, тает. Как медуза на солнце. Видели когда-нибудь?

Профессор опускает глаза и принимается рассматривать свои грязные обломанные ногти.

– Ну-ну. Кстати, должен вам сказать, что вам… именно вам – вообще ходить туда противопоказано.

Писатель лицемерно кивает.

– Ну да, ну да… Я, конечно, не ученый… Вот вы – другое дело! Вы в самом деле ученый? Тогда конечно! Эксперимент, факты… Истина в последней инстанции. Только, по-моему, фактов не не бывает. Их вообще не бывает, а уж здесь, в Зоне, и подавно. Здесь все кем-то выдумано, неужели вы не чувствуете? Все это чья-то идиотская выдумка! Нам всем морочат голову. Кто – непонятно. Зачем? Тоже непонятно.