На краю всего - Джефф Джайлс

Зоя знала, что если маме не удастся вернуться домой, то она переночует на диване у своего приятеля Руфуса. Руфус был милый, стеснительный и такой худой, что напоминал палку, которая каким-то образом отрастила бороду и напялила футболку с логотипом группы Phish. Он был скульптором. Его коньком были вырезанные пилой медведи, вроде того, которого он поставил у дома Бисселов. В зависимости от времени года он изготавливал их из обрезков дерева или изо льда. («Резать по льду эпично, старик, – сказал он им. – Это верх крутизны».) Зоя считала, что Руфус тайно влюблен в маму. Она надеялась, что когда-нибудь он в этом признается. Мама старалась быть сильной ради детей, но Зоя видела, сколько в ней накопилось печали после смерти их отца. Эта боль всегда присутствовала, словно фоновая музыка.

Зое надо сообщить маме, что у них все в порядке. Она застонала при мысли о том, что ей еще придется тратить на что-то силы: она и так готова была крепко заснуть прямо сидя, завернувшись в половик, похожий на громадную лепешку. Но прежде чем закрыть глаза, Зоя заставила себя сделать последние две вещи. Она проверила, как Джона. Он лежал рядом и тихо похрапывал, словно игрушечная машинка. Щеки у него горели, но, судя по всему, он был в основном в норме.

А потом она послала маме сообщение из одного слова. Она понимала, что эсэмэс не пройдет, что придется жать «повторить отправку», но все равно это сделала.

Она передала: «Целы».

В 7.30 Зоя уснула достаточно крепко, чтобы ее посетил кошмар. Она попала в белую комнату с голым деревянным полом. Вокруг нее были прикованы звери. Она не знала, что это за звери: возможно, это были вымышленные твари, созданные ее мозгом, но они злобно скалились и рычали: сплошные зубы, когти и слюна. И они рвались на своих цепях, яростно пытаясь выдрать крепления из стен. Зоя стояла в центре комнаты. Они были в считаных сантиметрах от нее со всех сторон, завывали и верещали. А потом в комнате почему-то пошел снег. Она подняла лицо, позволяя снежинкам садиться на него. На секунду ей стало легче. А когда Зоя снова опустила взгляд, рядом с ней внезапно очутился Джона. Он сказал, что сразится с тварями и спасет ее. Она ему запретила. Велела ему не двигаться, застыть неподвижно. Вот только звери завывали так громко, что он ее не расслышал и решил, что она сказала: «Да, Джона, убей их. Убей их всех».

Последнее, что она запомнила, – это что Джона говорит: «Ага, обязательно» – и шагает навстречу этим влажным блестящим клыкам.

Она бесконечно долго выныривала из этого сна. Но вой последовал за ней в реальность: это Ухура стояла у двери, устраивая безумный шум. Лаяла она на удивление громко. Шум присутствовал в комнате как нечто осязаемое. Зоя лишилась способности думать.

Что до Спока, то он забился под половик: видна была только громадная трясущаяся кочка.

Зоя подошла к двери, опасаясь прикасаться к Ухуре в ее взвинченном состоянии.

– В чем дело, подруга? – мягко спросила она. – Ш-ш! Все хорошо, все хорошо.

Она вытянула руку, чтобы погладить собаку по холке, но Ухура огрызнулась на нее (чего вообще никогда и ни с кем себе не позволяла) и начала бросаться на дверь. Она ударилась в нее три раза, громко, словно стучал какой-то монстр.

– Тебе пописать приспичило? – спросила Зоя.

Она открыла дверь. Ухура выскочила на улицу, и Зоя вышла следом, всем существом радуясь прекращению лая.

Было довольно темно. Луны не было, но свет откуда-то шел, потому что озеро сияло. Буран уже миновал. Остался только небольшой снегопад. Зоя содрогнулась и заметила, как сильно у нее болит все тело. Казалось, все ее кости скрепляла одна только боль.

Она осмотрелась, ища Ухуру, и начала беспокоиться о том, как утром будет возвращать Джону домой.

И тут Зоя увидела грузовик, мчащийся по дороге к дому, поднимая колесами снег.

Это был уродливый покореженный старый пикап. Формально его надо было назвать черным, но его столько латали, что кузов наводил на мысль о какой-то кожной болезни. Водителя Зоя не разглядела. Она видела только руку, держащую в окне сигарету. Секунду она в полутьме смотрела, как красная точка сигареты все приближается и приближается. Это завораживало.

Когда она опомнилась, то увидела, что Ухура летит по дороге к грузовику – прямо ему навстречу, не сворачивая, словно могла остановить его своим телом. Зоя даже закричать не успела.

Водитель либо не увидел собаку в свете фар, либо наплевал на нее. Примерно в тридцати метрах от дома раздался жуткий удар. Тело Ухуры отлетело в сугроб.

Снег падал как ни в чем не бывало.

А водитель ехал дальше. Он затормозил у дома. Вышел. Сунул новую сигарету в свои мерзкие обветренные губки и, даже не бросив взгляд назад, чтобы проверить, что стало с Ухурой, повернулся к Зое.

Выглядел он отвратно. Пожилой, с седеющим ежиком и рябинами от угрей. Его одежда – широкие черные брюки и белая рубашка в синюю полоску – явно покупалась когда-то для того, чтобы производить на окружающих впечатление, но хорошие вещи явно мало ему помогли, потому что сейчас стали настолько грязными, что даже стиральная машина их с отвращением выплюнула бы.

Зоя сбежала с крыльца и встала на колени в снег рядом с Ухурой. Собака получила встряску, но была жива.

Мужчина не сказал ни слова. И не подумал извиняться. Просто стоял и возил по Зое глазами, которые оставляли сопливые следы, как слизняки. Мужчины так на нее смотрели с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Когда она заговорила об этом с матерью, та сказала:

– Зоя, присядь на минутку. Мне пора объяснить тебе, что значит выражение «мерзкий паскудный извращенец».

Зоя и сейчас обожала ее за это.

Этот конкретный паскудник ухмылялся так, что у нее вены начали дергаться.

– Ты сбил мою собаку! – возмутилась она. – Спятил?

Он захохотал, а взгляд его стал жестким.

– Это не твоя собака, – сказал он. – Хоть пара стариков и окочурилась, это не значит, что тебе можно прийти и забрать их собак. – Он отбросил сигарету на дорогу, и она с шипением утонула в снегу. – А где вторая – трусливая?

Он знал Спока с Ухурой!

– Ты кто? – спросила Зоя.

– Кто я? Я тот, кому не нравится стоять на чертовом холоде. А еще я тот, кто терпеть не может вопросов. Так где чертов второй пес?

– Это вопрос, – сказала Зоя.

Мужчина отрывисто хохотнул.

– Ну, надо же, какой язычок у нее! Вот что, деваха: зови меня Стэном, хорошее имечко, а? Стэн Мужик. А я буду тебя звать… Зоя. Как тебе это?

Он знал и ее тоже!

– Немного сбавила обороты, да? – добавил он.

Ухура выбралась из сугроба. Она стряхнула снег со шкуры и снова зарычала. Стэн шагнул к собаке – и выражение его лица Зое не понравилось. Ухура зарычала громче, словно ракета, готовая к старту. Зоя встала между ними. Никакого плана у нее не было.

– А она тебя знает, – сказала она. – И ненавидит.

– Ну, мы с этой сучкой уже встречались, конечно, – ответил он. – И вообще я предпочитаю кошек.

Он остановился в паре шагов от Зои – так близко, что она почувствовала запах сигаретного дыма из его рта и затхлое дыхание, которое дымом не перебивалось. Вблизи стало видно, что следы от угрей такие глубокие, будто ему в лицо попал заряд дроби.

– Ну что, посторонишься? – поинтересовался он. – Я приехал просто поискать денег, но, похоже, сначала надо будет надрать псинке зад.

Зое было страшно – и она не знала, что ей делать. Похоже, он это понял, потому что не стал ждать ответа.

Он бросился на нее.

Все произошло стремительно. Стэн повалил Зою на дорогу. Ухура набросилась на него и укусила за руку – так сильно, что он завопил. Оказалось, что Стэн тоже порядочный трус.

Ухура не разжимала челюсти. Стэн разразился ругательствами и закружился от боли. Собака продолжала висеть у него на руке, даже когда лапы у нее оторвались от земли.

– Матерь Божья! – заверещал Стэн. – Я прихлопну эту тварь!

И тут, словно ниоткуда, ему чем-то прилетело по голове. Камнем. У него по уху потекла кровь. Стэн выплюнул многоэтажное ругательство. Они с Зоей одновременно развернулись к крыльцу, где стоял Джона с яростным выражением лица.

– Это я сделал, Зоя! – гордо объявил он. – Я в него попал! Это был я!

Стэн рванулся к Джоне, но Ухура так его и не отпустила. Она была в неукротимой ярости. Это выглядело так, будто человек схватился с аллигатором.

Зоя взбежала на крыльцо к Джоне. Он крепче обнял ее за талию, а потом разжал кулачок: на розовой ладошке была целая горсть камней.

– Я в него снова попаду! – пообещал он.

– Не надо, Джона! – попросила она. – Он дерется нечестно, поэтому мы драться не будем. Ладно? Скажи: «Ладно»! Скажи так, чтобы я тебя услышала!

– Ладно, Зоя. Я больше не буду в него кидаться. Но я бы попал!

Стэн наконец зашвырнул Ухуру в кабину и запер ее. Собака заскреблась в окно. Ее дыхание затуманило стекло. Смотреть на это было страшно. Джона уткнулся лицом Зое в куртку.