Неизвестный Берия. За что его оклеветали? - Юрий Мухин

Но когда все время над чем-то думаешь, то решение найдется, и недели через две нашел решение и Берия Он набросал это решение на двух страничках, положил на дно папки для бумаг, с которой обычно ходил к Сталину, и стал ожидать, когда же Сталин вернется к его участию в атомном проекте.

Поздним вечером 19 августа 1945 года Берия был приглашен в кабинет Предсовнаркома СССР. Сталин стоял у окна, глядя в опускающиеся сумерки, и вошедший Берия не стал отвлекать его от мыслей, а просто сел у стола для совещаний, ожидая, когда Сталин очнется от раздумий.

Заканчивалась война Советского Союза с Японией, и проходила она быстрее и легче, чем ожидал Сталин.

Эта война началась 9 августа 1945 года, а уже утром 18 августа главнокомандующий японской Квантунской армией генерал Ямада, находившийся в Чанчуне, подтвердил по радио согласие выполнить все условия капитуляции, предложенные ему командующим советскими войсками маршалом А. М. Василевским. И в этот же день в Харбине высадился первый эшелон десанта в 120 человек, сопровождавший генерала Шелахова. Он встретился с группой японских генералов во главе с начальником штаба Квантунской армии генералом Хата и предъявил им условия капитуляции японских войск. Японцы вынуждены были их принять, и уже утром 19 августа Хата с группой японских генералов и офицеров были доставлены на командный пункт 1-го Дальневосточного фронта к маршалу К. А. Мерецкову. А в 14 часов 10 минут 19 августа подписал акт о капитуляции сам генерал Ямада, после чего он и премьер-министр Маньчжоу-Го Чжан Цзин-хуэй выступили перед войсками и населением по радио, призвав прекратить сопротивление.

Дело было сделано – Великая Отечественная и, одновременно, Вторая мировая войны были закончены. Огромный груз упал с души у Сталина, но, как всегда бывает у руководителя, окончание одного дела означало, что нужно всеми силами наваливаться на очередное. И сейчас Сталин думал об одном из таких дел– о том, как предотвратить Третью мировую войну.

– Ну, что же, американцы расставили точки над «i»: взорвали атомные бомбы над Хиросимой и Нагасаки, – не спеша, начал Сталин. – И этим они показали всему миру, в первую очередь нам, что и бомба у них есть, и решимости ее применить тоже достаточно, – Сталин помолчал. – Не вижу иного выхода, Лаврентий, надо тебе браться за это дело.

Сталин вновь задумался, и Берия, видя это, не спешил отвечать.

У Сталина было очень много подчиненных, и все они (порою не без оснований) считали себя прекрасными работниками и выдающимися государственными деятелями. Однако среди них было очень мало таких, которым можно было поручить совершенно новое дело.

Все остальные были хороши в делах, по которым уже было известно, как их делать, и по которым требовался только контроль за исполнением и незначительные, тоже понятные, усовершенствования. В таких, привычных, делах подчиненным не требуется рисковать и брать на себя ответственность за абсолютно новое решение, по которому нельзя предсказать, чем оно закончится, – победой или поражением. Правда, таким, сереньким подчиненным новые дела тоже поручались (куда денешься!), но такие подчиненные тут же шли к Сталину, чтобы спросить его, как это новое дело сделать. Прямо они, конечно, не спрашивали, поскольку их должностное положение обязывало их принимать решения самим, но они «согласовывали» со Сталиным свои решения, как бы демонстрируя ему свою исключительную дисциплинированность и послушность.

Однако Сталину, чтобы согласовать какое либо решение своему подчиненному, требовалось разобраться в этом вопросе так же хорошо, как и самому подчиненному, то есть, таким «согласованием» подчиненные Сталина заставляли Сталина работать за себя и нести ответственность за те дела, которые Сталин поручил этим подчиненным. И деваться было некуда – Сталин вынужден был работать за таких «государственных деятелей», но справиться он мог только с их небольшими по масштабу делами – он успевал вникнуть в подробности таких дел, чтобы принимать по ним компетентные решения.

А среди подчиненных Сталина Берия был полностью самостоятельным и ответственным работником, которому без страха можно было поручить любое новое дело, и Сталин знал, что если Берия его не сделает, то тогда это дело не сделает никто.

Но это было не единственным достоинством Берии, которое знал и ценил Сталин.

Огромная эффективность Берии как руководителя достигалась прежде всего за счет его ума. (Сталин внутренне усмехнулся: этот довод мало действует на людей – ведь все «тоже умные». Вот в этом заключается незаметная для многих разница – все тоже умные, а Берия был просто умным). Сталин знал, что многие, зная Берию прежде всего как главу НКВД, уверены, что он каждого мог убить или посадить в лагерь, поэтому его подчиненные его боялись и только из-за этого страха становились очень трудолюбивыми.

Это не так, и даже не потому, что Берия никогда такой власти не имел. Просто умный руководитель никогда не станет пугать подчиненного. Если бы люди вдумывались в то, как функционирует система управления, то без труда поняли бы, почему это так. Запуганный самодуром-начальником подчиненный вынужден подавить в себе любую инициативу и работать только «от и до» – делать только то, что приказал начальник.

Ведь тут так. Если вы в подчинении у самодура и проявили инициативу, т. е. сделали нечто, чего он не приказывал, то тут два варианта. Это «нечто» может окончиться неудачей. Что с вами сделает начальник за то, что вы нанесли убытки самовольничая? При наличии небольшой фантазии, вы это легко себе представите. Второй вариант – вы добились успеха. Не спешите радоваться, результат может быть еще хуже. Если, действуя по своей инициативе, без приказа самодура-начальника, вы добьетесь успеха, то этим оскорбите его. Получится, что он такой дурак, который не догадался дать вам нужный приказ, а вы умнее его, и сделали трудное дело без его мудрых указаний. Конечно, он вас не накажет – победителей не судят, – но найдет способ отбить у вас желание самовольничать.

В результате у дурака-начальника умственный потенциал его подчиненных парализуется, а сам начальник не способен продумать и указать, что делать каждому подчиненному. Такой начальник может даже сам «пахать» днями и ночами, а его подчиненные все равно будут бездельничать, дожидаясь его указаний. И тут тоже два варианта. Если дело, которым командует дурак, запугавший подчиненных, развивается экстенсивно, т. е. растет количественно, то за счет этого какое-то время его дурость не будет видна и создастся впечатление, что такой стиль руководства эффективен.

Положим, дураку поручили выращивать зерно, и он в первый год приказал засеять 10 000 га, во второй 15 000, в третий 20 000 га и т. д. Объем получаемого зерна будет все время расти, за счет роста пахоты, создавая видимость благополучия. Но если прирост объема пахоты прекратится, и надо будет добиваться роста объема зерна интенсивным путем, т. е. в основном за счет ума подчиненных, то не только роста не будет, но и достигнутая эффективность начнет падать при увеличении числа наказаний и жестокости расправ.

Сталин вспомнил Кагановича – наркома путей сообщений. Пока правительство ежегодно давало ему дополнительные деньги, рельсы, шпалы, стройматериалы, паровозы, людей и т. д., он всех в своем наркомате «брал за горло», жестоко наказывал, и дела у него шли как будто прекрасно. Но началась война, экстенсивный рост НКПС остановился, перевозки надо было обеспечивать за счет ума подчиненных, и тут-то и выяснилось, что ни его личная работоспособность, ни наказания ничего не дают.

Умный руководитель сделает все, чтобы подчиненные его не боялись, сделает это не во имя дешевой популярности, а по деловым соображениям – чтобы не задавить в них инициативу. Если они ошибутся, то он простит, а если и накажет, чтобы подчиненный в следующий раз был вдумчивее и собраннее, то так, чтобы не запугать его. А если подчиненный отличился, то наградит его и будет за него искренне рад – ведь подчиненный эффективно сделал часть дела, порученного самому начальнику. Как же тут не радоваться?

Умный начальник, подумал Сталин, это не безвольный толстовец. Он может быть и зол на язык, и тяжел на руку, и скор на расправу. Пока есть лентяи и разгильдяи – по-другому нельзя. Если не бить разгильдяев, то это будет вопиющей несправедливостью по отношению к добросовестным работникам. Ведь все кормятся от одного дела, и бездельники паразитируют на трудолюбивых. Умные начальники бездельников и разгильдяев кнутом заставляют отрабатывать свой хлеб, поскольку выгнать их не всегда удается: не всегда есть им замена, да и не всегда эту замену справедливо делать. Скажем, ленивый солдат. Что, его в тыл отправлять, а трудолюбивые пусть гибнут?

Сталин редко видел Берию в работе с подчиненными, но Сталин получал с мест и характеристики на него, и доносы, поэтому прекрасно представлял стиль руководства Берии. Сталин знал, что Берия всегда предупреждает руководителей предприятий об их личной ответственности за неукоснительное выполнение задания, но у Берии была уникальная способность воодушевлять подчиненных на работу. Естественно, у директоров промышленных предприятий в начале работы с Берией превалировал страх. Но постепенно у работавших с ним несколько лет чувство страха исчезало, и приходила уверенность, что Берия будет поддерживать их, если они успешно выполняют важнейшие народнохозяйственные задачи. Берия поощрял в интересах дела свободу действий крупных хозяйственников в решении сложных вопросов. То, что и требуется, подумал Сталин, жесткий контроль, исключительно высокая требовательность и вместе с тем умение создать у руководителя уверенность, что в случае добросовестной работы над поставленной задачей поддержка Берии ему всегда обеспечена.