И обратил свой гнев в книжную пыль... - Петер Вайдхаас

Я бы солгал, если бы стал утверждать, что этот успех был неким образом связан с моей скромной деятельностью в Буэнос-Айресе. Я лишь соучаствовал, изо всех сил стараясь научиться тому, от чего зависит успех подобных мероприятий, а кроме того, пытался еще отделаться от нервозного Клауса Тиле (который должен был вводить меня в Буэнос-Айресе в курс дела!), чтобы составить собственное представление о характере работы на передвижных выставках немецкой книжной торговли.

Клаус Тиле блестяще подготовил эту выставку, но в связке с нами там был еще третий участник — Понтер В. Лоренц. В его обязанности входило приносить удачу.

Гюнтер Лоренц был, по сути, совершенно некоммуникабельным, скорее даже, наоборот, чопорным человеком. После немногих, довольно эффектных поездок в Курдистан в качестве корреспондента и искателя приключений этот человек переключился на вызывавшую большой интерес и становившуюся тогда на ноги литературу латиноамериканских стран, в том числе и на ее создателей тоже. В узких литературных кругах он приобрел особую известность как автор вышедшего в издательстве «Эрдман-ферлаг», Тюбинген, сборника интервью «Диалог с Латинской Америкой».

Везде, где бы он ни был, Лоренц выдавал в свойственной ему профессорско-менторской манере хвалебные отзывы о той латиноамериканской литературе, которую знал главным образом только он сам да небольшая группа немецких испанистов, и вовсю критиковал глупую и ленивую западную общественность, еще не открывшую для себя величие этой литературы.

Когда в тех странах, где элитные круги ориентируются исключительно на западноевропейскую или североамериканскую культуру, а все свое находят недостойным и даже просто нестоящим товаром, вдруг слышат, что иностранцы, особенно европейцы, говорят о значимости их родной литературы, это вызывает широкий отклик в патриотических сердцах и бросает вызов местным интеллектуалам, а в их лице и всей национальной прессе.

Две радиостанции, один телеканал и самая большая аргентинская газета «La Nación» посвятили Гюнтеру В. Лоренцу несколько подробных интервью. В конце концов он стал так «знаменит», что одна из телекомпаний пригласила его стать членом жюри на конкурсе «Мисс Аргентина».

Кое-что от этой «известности» перепало и выставке: город Буэнос-Айрес выразил нам благодарность за длительное пребывание в их стране «нашего профессора».

Но необыкновенную популярность обеспечивали не только его интервью. Благодаря своей работе над книгами и переводами у Гюнтера В. Лоренца установились хорошие контакты со многими тогдашними знаменитыми авторами латиноамериканской литературы, такими, как Марио Варгас Льоса, Роа Бастос, ди Бенидетти, Адониас Фильо, а в Аргентине особенно с Эрнесто Сабато, чей самый известный роман — «О героях и могилах» — был только что издан по-немецки в Германии. Прочитав этот роман, я впервые встретился с латиноамериканской литературой, а моя душа словно побывала уже в Буэнос-Айресе еще до того, как я ступил на эту землю.

Дружба с великим и известным аргентинским ученым и прозаиком быстро обеспечила Лоренцу признание и среди других аргентинских писателей и интеллектуалов, так что в конце концов даже эссеистка Виктория Окампо, не благоволившая к общественности, но пользовавшаяся в Аргентине славой литературного мэтра, появилась на церемонии открытия, что, естественно, поспособствовало тому, чтобы самые широкие, интересующиеся литературой круги отдали дань нашей выставке.

Мы сделали кое-что еще, чтобы выставка не прошла незамеченной. Впервые поручили Марии О. де Херцфельд обеспечить нам информационную поддержку в местной прессе, с которой у нее были прекрасные отношения. Мария О., немного нервная, рыжеволосая дама в «самом расцвете лет», еврейская эмигрантка из Берлина, вхожая во все круги общественности, звонила каждое утро в семь часов Клаусу Тиле в гостиницу (заметьте, наш «рабочий день» никогда не кончался раньше четырех часов утра!) и сообщала об успехах прошедшего дня в форме пресс-релиза:

— «La Prensa», Клаус, как-никак вторая по величине ежедневная газета, отвела сегодня выставке целую полосу с иллюстрациями, вникни, Клаус, целую полосу!..

Клаус Тиле, разъяренный этим темпераментным вмешательством в его беспробудно-мертвецкий сон, все же выглядывал из окна, выходившего во двор, и орал в направлении моего номера, расположенного напротив, но чуть наискосок:

— Эй, Че! У Марии О. целая полоса в «Пренсе»!

Это как нельзя лучше говорит о терпимости наших соседей по аргентинской гостинице — они никогда на нас не жаловались, как бы громко мы ни орали.

Посещение министра иностранных дел, великолепные отклики в прессе, подготовленные Понтером В. Лоренцом и Марией О. де Херцфельд, а также предпринятая нами интенсивная рекламная кампания (было расклеено 800 плакатов, роздано 30 000 листовок, размещено в газетах Буэнос-Айреса 35 рекламных объявлений, посетителям выставки вручено 5000 каталогов) привели к грандиозному публичному успеху. Мне повезло, что на первой же своей выставке я приобрел принципиально важный для всей моей дальнейшей работы опыт.

Конечно, сухие статистические данные о количестве посетителей не могут передать истинной сути того, что на самом деле несет с собой такая выставка. Еще тогда, во время той первой выставки, особенно в связи с тем, что я совсем не собирался продолжать заниматься этим и дальше, я спрашивал себя, а что мы здесь, собственно, делаем? Что за информацию распространяем и каким образом? Можно ли как-то определить, что из тех сжатых сведений, собранных к тому же на чужом для этих краев языке, достигнет цели?

Этот вопрос с тех пор так и не отпускает меня. В Коломбо или Нью-Йорке, в Токио, Париже, Порту, Кабуле или Яунде я все время спрашиваю себя: чем мы, собственно, здесь занимаемся?

На всех церемониях открытия я все время слушал одни и те же официальные речи, заканчивавшиеся нравоучительным призывом: читайте, читайте! Читать полезно! И при этом сами ораторы, принадлежавшие чаще всего к высшим и средним слоям общества, эта разодетая в честь торжества элита, едва ли были способны прочесть выставленные иностранные книги, то есть вобрать в себя и использовать заключенную в них информацию, не говоря уже о толпящихся перед входом массах народа! Какой же смысл в этих финансовых и людских затратах, если содержание выставляемых книг остается в основном закрытым для всех и нерасшифрованным?

Эти вопросы годами жгли мне душу. И оставаясь так долго без ответа, беспокоили меня, словно заноза в одном месте, и подталкивали к тому, чтобы все время прилагать больше усилий и предпринимать все новые попытки для достижения цели!