«ГЗ» - Александр Ермак

«Салат с ябломками

Бутерброд с горбушкой

Суп расовый по-литовски

Суп мясной с мясом

Бес строганный

Гуженина по-польски

Сосиски тварные

Напиток из гранатового напитка

Чей горячий

Кака на молоке»

В университетских стенах читать это было особенно забавно.

Залив, кажется, котлету какой на молоке, я глянул на часы. Времени еще достаточно, чтобы побродить рядом с комнатой Зои и Лили по межэтажным лестницам и коридорам-лабиринтам.

Веселые и не очень голоса. Медленные и быстрые шаги. Вокруг. Студенты и студентки, не обращая на меня никакого внимания, перемещаются себе в своем неэвклидовом пространстве: из пункта «А» в пункт «Б», далее в пункт «Ц» со всеми остановками или без оных. По самому кратчайшему пути и в обход. Неожиданно пересекаясь в параллелях любви и учебы.

Джинсы. Шорты. Миниюбки.

Синие. Красные. Хаки.

Стриженые головы. Зеленые хаеры.

Без косметики. И с изрядным количеством.

Без сережек. И с браслетами. С кольцами в бровях и ноздрях.

Никто из них не прятал лица и не был похож на черного аспиранта.

Я тормознул на лестничной площадке брюнетистого парня:

– Черного аспиранта не видел?

Он, не раздумывая, ответил:

– Не, я его не знаю. Может, этажом выше живет?

На кухне сразу за лестницей рыжая девушка, заглядывая в учебник по химии, варила себе брокколи. Деловито осмотрев небольшое помещение с тремя газовыми плитами, я спросил ее:

– Извините, а вы не встречали здесь черного аспиранта?

Девушка пожала плечами. Значит, он попадается в ГЗ не всем. И, может, была права Зоя, когда говорила, что по какой-то причине черный аспирант проявляет особый интерес именно к их комнате. А это значит, что я оказался в нужном месте…

За окнами темнело. Внизу огоньками засветилась Москва. Пора.

Я постучал в знакомую дверь и услышал приглушенное:

– Да-да, войдите.

Внешняя дверь была не заперта. Они боялись черного аспиранта, но все-таки ждали меня, надеялись. И я подтвердил:

– Ночной дежурный прибыл.

В почти квадратной прихожей стоял стул. На нем чашка и термос. Я раскрутил его – горячий чай.

Подумал и постучал в комнату Зои. В ответ раздался обеспокоенный голос:

– Да?

– Зоя, спасибо за чай.

– Не за что. Что-то еще?

– Да, пока вы не уснули, дайте мне какую-нибудь книжку почитать, чтоб не скучно ночью было.

Зоя провернула ключ, открыла дверь и приложила палец к губам:

– Артур ушел, и Лиля уже легла. Она вообще ложится рано. И рано встает.

– Понял, – сказал я тоже шепотом.

– А я еще только собираюсь ложиться, так что заходите, – указала на книжную полку, – выберите что-нибудь сами…

Я скользнул взглядом по корешкам: Бердяев, Ключевский, Шопенгауэр, Розанов Сартр, Аристотель, Конфуций…

Философствовать в ночи как-то не очень хотелось. И вдруг увидел то, что мне абсолютно точно нужно именно в этом здании:

– Я возьму вот эту…

– «Историю Московского университета»?

– Да, Зоя, хочу узнать о вас больше, так сказать, в интерьере…

– Спокойной ночи, – шепнула она, закрывая дверь. Потом снова открыла и все так же тихо добавила, – будьте осторожны…

– Постараюсь…

Я устроился на стуле. Студенты, время от времени проходящие мимо по коридору, не обращали никакого внимания на не совсем прикрытую дверь. Никто не всматривался в щелку и не замечал меня. Незапертые двери в этом небогатом, несколько искусственном студенческом мирке – дело обыденное. Умы открыты знаниям, души распахнуты новым знакомым. Лишь когда вылупятся студенты из университетского яйца, когда заимеют свои собственные квартиры и дома, когда наполнят их комфортными дорогими вещами, только тогда они научатся, каждый раз входя или выходя, запирать двери на все замки и засовы. А пока, пока незапертая дверь – явление обычное.

Хлебнув чайку, я открыл позаимствованную у Зои книгу:

«Своим рождением Московский университет обязан участию многих персон, но к самым значительным из них, без всякого сомнения, можно отнести императора Петра І, архангельского крестьянина Ломоносова, придворного фаворита Шувалова, императрицу Елизавету Петровну, промышленника Демидова.

До Петра І российское образование развивалось медленно и вяло. Первое высшее учебное заведение в Отечестве учреждено было в 1682 г. царем Федором Алексеевичем. И была это Академия в московском Заиконоспасском монастыре. Следовала она, в основном, традициям богословских факультетов европейских университетов.

Все началось, по большому счету, с Петра І. Когда ему исполнилось 25 лет, он с великим посольством посетил Голландию, Англию, Саксонию, Австрию и Венецию. Учился в тех странах корабельному делу, знакомился с техническими достижениями, с европейским политическим устройством и образом жизни. Благодаря новым взглядам Петра, 4 февраля 1698 г. учиться в Кенигсбергский университет уезжает первый студент из России Иоганн-Деодат Блюментрост – будущий архиатр (главный врач) Российской империи. Следом за ним во времена Петра І получили университетское образование в Европе более 50 россиян.

В 1712 г. Петр І ведет знакомство и общение с немецким философом Лейбницем, во время которого зарождается мысль об учреждении в России императорского университета. В 1717 г. Петр I избран членом Парижской академии наук и им начинается подготовка проекта основания Петербургской Академии наук, которая „такой Академии, которая в Париже обретается, подобна есть”.

По Петровскому разумению, „для распространения наук и художеств в государстве есть два рода учреждений: Университет и Академия. Университет есть собрание ученых, которые обучают молодых людей высшим наукам в том самом виде, в каком они теперь находятся; Академия же есть собрание ученых и искусных людей, которые не только знают науки в их современном состоянии, но и сами стараются через новые изобретения их усовершенствовать и умножить, а обучением других не занимаются. Хотя Академия должна вмещать в себя те же самые науки, как и Университет, и состоять из тех же членов; но в государствах, изобильных учеными, Университеты отделяются от Академий: учебные занятия могли бы отвлечь Академиков от тех размышлений и разысканий, которыми они должны приводить науки в лучшее состояние и тем приносить пользу Профессорам и Студентам; с другой стороны Университет высшими исследованиями своих ученых мог быть отвлечен от главной своей цели – от обучения, и молодые люди в следствие того были бы оставлены”. Предстояло в России „такое здание учинить, чрез которое бы не токмо слава сего государства для размножения наук нынешним временем распространилась, но и чрез обучение и расположение оных польза в народе впредь была”. 28 января 1724 г. указ Сената об учреждении Академии наук был обнародован.

Примером Петру для развития наук явилась, прежде всего, Германия. Французские философы-просветители посвящали себя слишком много политиканству и блистанию в светских салонах, гостиных, и образование той страны носило характер более технический. В Англии же ученые оказались все более кабинетные, узким кругом коллегиальные.

Петру нужны были свежесть, новый подход к развитию науки. И нашел он их в первых образцах современного университета – в германских Галльском и Геттингентском. Ранее при схоластическом обучении полагалось, что истина уже дана и задача профессора лишь в том состоит, чтобы передать ее в неискаженном виде. Но в новом образовании истину можно и должно было искать. Современный профессор побуждает слушателя к тому. И профессор, и слушатель должны стать в процессе познания равными участниками. Слушатели становятся свободны выбирать предмет обучения, направление своего научного исследования, излагать свои мысли с кафедры. В основе нового университетского образования лежит принцип „трех свобод” – преподавания, обучения и исследования. И такое немецкое университетское образование быстро стало популярным, доступным, привлекательным для людей всех сословий и состояний. С одной стороны, оно пользовалось государственной поддержкой, а с другой, было свободно от давления внешних сил – университет самоуправлялся…»

Студенты, бредущие в свои ученые кельи на ночь, проходили мимо комнаты все реже и реже, и я уже почти не отвлекался на них от чтения:

«Итак, через Петра І именно немецкую модель развития университетской науки перенимает в 18 веке Россия. И именно в Германию, в Марбургский университет, едет учиться в 1736 г. один из лучших российских студентов, 25-летний Михаил Ломоносов. Крестьянин-помор, сбежавший из дома и пришедший пешком с рыбным обозом из Холмогор в Москву. Там, представившись дворянином, он поступает в старую академию. Его обман раскрыт, но за успехи в науках Михаила не отчисляют, и более того – в 1735 г. переводят в студенты петербуржской Академии наук, оттуда посылают учиться за границу.