В отсутствие начальства - Николай Свечин

не подлежащая ревизии Государственного контроля, составляла 5 298 073 рубля. Джунковский почему-то решил, что здесь кроется причина злоупотреблений по службе. Воображение рисовало ему картины, как Белецкий со своими вице-директорами жируют на эти средства, вписывают их в липовые ведомости на агентуру, кладут большую часть себе в карман и вообще морально разлагаются… В действительности денег секретного фонда едва хватало на многочисленные нужды, которые из него финансировались. На содержание Заграничной агентуры департамента уходило 260 000 рублей. Дворцовый комендант забирал себе 670 000 рублей, и 350 000 – петербургский градоначальник. Два миллиона шли в охранные отделения, 700 000 – на агентурные расходы губернских жандармских управлений и железнодорожных жандармов. Кроме того, 385 000 съедали разные предметы: пенсии, пополнение убранства домовой церкви, содержание мест заключения политических арестантов и прочее. Еще 200 000 получал вечно голодный ОКЖ (добавочное содержание, пособия, хозяйственные нужды). И наконец, 560 000 рублей шли на усиление самого Департамента полиции. Он сохранил штаты тридцатилетней давности, которых давно уже не хватало для эффективной работы. Поэтому вместо 127 человек там служило более 600 – все «лишние» были оформлены сверх штата. Маленькие оклады приходилось дополнять наградными деньгами, иначе люди уходили в градоначальство или на частную службу. Остаток средств (всего 76 000 рублей!) направлялся на кредит для сыскных отделений от Варшавы до Владивостока. Лыкову, например, на секретную агентуру доставалось из него лишь 5000 рублей, и он постоянно добавлял к ним личные средства…

Джунковский первым делом взялся разбирать, на что идут секретные деньги. Еще он занялся сокращением охраны высочайших особ – видимо, из соображений экономии. Для консультаций генерал-майор выбрал Лыкова. Статского советника давно уже не привлекали к таким вопросам, что его устраивало. Но Джунковскому, новичку в делах безопасности, требовался сведущий человек, в порядочность которого он, в отличие от Белецкого, верил. Ему порекомендовал обратиться к сыщику Гучков, негласный приятель товарища министра[14]. И тот через голову директора начал чуть не ежедневно вызывать к себе его чиновника и мучить дилетантскими вопросами. Так прошла половина апреля.

Лыков рассказывал начальнику все корректно, но вполне откровенно. Вопросы безопасности – одни из самых болезненных для сановников. У них еще свежи в памяти страшные террористические акты недавнего прошлого: застреленные и разорванные на куски бомбами министры, губернаторы и даже великий князь. Но кровавый морок давно прошел, бомбисты попрятались. А раздутая охрана осталась.

Джунковский, надо отдать ему должное, начал с себя. Ему полагалось четыре караульщика, и он их быстро отменил. Затем взялся за своего шефа. Маклакова охраняло более ста человек! Два поста были учреждены даже на крыше дома по адресу Фонтанка, 16, где располагалась служебная квартира министра внутренних дел. Посты являлись заведомо бессмысленными, поскольку здание стояло особняком от других и попасть туда с соседних крыш было невозможно. Тем не менее люди мерзли там с утра до вечера, гремели кровлей, смешили обывателей… Джун очистил крышу, а остальную охрану уменьшил до шестидесяти человек при двух офицерах, заставив их дежурить посуточно через день.

Закончив с шефом, Владимир Федорович принялся за остальных сановников. Сильнее всего стерегли премьер-министра Коковцова – полсотни штыков во главе с жандармским офицером. Хотя их содержание взяло на себя Министерство финансов (которым Коковцов руководил одновременно с премьерством), Джун не угомонился. Экономить так экономить! И он упразднил чинов жандармерии, оставив лишь наружников охранной команды ПОО[15]. Затем дошла очередь и до министров. У Рухлова, министра путей сообщения, отобрали всех четырех телохранителей и обоих у военного министра Сухомлинова. Только министру юстиции Щегловитову, Ваньке Каину, заслужившему всеобщую ненависть, оставили его шестерых сторожей. Алексей Николаевич мстительно предлагал лишить нехорошего человека такой чести, поскольку именно Щегловитов в свое время помог укатать сыщика в тюрьму. Но Джун понюхал воздух наверху и не согласился…

После министров настала очередь самого августейшего семейства. Неугомонный генерал начал проверять расходы на охрану великого князя Николая Николаевича, великой княгини Марии Павловны – старшей и даже вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Великий князь, командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа, обходился всего тридцатью чинами охраны, их ему и сохранили, сокращать не стали. Зато вдову бывшего командующего великого князя Владимира Александровича, Марию Павловну, решили обкорнать. Зачем ей пятнадцать топтунов? Ладно, когда был жив муж, ребята караулили их обоих. Но теперь кому была нужна эта старая и недалекая женщина? Однако Джунковский встретил сильное противодействие со стороны управляющего малым двором великой княгини генерала Кнорринга. Тот ни в какую не хотел уменьшить кадр охраны. Джун попросил Лыкова выяснить, в чем тут дело. Алексей Николаевич быстро разузнал, что такова воля самой Марии Павловны. Она привыкла видеть одни и те же знакомые лица на выходе из дворца и вблизи себя на улице. Здоровалась с охранниками, дарила им подарки на Пасху, даже крестила чьих-то детей. Как тут обидеть добрую старуху?

Лыков приватно переговорил с Кноррингом, затем с великой княгиней. Спокойно и вежливо, доступным ей языком сыщик объяснил ситуацию. Пятнадцать бездельников кормятся за казенный счет. Жизни вдовы ничто не угрожает, она даром никому не нужна. Следует сократить расходы. В результате штат охранников уменьшился сначала вдвое, а затем и вовсе был ликвидирован. Но Мария Павловна сжалилась над отставниками и всех их наняла в качестве прислуги во Владимирский дворец!

С караулом вдовствующей императрицы Владимир Федорович решил вопрос сам. Как-никак он начинал службу в Преображенском полку, вместе с государем, тогда еще наследником. Императрица-мать знала его лично не первый год. Ее и без того опекала многочисленная дворцовая полиция, зачем еще чины департамента? Но на этот раз на его пути встал градоначальник Драчевский. Он нагло использовал полагавшихся Марии Федоровне людей Белецкого для своих нужд как посыльных. С помощью Алексея Николаевича, проведшего негласное дознание, Джунковский уличил в этом Драчевского и уменьшил штат охраны вдовствующей императрицы вдвое. А Лыков получил еще одного сильного врага, но ему было наплевать на это…

Чем больше входил в дела Джунковский, тем ниже падали фонды Белецкого. Кроме него, генерал невзлюбил и вице-директора департамента Виссарионова. Тот отвечал за политические вопросы, курировал самый важный в структуре Особый отдел и был крупным специалистом в политическом сыске. Алексей Николаевич не переносил Виссарионова как человека двуличного и угодливо-елейного перед сильными, но отдавал ему должное. Товарищ министра ополчился не только на руководителей сыска, но и на их методы. Вскоре выяснился его взгляд на то, что можно и что нельзя. Чиновник особых поручений лишь диву давался, как смог этот странный человек пролезть на столь ответственный пост. Пролез и начал все крушить…

Сначала Джунковский решил отменить внутреннее осведомление в средних и низших учебных заведениях. Поводом послужили аресты учащихся гимназии Витмер в Петербурге. Белецкий доложил, что