Стерегущий - Алексей Сергеев

— Бесконечно признателен, — еще раз поклонился лейтенант, пожимая протянутую ему узкую женскую руку в черной лайковой перчатке. — Боюсь только, что я уже совершенно здоров.

— Вчера были больны, а сегодня здоровы? Сомнительно. Болезнь в одну ночь не проходит, — чуть усмехнувшись, произнесла Таисия Петровна.

Голос ее, звучный, низковатого тембра, лейтенанту понравился, но тон позабавил: суховатая, назидательная солидность не вязалась со слишком моложавым, даже юным обликом говорившей.

— Сегодняшняя ночь была для меня подведением итогов очень долгого пути, — слегка подтрунивая над собой, оправдывался Сергеев.

— Пути-и, — неопределенно протянула Таисия Петровна, пристально оглядывая его чуть прищуренными глазами, и лейтенант вдруг заметил, как красив у молодой женщины извив черной брови, как чист и изящен рисунок ее лба и носа. — Откуда же и куда путь?

— От могил моих предков… в будущее.

— О боже мой, какой огромный конец! — засмеялся Молас. — Тут действительно хватит времени и заболеть и поправиться несколько раз.

— Александр Семенович, к вам можно? Примите старика в свою компанию! — послышался в дверях веселый возглас, и в гостиную быстро вошел лейтенант Семенов. — Вы что же это? Хворать вздумали? Следуете моде?.. Здравия желаю, Таисия Петровна, — с картинной учтивостью поклонился Семенов. — Боже мой! Ваше превосходительство! Какими судьбами?

— Самыми обыкновенными. Сел в Артуре в экспресс и через тринадцать суток в столице.

— Как доехали? — одновременно осведомились Сергеев и Семенов.

— Массу драгоценного времени потерял. Мне теперь каждая минута дорога, а тут вынужденное безделье. И все думалось: вот бы вместо этого сверхмощного паровоза ракетный двигатель. Сел в Артуре, скажем, в десять, а в двенадцать сходи в Петербурге.

— Нет еще такого ни в Европе, ни в Америке, — скривил губы в усмешке Семенов. — Мысли же из заграничных утопических романов — для ракетных двигателей сырье несовершенное.

— Зачем же оглядываться на заграницу? — возразил Сергеев. — Я, например, знаю человека здесь, в Петербурге, который уже разрабатывает идею ракетного двигателя…

— Кто именно? Какой-нибудь дилетант? Святой фантазер? У нас на Руси всегда так: кому не положено, тот и изобретает.

— А ведь почти угадал, — засмеялся Сергеев. — Действительно, фантазер в генеральских чинах… Профессор Артиллерийской академии Дмитрий Константинович Чернов.

— Ну, вот видите, — торжествующе проговорил Семенов и поправил у себя на груди адъютантские аксельбанты. — По должности этим бы следовало заняться, ну, скажем, командиру воздухоплавательной роты Кованько, а занялся почему-то артиллерист.

— Тем лучше. Чернов человек свежей, оригинальной мысли, с хорошим русским размахом… Нет, вы подумайте только, какой диапазон интересов: улучшение стали и ракетный двигатель!

— А это всегда так, — словно защищая Чернова от Семенова, заговорил Молас. — Уровень качества — уровень культуры. Кому же, как не людям глубокой мысли и незакисших мозгов искать и находить пути к повышению качества? Кому же, как не им, думать об улучшении всего существующего? Я вот в прошлом году был за границей и катался там в автоматических экипажах Даймлера и Бенца. Экипажи везут не лошади, а газовые и бензиновые моторы. Эти автомобили существуют там лет пятнадцать, а в России о них никто и не думает еще. Пора, пора готовиться к прогрессу. Если не самые предметы, то пусть хоть проекты на них будут готовы. Рожденная народной мудростью русская поговорка, применимая ко всему, говорит: готовь летом сани, а телегу зимой.

Молчавшая Таисия Петровна неожиданно подала голос:

— Ну хорошо. Допустим, накопится целая папка проектов таких салазок и тележек. А дальше что?

— Как что? — изумился адмирал. — Прогрессивные промышленные деятели организуют акционерное общество для эксплуатации изобретения, изобретение начнет распространяться среди населения и так далее. Люди науки почувствуют заинтересованность населения в их работе. Научные открытия будут следовать друг за другом все чаще и чаще.

— Ну, нет, — пылко возразила Таисия Петровна. — Жизнь показывает не то. Акционерные общества работают отнюдь не на благо народа. Умнейший человек, живший когда-либо в Англии, написал, что крупная промышленность окончательно отделяет от рабочего науку и заставляет ее служить капиталу.

— Долой прогресс и науку! — в комическом ужасе воскликнул Семенов, делая вид, что затыкает себе уши растопыренными пальцами.

Не обратив внимания на его восклицание, Таисия Петровна продолжала:

— Наука станет двигателем прогресса только в том случае, если ее перестанут отгораживать от народа, когда сам народ создаст материальные условия для претворения проектов в действительность.

— Браво, браво, Таисия Петровна! — иронически поклонился молодой женщине Молас. — Вижу, что вы в Медицинском институте не только трупы препарируете, но и политикой занимаетесь. Отойдите-ка лучше от этого в сторону. Ничего из ваших революционных устремлений не выйдет.

— И не читайте «Исторических писем» Лаврова, — издевательски посоветовал Семенов.

— А я уже прочла их, — тем же тоном ответила молодая женщина, — и вынесла из чтения много для себя поучительного. Но Лавров последнего, а главное, самого нужного слова не сказал. Нужные слова сказаны другими.

— Например? — заинтересованно спросил адмирал.

— Их сказал Маркс.

— О-о! Вы и его читали? — удивился Молас, сердито насупив брови.

Вошел вестовой Сергеева, о чем-то пошептался с ним. Сергеев утвердительно кивнул головой и, когда вестовой скрылся в дверях, радушно пригласил всех в столовую перекусить, чем бог послал.

Таисия Петровна стала отказываться. Ее едва уговорили остаться. Завтрак был непритязательный, но вкусный и сытный: судак в маринаде, яичница-глазунья каждому на отдельной сковородке, жареная украинская колбаса с тушеной капустой.

Молас ел молча, чуть посапывая. Семенов, пропуская под каждое блюдо по нескольку рюмок английской горькой, скоро воодушевился и стал весело рассказывать забавные случаи из своей адъютантской службы.

Пить кофе перешли в кабинет. Таисия Петровна с любопытством оглядывала небольшую комнату. По стенам, сплошь убранным коврами и драгоценными восточными вышивками, было развешано в продуманном беспорядке холодное оружие.

— Это ваша коллекция? — с легким изумлением спросила она. Ей в первый раз привелось видеть такое множество воинского снаряжения.

— Ну уж и коллекция! — усмехнулся Сергеев. — Коллекция предполагает разнообразие собранного в мировых просторах, а тут только клинки отечественного производства, и то не всего, а главным образом Златоуста.