Театральные сказки. режиссёрам в помощь - Алексей Анисимов

ЕМЕЛЬЯН – Простите, мерси… это… как вас звать величать?

МУРКА – Будто вы не знаете! Меня вся улица уж сколько лет Муркой кличет. Соседи, вы чего, своих деревенских не узнаёте?

ЕМЕЛЬЯН – Дык, узнать вас как-то трудновато…

МУРКА – Да Мурка я. Хотя, честно скажу, имя у меня пакостное. Какое-то оно легкомысленное. Ну, чего вы на меня все так внимательно смотрите?

ФОМА – А… О… У…

ЕМЕЛЬЯН – Оробели мы малость. Первый раз вот так с кошкой запросто калякаем.

МУРКА – Так чего робеть-то? (Подмигивает Фоме) Как кирпичом в меня швырять – небось – не робеете, а как поговорить – так потеете…

ЕМЕЛЬЯН – Ну что, Фома, скажешь? Это ли не чудо? Вопрошай теперь у кошки про мышку.

МУРКА – (Косится на Мышку) Про какую мышку? Про эту? А чего про её вопрошать? Вон, расселась – как в гостях. Ни меня, ни вас не стесняется.

ЕМЕЛЬЯН – Ага! Чуешь, Фома, чем пахнет?

ФОМА – Чем?

ЕМЕЛЬЯН – Кажись, свадьбой…

ФОМА – Ну нет, батя! (Показывает на Мурку) Теперь мне нужно доказательство, что вот это вот – кошка Мурка.

ЕМЕЛЬЯН – Не смеши народ, Фома. Чего ещё доказывать?

ФОМА – А я вот кликну сюда сейчас нашего пёсика Барбосика. (Бежит к окну и в него кричит.) Барбоска! (Присвистывает) А ну, быстро ко мне бегом! Нужно тут с одной Муркой разобраться.

ЕМЕЛЬЯН – (В сердцах машет рукой) Ладно, Фома, ты с кошками разбирайся, а мы с девицей нашей, которая Мышка, пойдём с коровой Зорькой разберёмся. Пойдём, Мышенька! Мне смотреть противно, как мой сын от чудес шарахается.

Емельян и Мышка уходят.

МУРКА – Да ты, сосед, не трясись. Мне и самой непривычно, что я вот так с вами общаюсь. Я же с людями привыкла по-другому. Где селёдку сопру, где сардельку. А теперь прямо и стыдно за всё это, хочется извинения просить.

Сцена четвёртая

Появляется Барбоска – в человеческом обличие.

БАРБОС – (Видит кошку в человеческом образе и страшно поражён) Вот те раз! Кошка по-человечьи говорит… (Удивляется своим словам) Вот те два… Я и сам – говорю как человек. Ничего не понимаю… Как говорит сосед дядя Вася – ситуация подозрительная. Интересно, а петь я смогу? (Пытается запеть.) Я встретил вас и всё такое… Получается!!! Вот только дальше я слова забыл!

От страха перед говорящим Барбоской Фома залезает под стол.

МУРКА – Ну ладно, ладно… Очумел совсем, блохастый! Тебя вон, хозяин звал.

БАРБОС – Хозяин? Это какой такой хозяин? Не люблю я этого слова – «хозяин». Как говорит дядя Гриша, ну, – который живёт через дом – всех хозяев истребили ещё в одна тысяча девятьсот семнадцатом году, но буржуев осталось много.

ФОМА – (Выглядывая из-под стола) Эй, гражданин, а вы – кто?

БАРБОС – Мы – кто? Мы-то, понятно кто. Мы – собачка Барбос, и неплохая, между прочим, собачка. А вот ты, Фома, знаешь ты кто?

ФОМА – Кто?

БАРБОС – Ты – нехороший человек.

МУРКА – Ты, Барбоска, полегче… Полегче…

БАРБОС – А чего – полегче? Он меня, между прочим, постоянно костью дразнит, и палкой бьёт. А я ему за это правдой служу. Я ему такие песни по ночам пою! (Воет) Вот, порой, пою песню и думаю – вот стать бы человеком! Я бы тогда, перво-наперво Фому из дома выгнал.

ФОМА – Да ну?

БАРБОС – И вот, кажись, наконец-то, я – человек! Ну, Фома, прощайся с домом…

ФОМА – Чего?

БАРБОС – Того… Того, говорю. Всё, Фома, лишаю я тебя твоего наследства в свою пользу. Станем мы теперь с Емельяном Понкратичем вдвоём жить – душа в душу. Он мужик мировой, в чудеса верит как ребёнок. Опять же – сказок знает много.

МУРКА – Ты Барбоска, мечтать-то мечтай, да нос не задирай.

БАРБОС – А тебя, Мурка, я в жёны возьму. Я тебя давно знаю. Ты хоть малость плешивая, но шустрая, и рыбу ловишь резво.

МУРКА – Ты, вислоухий, совсем рехнулся, или как?

БАРБОС – Ты, Мурка, молоко любишь?

МУРКА – Ну, люблю…

БАРБОС – А знаешь, сколько их корова Зорька молока даёт?

МУРКА – Сколько?

БАРБОС – Два ведра. Тебе одно ведро, мне ведро. Ну, дедушке нальём чуток…

ФОМА – Эй! А чего это вы тут моё молоко делите!?

БАРБОС – Молчи, Фома! Теперь ты обездоленный! Бомж! Теперь ты у меня в гостях, а я… Я теперь от радости песни петь буду, и на гармошке играть.

ФОМА – Тятька! Тятенька! (Убегает из избы)

Барбос поёт песню и играет на гармошке.

МУРКА – (Смотрит в окно) Ну вот, кажись мы и допелись. Фома с Емельяном Панкратичем бегут, у обоих в руках вот по такому дрыну! Ты, Барбоска, как знаешь, а я, пожалуй, пойду…

БАРБОС – (Испуганно) Да? Дрын – дело гиблое… Эх, прощайте мои мечты…

Мурка и Барбос убегают.

Сцена пятая

Появляется Фома. В руке у него палка.

ФОМА – Вот я вас сейчас… Эй, вы где? (Заглядывает во все углы) Никак, в окно сиганули? (Его вдруг осеняет.) А может, их и не было совсем? Может это я спал? И мне такой сон странный приснился? (Ложится на лавку) Точно! Сплю я! Сейчас придёт батя, и тогда я проснусь. Проснусь окончательно.

ЕМЕЛЬЯН – (Входит с огромной дубиной) Ну, где они, твои притеснители?

ФОМА – (Сонным голосом) Тихо, батя, тихо… Чего разорался?

ЕМЕЛЬЯН – Чего, тихо-то?

ФОМА – Не видишь что ли – сплю я. Дай сон досмотреть…

ЕМЕЛЬЯН – Какой сон?

ФОМА – Да вот – про говорящих кошек да собак.

ЕМЕЛЬЯН – Не понял…

ФОМА – А чего понимать-то? Нам, батя, вся эта чушь приснилась про говорящих кошек-мышек, а мы как дураки и поверили.

ЕМЕЛЬЯН – Приснилось?

ФОМА – Ну!

ЕМЕЛЬЯН – Сразу обоим?

ФОМА – Ага.

ЕМЕЛЬЯН – А если возьму я дубину?

ФОМА – Дубина – это не доказательство. Это только способ доказательства, и он, батя, способ этот – варварский. Архаизм это!

ЕМЕЛЬЯН – Эй, Мышка, поди-ка сюда.

МЫШКА – (Входит.) Чего звали, батюшка?

ЕМЕЛЬЯН – (Фоме.) А это кто – тоже сон?

ФОМА – Это?.. Это – девка.

ЕМЕЛЬЯН – А откуда она, по-твоему, взялась?

ФОМА – Почём я знаю? Наверное, ты её и привёл, чтобы над сыном поиздеваться. Вы с ней сговорились, а я страдать должен?

ЕМЕЛЬЯН – (Поднимает дубину) Ну, пора тебя, Фома, ото сна-то пробуждать!

ФОМА – (Вскакивает и пятится) Батя, ты чего? Это не правильно, с дубиной на спящего сына.

ЕМЕЛЬЯН – Ничего, в жизни много не правильного…

МЫШКА – Погодите, Емельян Панкратич, давайте разберёмся! А вдруг и вправду – Фома Емельяныч спит?

ЕМЕЛЬЯН – Да ты что, дочка, не видишь, что он над нами издевается?

МЫШКА – А вдруг – не издевается?

ФОМА – Да, а вдруг я не издеваюсь? Может у меня сон такой крепкий? Может я лунатик?

ЕМЕЛЬЯН – (Замахивается.) А может ты марсианин?

МЫШКА – А давайте сделаем мы с вами вот как: пусть Фома Емельяныч ложится и дальше почивает. Как проснётся, так проснётся.

ФОМА – (Обрадовано ложится на кровать.) И это правильно! Лучше спать, чем всякие кошмары наблюдать.

МЫШКА – А мы с вами, Емельян Панкратич, ужинать сядем. Скоро ведь закат наступит, и мне пора будет с вами распроститься. Надо мне подкрепиться…

ЕМЕЛЬЯН – Эх, мышка, жалко мне с тобой расставаться. Ну да ладно, наливай молочка, что ты от нашей коровы надоила.

ФОМА – А я?

ЕМЕЛЬЯН – А ты – спишь. И спишь – крепко!

МЫШКА – (Разливает молоко по чашкам, пробует) Вкусное у вашей Зорьки молоко.

ЕМЕЛЬЯН – (Тоже пробует молоко, громко и протяжно чмокает) Да уж. Молоко – что надо. Мы с тобой сколько сможем – сами выпьем, остальное собачке да кошке, да соседям раздадим.

МЫШКА – А Фоме оставим?

ЕМЕЛЬЯН – Да что ты? Разве станет он молоко пить, которое мышка надоила? Скажет – оно не настоящее. Не верит парень в чудеса, и всё тут.

ФОМА – (Вполголоса) Вот ведь, думают – я и впрямь сплю…

ЕМЕЛЬЯН – Бормочет чего-то… Набегался парень, намаялся… Голодный спит.

ФОМА – (Жалобно) Может, молочка оставите…

МЫШКА – (Будто не слышит Фому) Пейте, Емельян Панкратич, ещё, да и я тоже себе налью.

ЕМЕЛЬЯН – (Пьёт молоко) Ох, и хорошо идёт молоко. Так мы с тобой и сами всё выпьем.

ФОМА – Эй, вы чего так много пьёте?

ЕМЕЛЬЯН – Тихо, Фома, тихо! Спи!

ФОМА – (Возмущённо) Да как же тут спать, если в желудке пусто?

ЕМЕЛЬЯН – А у тебя и в брюхе пусто, и в голове не густо! Спи!

ФОМА – (Вскочил.) Да как тут спать, если вы так громко кушаете?!

МЫШКА – Ой, вот и Фома Емельяныч проснулся! (Протягивает Фоме кружку.) Отведайте молочка на здоровье. Молоко вкусненькое, свеженькое…