Осколки. 12 удивительных ситуаций - Александр Коротенко

– Вот вам хорошо, а я может быть осталась одна, без родителей, без никого. А мне всего девять лет. Будет. И я заблудилась, и у меня нет денег. И я хочу есть. Что, не видно? Вы же взрослый, – с упреком и, еле сдерживая икоту, выдала она, успевая при этом размазывать по щекам слезы.

Но ей было этого мало, и она добавила:

– Разве непонятно? А вы развлекаетесь тут. Наверное, со своей дочкой вы бы так не разговаривали.

Она достала из сумочки платочек и зеркальце и начала на лице что-то там приводить в порядок. Я нашел в машине маленькую бутылку «Эвиан» и салфетки. Смочив одну, протянул ей. Она вытерла лицо и, сказав:

– Спасибо, – и протянула обратно.

Скорее машинально я подошел к перилам моста, чтобы выкинуть салфетку и замер, поразившись увиденной картиной.

На огромном, почти ровном пространстве земли, уходящем далеко к горизонту, расположилась бесконечная масса людей. Из-за большой высоты и расстояния я не мог видеть, что они делают. Казалось, люди застыли, стоя плечом к плечу, а над ними еще более бесконечное простиралось небо, без единого облака и намека на жизнь. Слева и справа, вдалеке, картину завершала зелень, покрывавшая холмы. Наверное, только она придавала этой фантастической картинке элемент реальности происходящего.

Из этого оцепенения меня вывела Девочка. Взяв меня за руку, она прижалась ко мне, а когда я посмотрел на нее, сказала:

– Пойдем. Пойдем к ним.

Я не знал, что ей ответить и продолжал молча смотреть на нее.

– Там мама и папа. Там друзья. Они нас ждут.

– Ты думаешь?

– Ну конечно, а как же по-другому?

– Не знаю. Я ничего не знаю.

– Ну, ты же такой большой? Ты же взрослый, – и с этими словами она наклонилась над перилами и крикнула:

– Эээ-й! Привет!

К моему удивлению масса пришла в движение, и из нее начали проступать слова. Видимо, люди использовали белые платки или что-то такое, как на стадионах. Первым появилось слово «привет», затем «как дела». Девочка смеялась, просто заливалась смехом от такой игры. Она крикнула:

– Мама, – и помахала рукой. И через несколько секунд появилась надпись «я здесь», а затем «я люблю тебя» и «иди к нам».

Я безучастно наблюдал за происходящим до тех пор, пока масса не пришла в энергичное движение. Началось какое-то бурление и брожение. И я увидел, как проступают контуры ребенка. Да, огромные контуры, огромного ребенка. Ребенок сидел с широко открытыми глазами и озорным чубчиком на голове. А внизу простирались большие буквы, сложенные в слова «здесь все дети».

Я не понял, кому это было адресовано мне или Девочке, но взял ее за руку и пошел к автомобилю.

Ситуация № 4. Курочка

Это было отчаяние. Это был тупик. Косточка в вишневом пироге, которой не могло быть. Сообщение о смерти хомячка.

Он стоял, обидевшись на весь мир, не обращая внимания на струйки слез на щеках и упершись взглядом в горизонт, подбрасывал двумя руками цыпленка, почти курицу. Губы его искривились то ли от обиды, то ли от упрямства. На голове – сеновал. На лице – первые следы жизни, как на первом снегу следы взрослого человека. Он был один, совсем один. В каждый такой бросок он вкладывал не столько силу своего пятилетнего тела, сколько желание увидеть полет своей птицы. Он верил: она должна полететь, ведь у нее есть крылья! Но, вопреки очевидному, этот нелетающий объект крайне неуклюже падал на лужайку, причем, очень беспомощно.

Мальчик сел. Видимо, источник иссякал – ручейки на щеках подсыхали, и вместе с ними испарялось что-то, что вначале образовало над его головой маленькое облако, скорее, розовую дымку. Но это длилось лишь мгновение и рассеялось. Может быть, от ветра. Это заметил лишь один полупьяный Эм, который вместе с другими, но немного в стороне, сидел на террасе дома. Другие не увидели, утратив интерес к происходящему, как только Кай прекратил свою пантомиму. Это молчаливое шоу наблюдали все, кто с жалостью, кто с насмешкой. Они видели не только кульминацию, но и развитие. Более того, они знали, какой она будет, вернее, предвидели. И тем не менее…

А может, во всем была виновата жара и выпитое пиво. Ведь, в сущности, было скучно. Обычный конец дня в пригороде Нью-Лэнда. Любой из присутствующих мог почти в точности вспомнить вчерашний день. И тут этот парень со своей курицей! Может, сам Хью и виноват. Он же купил этого цыпленка и подарил Каю! Мол, мальчишка часто остается один, и у него будет развлечение. Правда, купил он его как будущую птицу – птенцы так похожи друг на друга – и наговорил Каю всяких небылиц о том, какой она станет, если он будет ее любить. Он ведь и сам заблуждался! А может и нет. Ну, парень, конечно, возился с этой птицей. Сделал ей целый дворец из картона! Все это видели. Ведь почти каждый день заходили к Хью. Уже года два, наверное. После того, как умерла его жена Джули, мать Кая. Сначала заходили, чтобы Хью не тосковал, а потом как-то в привычку вошло. Так получилось, что сидели все на террасе и играли в карты, как обычно. Пришел Кай со своим орлом. Он и раньше ходил вокруг, но на него почти не обращали внимания. Игра. А он встанет возле кого-то с прижатой к груди птицей и смотрит – ждет, когда заметят. Он ведь не мог говорить. Немой. Наконец, обратят на него внимание, похвалят его птицу, он вспыхнет и убегает. Потом опять приходит, но уже к кому-нибудь другому. И так, пока отец спать не прогонит. Иногда, конечно, надоедал. Не то чтобы мешал, он же молчит. Но как-то не по себе, когда кто-то на тебя все время смотрит. Так вот, в тот раз Джойс проигрывал, а он всегда злится, аж пятнами покрывается. Парень стоял возле него, но Джойс его не замечал. Игра. Тут он опять проигрывает! Провел рукой по правой щеке, со стороны Кая, как будто хотел стереть его взгляд, и как грохнет по столу кулаком! Потом повернулся к Каю и выдавил: «Ну, чего ты хочешь?» А парень не реагирует или задумался. Вот Джойс ему и стал объяснять, что это никакая не птица, в том смысле, что она никогда летать не будет, а обыкновенная курица. Ну, может, какой-то немецкой породы. Но не полетит, и все. Не может. А сам, как мотор на перегрузке! Прямо ревет. Все, конечно, опешили. Мальчишка тут при чем? Но все было так неожиданно. Характер Джойса известен – и не такое может выкинуть! Вспыльчивый. И все-таки никто не ожидал. Кай только побледнел и убежал. Думали, обиделся, а он – на лужайку и давай эту курицу бросать в воздух! Комично было это наблюдать, но как-то грустно. Может, все бы это забылось постепенно, тем более Кай перестал подходить во время игры.

А на прошлой неделе он вдруг подошел к Джойсу и сказал: «Смотри!» Затем сбежал по ступенькам и на лужайке бросил вверх свою курицу. Та, помахав крыльями и пролетев пару метров, естественно, упала. Он к ней. Опять кинул. Все сначала не поняли, а потом увидели, летит! Хью был в шоке. Он ведь не слышал ни разу, чтобы Кай говорил, его считали немым, а тут… Да еще эта курица взлетела, сделала круг в воздухе и села на почтовый ящик у дороги. Так, мало того, опять взлетела и скрылась за деревьями, а через какое-то время прилетела на лужайку перед домом. Конечно все радовались. Только Джойс почему-то заплакал. Кстати, он уже вторую неделю не показывается. А курица летает… тьфу ты, то есть птица эта, будь она неладна.

Ситуация № 5. Неочевидные звуки

Бог, как мелодия, существует лишь тогда, когда мы ее поем. Когда мы молчим, ее нет. Когда мы поем, и наш хор множится и множится, она становится колоссальной силой, способной создать или разрушить что угодно

Я проходил практику на киностудии, готовясь одновременно и к дипломной работе. Никаких особых идей, как я сейчас понимаю, у меня не было. Хотя тогда они казались мне значительными и способными обратить на меня внимание.

Восторженность первых курсов классикой кино покрывалась пояснениями преподавателей, перемешивалась с ними и опускалась куда-то на дно сознания. Постепенно свои собственные выводы где-то терялись и становились неразличимыми с мнениями других. А собственные идеи становились мелкими и тихо умирали.

Действительно, мне нравилось кино, процесс его создания, а надежда на успех и популярность очень привлекали. Кстати, это последнее обстоятельство всю мою последующую жизнь выступало цензором или, если хотите, зеркалом или, точнее, неким субъектом, с реакцией которого я постоянно сверялся. И ошибался, ошибался, ошибался.

Я научился делать хорошее кино, был известным режиссером, но успеха, настоящего, головокружительного успеха, не было. Мне лично, лично мне, сказать было нечего. И я делал из кино аттракцион, как, собственно, большинство моих коллег.

Когда я впервые услышал о человеке, о котором пойдет речь, я даже и не понял, что это собственно человек. Все говорили о каком-то адаптере. Адаптер то, адаптер се. Я подумал – это киношный сленг. Спросить было неудобно. И лишь позже я увидел его – Эрика Адаптера, когда режиссер попросил у помощника: