Нет памяти о прежнем... - Лев Аскеров

Насколько я помнил, маме не нравилась докторская униформа. Ей казалось, что она выглядит в ней непривлекательно. А мне и папе — наоборот. В своем врачебном халатике она выглядела по-особенному прелестной. Впрочем, любое, даже простенькое платьице подчеркивало ее необычную красоту. Мама походила на снежную королеву, только с горячим сердцем, лучащимся в каждом ее взгляде, в каждом ее движении.

Как я любил ее иссиня-серые, похожие на искрящийся под солнцем лед, глаза. Под красиво изогнутыми собольими бровями они могли казаться надменными и жесткими, если бы не внутренний теплый свет, озаряющий их. Те, кто не знал мамы, робели под ее взглядом. Он способен был обдать таким холодом, что сердце замирало от страха. Она меня, неслуха, иногда им наказывала. А вообще-то они были умны, иронично-насмешливы и очень ласковы.

Когда, после долгих разлук, мне приходилось видеться с ней, а встречи наши происходили, как правило, на ее работе, я всегда, сжимая ее в объятиях, старался снять или, как бы по неловкости, сбить с ее головы больничный колпак. И мамины белокурые, не длинные, но ухоженные и всегда изумительно пахнущие волосы делали ее лицо юным и озорным.

Маме не нравились свои волосы. И при всяком удобном случае она искусно маскировала их то под косынками, то под шляпками, которые, кстати, ей очень шли, то под врачебной шапчонкой. Ей казалось, что волосы у нее тонкие и жидкие. А нам, мне и отцу, мама нравилась простоволосой. Hо сколько мы ее не убеждали — она нам не верила. Считала, что мы ее успокаиваем, а то и дразним.

Зная этот мамин пунктик, я старался над ним подшучивать. Иногда насильно (это уже когда стал взрослым) не давая вырваться из своих объятий, я свободной рукой снимал с нее головной убор. Зачастую она играла со мной в поддавки. Позволяла мне это делать. Хотя всегда ругала меня, называя увальнем, бестией и еще кем-то, а сама не отрываясь, жадно и с любовью смотрела на меня. Гладила по голове, щекам, плечам. Как она светилась! Как я ее любил!

И вот она передо мной. Сквозь маслянистое марево пустыни я вижу маму в ее кабинете. Я не могу ее обнять. Она поднимает руку и медленно снимает с головы врачебную шапчонку…

Я стою, как вкопанный. Мама улыбается и говорит:

— Тебе нельзя стоять. Пожалуйста, иди. Мы сможем с тобой общаться на ходу.

И я шел. И мы говорили. И я многое вспомнил. И многое понял. И видел я себя. И был я совсем другим.

Часть вторая

1

Занялось последнее утро моей жизни. Я, потусторонний, еще не знал об этом. А я, находившийся здесь, в Кара-Кумах, и наблюдавший за собой — Там, знал.

Только не понятно — почему. Непонятно было и другое. Все вещи и происходящие Там события я видел так, словно оттуда и не отлучался. Собственно, что я мелю? Со мной все это и происходило. Только — Там. Там — это где я когда-то жил и работал. Там — это куда я когда-нибудь снова и обязательно приду.

Утро было солнечным и пронзительно ясным. Солнца я не видел, но кривой зайчик окаймленный радугой на спинке, едва подрагивая, лежал на столе, поверх моих бумаг. Я допоздна работал над отчетом о результатах четырехмесячного облета нашим экипажем обозначенных руководством каналов Пространства-Времени. Для всего разумного, проживающего в том или ином канале Пространства — Времени и не видящего общей картины его функционирования, — они, эти каналы, представляются гипербесконечными. Hо это иллюзия, складывающаяся из-за его движения по замкнутой спирали. Над каждым каналом работает не один десяток лабораторий, так называемых маточных Баз, которым поручается конкретное пространство конкретного канала Времени. Это, скажу вам, совсем не легкая работа.

В такой участок входят две-три галактические системы. Они связаны между собой не только одним каналом Времени, но и функциональным взаимодействием, направленным на поддержание разумной либо животной жизни на одной или двух планетах.

Маточные базы размещаются на удобных в навигационном и исследовательском плане малых планетах или на супербольших астероидах. Для их обустройства никаких особых сооружений, вроде куполов с обязательным для людей Земли наличием воздуха и дозированного атмосферного давления, — совершенно не требуется. Hе обязательны и скафандры. Во всяком случае, в передвижениях по Базе или в полетах в одном канале Пространства-Времени скафандры, а точнее, защитные костюмы — не нужны. Hо они необходимы при перелетах из одного Пространства-Времени в другой. Hа их границах контролеров-исследователей подстерегает самая страшная сила.

Что она из себя представляет, описывать не стану. И землянам, привыкшим к своим стандартам, просто не понять физики процесса. А сила эта невидима и смертельна так же, как для космонавтов Земли разгерметизация корабля. Даже во сто крат мощнее. Она сминает и разрывает в клочья то, что по земным понятиям воздушно, не имеет осязаемости.

Что, например, внешне я из себя представлял? Да ничего! То есть никакой определенной формой ни я, ни все те, кто окружали меня, — не обладали. Если, разумеется, на нас, Тамошних, смотреть глазами людей Земли. В общем, по земным понятиям мы были бестелесными. Хотя сами друг друга воспринимали в том образе, в каком пребывали некогда в канале Пространства-Времени, откуда мы сюда пришли.

Каждый воспринимал другого по своему представлению о формах разумного существа. Ты мог в чьем-то умозрении выглядеть паукообразной или земноводной особью, кривоногим или головоногим уродцем, карликом или гигантом… Hо как бы ты не выглядел в их глазах, они, разумные существа, с которыми мне приходилось общаться, внешне выглядели как люди Земли. Я их так воспринимал.

Впрочем, рассказываю я обо всем этом лишь потому, что мне, земному, ковылявшему в пекле пустыни, самому любопытно было узнать то напрочь забытое, что некогда являлось моей естественной средой обитания. В тот момент, в Кара-Кумах, я по памяти мог определить модель челнока, в котором я себя увидел. И назвать планету, откуда я летел. Хотя откуда бы мне, обычному инженеру-геологу, знать было об этом?!

Спроси у меня тогда, и я без запинки перечислил бы все Базы, на которых мне доводилось работать. Вспомнил бы и те, на которых не бывал, но слышал от друзей и читал о них в учебниках. Я мог повторить коды, какими обозначались каналы Пространства-Времени…

Я называл имена друзей. И с затаенной стеснительностью спросил о той, в кого был страстно влюблен. Она внешне была похожа на маму…

Я знал обязанности, какие на мне лежали, и знал свою должность, которая досталась мне совсем непросто…