И шарик вернется… - Мария Метлицкая

Да, еще Зое очень хотелось иметь младшую сестренку или братика. Но мама говорила, что это очень усложнит ситуацию — принесет бабушке много лишних хлопот. Плач ребенка, пеленки, проблемы. А бабушке нужно писать важные книги, читать лекции в школах. Ведь у нее такая судьба! Такие люди встречались на ее непростом жизненном пути! Словом, бабушке для ее творчества, такого необходимого людям, нужны тишина и покой.

Шура

Шура завидовала всем — Тане, Верке, Ляльке, Светику и Зое. Ведь все такие красавицы! Ну, у Зои, допустим, внешность вполне заурядная, но рядом с Шурой… Рядом с Шурой все красавицы. Да что там красота! Разве в этом дело! У других девочек были семьи с нормальными, непьющими родителями, и отцы не бросали своих дочерей и не уходили к молодым любовницам. И у всех на столе был обед и гости по праздникам. У Шуры тоже когда-то такое было. А какая у них раньше была красивая квартира! А теперь мать половину вещей продала, а половину раскокала. И такая грязь! Только Шура полы помоет, а они через час липкие и грязные. Она хорошо знала, что такое нормальная семья, и от этого ей было вдвойне больнее и тяжелее. А тряпкам и туфлям Шура не завидовала — в свои четырнадцать лет она хорошо понимала, чему можно завидовать и что в жизни главное.

Уже — про любовь

Конечно, уже начались влюбленности. В Таню влюбился главный хулиган, предводитель местной шпаны и гроза района Вовка Гурьянов. Вовка был высокого роста, широкоплечий и кривоногий, с длинной челкой, выбитым в боях передним зубом и в широченных «клешах». Ничего плохого Вовка и его дружки не делали — сбивались в стаю, курили, смачно и громко сплевывали и свистели вслед проходящим девчонкам, но их почему-то побаивались. Особенно — мальчишки. Вовка с компашкой приходил в Танин двор, садился на лавочку напротив ее окон, свистел и кричал:

– Таня, выходи!

Таня подходила к раскрытому окну, смотрела на Вовку, крутила пальцем у виска и со стуком закрывала окно. Выходить она, конечно, не собиралась. Еще Вовка писал цветным мелом, отобранным у малышей, на стене Танинного подъезда: «Танька! Я тебя люблю! И ты — самая КРОСИВАЯ девочка на свете». Таня проходила мимо этих посланий, вздыхала и качала головой. На Вовку ей было совершенно наплевать, но в душе ей было приятно, хотя в этом она ни за что не призналась бы даже Верке и Ляльке. А самой Тане нравился Павлик Бурляев из девятого класса. Павлик был высок и голубоглаз. На переменах, прислонившись к стене, он, не поднимая глаз, читал книгу. На Таню Павлик не обращал никакого внимания, да и на других девчонок тоже — это слегка утешало.

Верка была влюблена в своего соседа по лестничной клетке — Андрюшу Силладия, студента МГИМО, между прочим. Андрюша приходил в дом с высокой и кудрявой девицей в очках, бросал Верке «привет» и обнимал девицу за талию. Верка ревновала и страдала. Приговаривала, злобно прищурив глаза: «Ничего, придет война, хлебушка попросит».

А вот у Ляльки, можно сказать, уже второй год как был парень. На летние каникулы ее отправляли к родне в Мелитополь. Там у нее и закрутилось с одним аборигеном. Гуляли, целовались до вспухших губ. А потом Лялька уезжала в Москву до следующего лета. Мелитопольский пылкий кавалер ждал ее возвращения с нетерпением.

Девчонки с уважением относились к Лялькиному роману и считали, что у нее все «по-взрослому».

Светик полагала, что мальчиков, достойных ее величества, в принципе нет. Одноклассники — дураки и тупицы, пишут дурацкие записочки и подкладывают в парту шоколадки. Ей было даже неинтересно узнать, кто это делает. Ей нравились Ален Делон, Станислав Любшин и еще Вячеслав Тихонов. Но больше всех ей нравилась она сама, Светик-семицветик. Так нравилась, что она по часу крутилась перед зеркалом. С огромным, надо сказать, удовольствием.

А вот у Зои была одна страшная тайна, конечно, никому не известная. Ей нравился учитель физкультуры Геннадий Романович. Его поголовно все считали отъявленным тупицей, и Зоя, конечно, в душе была с этим согласна, но ничего поделать с собой не могла — хоть и объект был явно недостойный. Но, когда она смотрела на широкие плечи физрука, на его крепкие мускулы, широкую шею, светлый чуб и голубые глаза, ее сердце начинало бешено колотиться и спина покрывалась холодным и липким потом. Зое было неловко перед самой собой, но поделать с этим она ничего не могла. На уроках физкультуры она старалась быть лучшей — прыгать дальше всех и бегать всех быстрее. А когда она перепрыгивала через козла и Геннадий, помогая ей, поддерживал за спину, ей казалось, что вот прямо сейчас она грохнется в обморок. Словом, Зое было нелегко. Она даже спать по ночам начала рвано и тревожно.

В общем, половой вопрос, как ни странно, первым коснулся отличницы Зои. Значит, такова была ее пылкая природа, которая уже намекала, что доставит ей много хлопот и позволит наделать немало глупостей.

Шуре было не до любовей. Выжить бы! Справиться как-то с этой жизнью! Идеалом мужской красоты она считала отца, несмотря на смертельную обиду на него, от которой просто разрывалось сердце. Но, понимая, что все беды и горести, которые навалились на нее, разорвали ее жизнь пополам — до и после, — это была его вина, только его, она не переставала его любить, жадно, до боли в сердце. И так же сильно — ненавидеть. Она понимала, что такого мужчину у нее вряд ли будет возможность завоевать.

А пока — почти заканчивались учебный год и самая томительная, хотя и короткая, четвертая четверть. Все жили в предвкушении летних каникул.

Таня

А в Танинной жизни вот-вот должны были произойти и вовсе глобальные перемены — переезд на новую квартиру. Родители мотались туда почти ежедневно после работы. Ремонт подходил к заключительной стадии. Однажды в воскресенье мама объявила, что они всей семьей, включая Женечку и бабушку, едут смотреть новостройку.

У Тани было странное чувство: с одной стороны, новая отдельная квартира — это, конечно, замечательно, волшебно и прекрасно. Не будет грохота кастрюль по утрам и перекошенной физиономии соседки. Да что говорить — у них с сестрой появится своя, отдельная комната. И у бабули тоже. У мамы с папой — отдельная спальня. А еще своя кухня и своя ванная. Но… Со следующего учебного года придется переходить в девятый класс в новую школу, а это означает разлуку с Веркой и Лялькой, разлуку со школой и любимым двором, разлуку с Павликом Бурляевым, между прочим. И все это казалось Тане катастрофой.

Смотреть квартиру поехали в воскресенье, сразу после завтрака. Бабуля тоже, похоже, грустила — смотрела в окно и тяжело вздыхала. Наконец въехали в новый район: бескрайние поля, лес на пригорке, вразбивку несколько новых домов.

– Выселки, — буркнула бабуля, вылезая из машины. — Край земли.

– Деревня какая-то, — поддакнула Таня. — Поля и просторы. Никакой цивилизации.

Мама разозлилась:

– Метро, между прочим, уже есть. До центра — двадцать минут. Да, магазинов еще нет. Но к осени откроют двухэтажный универсам. Школа и сад — построены. Под окном — березовая роща. Рядом — Ленинские горы. И скоро этот район будет самым популярным — ведь здесь сплошная интеллигенция, никаких заводов и фабрик. Воздух чудесный — роза ветров. И вообще вы нахалки, — заключила расстроенная мама.

Но когда поднялись в квартиру, у Тани замерло сердце. Боже, какая красота! Кухня — новая, из светлого пластика. На полу — квадратики цветной плитки. На окнах кружевные, легкие занавески. Унитаз и раковина — розового цвета! В «детской», как назвала эту комнату мама, две красные кушетки, обои с гномиками, красные шторы и замечательная трехцветная люстра — с синим, красным и желтым плафонами. На стенах — картинки: девочки в шляпках с зонтиками и собачками. Письменный стол у окна. Свой, личный платяной шкаф. В родительской спальне — гарнитур орехового цвета, голубые шелковые шторы. И комната бабули — стол, кровать, шкаф, телевизор.

Все ходили по квартире молча — слишком велико было волнение. Бабушка трогала руками обои и шторы, гладила новую плиту, белоснежную и блестящую. Женечка носилась по квартире, скользила на гладком полу с только что высохшим лаком.

Мама стояла в коридоре и улыбалась, довольная произведенным впечатлением.

– А еще — два балкона, — загадочно сказала она.

Все бросились на лоджию и — замерли. Почти под окном, в пяти или меньше минутах ходьбы, белела и зеленела густая березовая роща.

– А по ночам здесь поют соловьи, — добавила мама.

– Ну и когда мы переедем? — вздохнула Таня.

– Недели через две. — Мама обняла ее. — Ты как раз закончишь четверть, а мы будем потихоньку собирать вещи. Только вот ни дачу, ни море мы в этом году не потянем, так что придется провести каникулы дома. Гулять в роще, например. А что, ничем не хуже дачи!

– Лучше! — подхватила бабуля, которая терпеть не могла съемные дачи, с вечными неудобствами, одергиванием хозяев. «В гостях, но за свои деньги», — говорила она.