Автопортреты на асфальте - Константин Мелихан

- Женат.

- О! Возьми ее тогда замуж. Эту бля!

- Зачем?

- А я тебе в гости буду ездить. Водки у тебя попьем. В телевизор посмотрим.

- У вас что, нет телевизора?

- Есть. Но плохой. Ерунду всякую показывает. Сколько угля наковыряли. Зачем, спрашивается, цветной телевизор? Я по нему стрелял. Но промазал.

К нам подходит еще одна женщина.

- Тоже дочь?

- Обижаешь, - сказал старик. - Жена.

- Так она, вроде, моложе дочери!

- Так жена - вторая. А дочь - первая.

Когда поел, вынул у себя изо рта единственный зуб, почистил его об рукав пиджака и назад вставил. На прощание подарил мне костяной нож. Потом забрал.

- Из кости моей жены бывшей.

Впервые за все время пребывания в тундре мне стало холодно. Старик пояснил:

- В палатке геологов нашла. Кость от мамонта. Мы с ней много чего в палатках геологов находили. Когда их не было.

До сих пор понять не могу, правду он говорил или шутил так, этот тундрюк.

Погребальная сосна

"Привыкли руки к топорам"

Из песни

Дядька мой был лесорубом. Лес он рубил в основном сосновый. Сосны были разные: кедровые, маньчжурские, погребальные.

Особо замечу о последней. Погребальная сосна - это не шутка, а действительно такая сосна. Растет она медленно и печально. Потому, наверно, такая маленькая и с такой плотной древесиной. То есть настолько плотной, что корабль, построенный из этой сосны, сразу идет на дно. И там на дне с ним ничего не делается. Он веками лежит как новенький. Вот такое замечательное дерево!

Но еще лучше из погребальной сосны строить гробы. Покойник в таком гробу очень хорошо себя чувствует. И очень хорошо сохраняется. Даже лучше, чем живой.

Дядька говорил, что один покойник у них в таком гробу вообще ожил. Правда, потом выяснилось, что он был никакой не покойник, а просто мертвецки пьян. И которые его хоронили тоже были пьяные в доску. Но когда они увидели, что покойник в гробу сел, то враз протрезвели. И так испугались, что хотели гроб скорей заколачивать. Потому как, думают, покойнику эти похороны могут не понравиться и он начнет крушить направо-налево. И покойник на них действительно малость обиделся. А одного друга так крышкой гроба отоварил, что тот в ящик сыграл. Но сыграл уже четко. Как положено. Потому, наверно, что был человеком прямым, без извилин, и если уж брался за что-то, то доводил дело до конца.

Но этот случай, конечно, исключительный. А порядки у лесорубов были такие.

Полмесяца работаешь, а полмесяца пропиваешь то, что заработал.

Если не можешь пить полмесяца, то пьешь весь месяц.

А поскольку к концу месяца уже непонятно, на что пить, то пьешь уже непонятно, что.

Когда лесорубу нужно было куда-нибудь съездить, он выходил на просеку и махал бутылкой водки пролетавшему в небесах вертолету. Вертолет прерывал государственный рейс и за бутылку летел туда, куда нужно было лесорубу.

Ростом лесорубы уступали только дереву, кожа их напоминала его кору, правду они рубили с плеча, а речь их была - как сосновый деготь. Достаточно сказать, что слово "дерьмо" лесорубы не употребляли: оно считалось у них слишком мягким.

Как-то, рассказывал дядька, японцы купили у нас разрешение на вырубку одного гектара уссурийского леса.

Японский лесоруб - это такой крупный японский мужик, похожий на небольшого русского мальчика после желтухи. Японский лесоруб - весь в белом комбинезоне, в белых перчатках и, что самое смешное, в каске. Работает он, не вылезая из кабины, под звуки японского же джаза.

Кстати, дядька рассказывал, у них там один друг залез к этому японцу в кабину и попросил у него политического убежища. В связи с тяжелым материальным положением.

Японец тут же, не отходя от кабины, связался с японским консульством, и этот друг довольно быстро уехал в Страну восходящего солнца, отсидев предварительно солидный срок в одном из лагерей Страны заходящего солнца.

В Японии его спросили, кем бы он хотел стать. А поскольку он был водителем первого класса и только на тракторе отпахал тридцать лет, причем, на одном и том же, то он сказал, что хотел бы стать трактористом.

Ну, выдали ему трактор, он быстро нашел кабину, залез в нее, но не знает, с чего начать, как сдвинуться хотя бы одним колесом. Говорит: "Нет ли у вас, японский городовой, другого трактора? Чтоб без этой электронной чепухи". Ну, дали ему другой трактор, более старый, - он опять говорит: "А нет ли у вас совсем старого? Чтоб с ручным переключением скоростей и чтоб рычаги изоляцией были обмотаны. И чтоб без экранов и кнопок. Я, - говорит, - водитель первого класса. Руками все могу, а пальцами - нет". Они говорят: "Есь один сякой трактор. Доисторисеский. Но он музея. Потомуся много-много денег ситоит. Давайте, - говорят, - мы вам лусе дадим хоросий-хоросий пенсия и отправим на заслузеный одых".

Ну, а тот японский лесоруб, рассказывал дядька, сидит в своей лесорубной машине весь в белом, как японский бог, и ни черта не делает, только на кнопки жмет.

А машина его, значит, к нашему дереву подползает, и выдвигаются из нее две такие железные лапы: одна берет дерево у самого корня, а другая - у самой кроны. Потом выдвигается пила и - вжик! - дерево спилено. Но пока стоит и не падает, куда бог послал, разгоняя во все стороны лесорубов.

И что еще смешно - в процессе пиления выдвигается из машины дополнительная хреновина с полиэтиленовым пакетом. Все опилки туда ссыпаются, а она пакет тут же заклеивает и этикеточку налепляет.

Потом выдвигается другая хреновина и срезает все ветки. Причем за ней опять-таки идет пакет, но уже покрупней, все ветки туда ссыпаются, пакет заклеивается, этикетка присобачивается.

Но самое смешное - это пень. Он получается такой низкий, что на него даже не присесть. Даже японскому лесорубу.

Но и при всем при этом вылезают из машины такие руки-крюки - цап этот пень! - рубит корни и вместе с ними в пакет. И опять - этикеточку.

Но и это не все. Этот многорукий дракон закапывает после себя, как воспитанная кошка, ямку и втыкает туда нежный саженец.

Я спросил у дядьки:

- А что, этот японец все делал в пакеты?

- Все, - сказал дядька. - Все продукты своей жизнедеятельности - в пакет с бирочкой. Ничего после себя на нашей земле не оставил.

Единственное, что он оставил - это машину в подарок. Ну, мужиков наших разобрало: "А все ли эта тварь распилить может?"

Оказалось - не все. На первом же ржавом рельсе она себе зубы и обломала.

То есть японская техника - ничто супротив русской смекалки!

И потом мужики наши работу свою любят: на кой им из-за этой восточной змеюки лишаться труда и зарплаты! Что ж это за железный товарищ, который заменяет труд ста человек, а пьет только бензин?!

А что поезд чуть не перевернулся, так это опять же из-за нее. Она же тот рельс все-таки прогрызла до половины!

Все мы вышли из леса, говорил дядька.

Умер он от давления. Его бревном придавило.

Однокашники

Мы не собираемся, не перезваниваемся, не переписываемся и не собираемся перезваниваться, переписываться и собираться. Но я слежу за жизнью моих однокашников, это совсем не трудно: главное - внимательно читать, слушать, смотреть.

Читаю как-то в газете заметку "Опять двойня!": "Очередную двойню принесла Ольга Бороздина". Правда, потом мне сказали, что Бороздиных в России - до черта и более! Но я почему-то уверен, что это наша двойню принесла. Она и в школе-то была двоечницей!

А то как-то читаю: "А. Кудрявцев, генерал авиации, посетил американский авианосец "Эйзенхауэр". А на авианосце, думаю, наверняка не знают, что генерал авиаци вылетел из школы в седьмом классе!

Через год читаю в той же газете: "Грузчик Кудрявцев разбил голову кладовщику из-за ящика пива". Молодец, думаю! Высунулся из-за ящика и стукнул врага бутылкой по голове! Солдатская смекалка!

А то вот такое читаю: "Отечественная наука понесла тяжелую утрату, ушел навсегда из жизни выдающийся ученый Борис Иванов". И вдруг буквально через неделю или через год - по телевизору: "В красном углу Иванов, мастер спорта по боксу". Ну, думаю, Борька поднялся! Правда, его по телевизору не узнать. Он худенький обычно был, в очках, мы его, собственно, за это и лупили, а тут морда раздутая, в пятнах. Может, думаю, с телевизором чего? Кнопки нажиимаю - еще хуже: кровоподтеки пошли, нос по щекам размазался!

С Кирилловым - тоже интересно: в школе он отстающим был, а сейчас всех обогнал. Нашим сейчас всем по 30, а ему - 72.

С Зониным еще интересней: утонул на рыбалке, стал тренером "Зенита", еще раз утонул, но уже на охоте, уволился из "Зенита", выплыл, стал членом общества "Память" и свалил в Израиль.

А Аркаша Баршай, такое чувство, что заметает следы: он - то Бардшай, то Баркшай, то Барабаш, то вообще Бадхен. И имена меняет. Но профессия всегда одна и та же: музыкант.

Ира Березина - толкательница ядра. И в это можно поверить: помню, как она пыталась мне толкнуть ломаный магнитофон.