Маршал Сталина. Красный блицкриг «попаданца» - Михаил Ланцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако активная дипломатическая работа по разрешению Судетского вопроса продолжалась. Поэтому в первых числах октября Риббентроп и Иден оказались вынуждены уступить давлению со стороны Ориоля с Молотовым и собрать конференцию с участием в ней СССР и Чехословакии. Тем более что США выдерживали строгий нейтралитет, наблюдая за развитием ситуации, а Италия и сама не очень одобряла инициативу Гитлера в отношении Судет, опасаясь расширения германской экспансии на юг. Союзники союзниками, но Балканы в Риме считали своей сферой интересов и с явным неудовольствием смотрели на попытки Берлина откусить кусок от этого политического пирога.
— Господа, — начал собрание министр иностранных дел Великобритании, — мы все здесь собрались для того, чтобы попытаться за столом переговоров решить проблемы, возникшие в Судетской области Чехословакии. — Лорд Иден говорил довольно долго, стараясь как можно ярче показать ситуацию с нужной стороны, выставляя чехов если не исчадиями ада, то явно инициаторами инцидента. Немцы же у него подавались как честные труженики, которые просто хотят жить тихо и мирно, но им не дают. — А потому, господа, я предлагаю прекратить эту совершенно ненужную пытку и передать Германии Судетскую область.
— А не станет ли подобный шаг, — произнес с невозмутимым лицом Молотов, — очередным шагом по разрушению так тяжело давшегося нам мира? Ведь Версаль строго и однозначно определил границы государств. — Эта фраза вызвала буквально серость на лице Адольфа Гитлера, но он сдержался. Аналогичная реакция была заметна и на лицах остальных участников германской делегации, что вызвало внутреннюю усмешку у Молотова, так как он умышленно их дразнил.
— А что вы предлагаете? — спросил министр иностранных дел Франции Ориоль.
— Предоставить немцам, проживающим на территории Чехословакии, право льготного переселения в Германию. Я правильно вас понял, — обратился он к Адольфу Гитлеру. — Германию ведь заботят, прежде всего, люди, а не земли и заводы, которые она хочет приобрести под красивой вывеской борьбы за благополучие немецкого народа?
Поговорили плодотворно, настолько, что Гитлер покинул зал совещания с землистым лицом и слегка подергивающейся щекой. Собственно, на этом Мюнхенская конференция и закончилась, потому что германская делегация не захотела возвращаться к этому вопросу под таким «соусом». Однако чуть позже, во время вечернего банкета, на котором шел, по сути, кулуарный вариант второго раунда, Тухачевский, присутствующий в качестве члена советской делегации, имел небольшой, но очень значимый разговор с любимцем фюрера — Гудерианом.
— Признаться, я не очень понимаю позицию господина Молотова, — задумчиво произнес Хайнц после того, как они с Тухачевским отошли на балкон покурить. — Ведь Советскому Союзу нужно не меньше нас разбить эту проклятую Версальскую систему. Или я ошибаюсь в отношении ваших интересов в Прибалтике?
— Тут дело не в Версальской системе, а в том, как фюрер решил провернуть это дело и кого он выбрал себе в союзники.
— И вы пошли против наших общих интересов в пику Лондону? — усмехнулся Хайнц.
— Лондон так развернул это дело, что оно перестало быть для нас общим. Сдача Чехословакии станет политическим провалом Москвы и не принесет ей никаких преференций. Кроме того, этот шаг ни на йоту не продвинет нас к возвращению старых имперских земель, которые фактически находятся под дипломатической защитой Великобритании. И в продвигаемой фюрером политической канве выходит, что кому оставлять независимость, а кого ее лишать — решаем не мы с вами, а англичане. Если бы фюрер пошел сразу к нам, то вряд ли вообще была необходимость в том неприятном разговоре, что произошел в зале. Нас ведь вынудили так действовать, чтобы банально сохранить лицо.
— И все-таки выходит, что в пику, — улыбнулся Гудериан. — Но соглашусь, что иного вам не оставалось.
— Да и вам тоже, дорогой друг. Ведь нас с вами стравливают. Германию направляют на восток, ссылаясь на то, что там и только там у нее есть жизненное пространство. А Советский Союз подталкивают к тому, чтобы принести коммунизм в Европу. А потом догнать и еще раз принести, — усмехнулся Тухачевский. — Ведь сама ситуация, что тут произошла, — не случайна. Ее специально подготовили. Причем не в Москве и Берлине, а совершенно в иных местах. Даже Париж и тот стал заложником ситуации.
— Вы считаете? — несколько недоверчиво спросил Гудериан.
— Германия стремится к возрождению былого величия и мести за версальское унижение. Ведь так?
— Если не вдаваться в подробности, то — да.
— В Советском Союзе сейчас потихоньку все громче звучат вопросы о том, почему государству-участнику победившей коалиции не только не дали свой кусок пирога, но и напротив — обрезали так, словно именно Россия была главным противником Антанты, а не Германия. У нас отрезали Польшу, Прибалтику, Финляндию, отдали добрый кусок Румынии. Хорошая награда. А кто в этом виноват? Думаю, ответ вы знаете…
— Франция и Великобритания?
— Франция в этой игре скорее ведомая сила. Так сказать — второй номер пулеметного расчета. И вот теперь, когда Германия потихоньку начинает собирать свои земли и возрождать свое былое могущество, эти проклятые лайми опять пытаются столкнуть нас с вами лбами, дабы отвести наш праведный гнев от своего треклятого острова. Пытаются сделать так, чтобы мы перебили друг друга в надуманных спорах, а не воздали им давно заслуженную трепку. Вместе. Плечом к плечу.
— Оу… — несколько растерялся обескураженный Гудериан.
— И помяните мое слово, фюрер, в конце концов, на это пойдет. Уступив увещеваниям этих лживых «друзей» и своих не самых чистых на руку советников.
— Кого вы имеете в виду? — подозрительно покосился Гудериан.
— Я не хочу наговаривать, — ответил маршал, сделав недовольное лицо.
— Но вы уже начали. Продолжайте. Я хочу вас выслушать.
— У меня нет точных сведений, поэтому я знаю только слухи, которые ходят по нашему Генеральному штабу. Сами понимаете, такие подозрения вполне могут не иметь под собой ровным счетом никаких оснований.
— И все же. Вы меня заинтриговали. Мне бы очень хотелось узнать ваше мнение.
— У нас говорят, прежде всего, об адмирале Канарисе, которого, по слухам, еще в 1915 году завербовали англичане в Чили после крушения крейсера «Дрезден». — Гудериан резко напрягся и заиграл желваками, но промолчал. — А также об Эрихе Редере, который реализуя британские интересы, лоббирует строительство такого военно-морского флота, который окажется максимально безопасным для лайми при предельной внешней эффектности.
— Эрих? Вы серьезно? — Самообладание Гудериана немного сдало, ведь если к Канарису он относился весьма прохладно, особенно после того, как тот стал затирать его перед лицом фюрера, а потому Хайнцу было приятно услышать гадость об этом человеке, то с Редером у него отношения были вполне ровные. — Что же он такое делает?
— Задачи Кригсмарине[9] в предстоящей войне заключаются в блокаде Великобритании и полной парализации ее морского судоходства. Для этих целей Германии нужно строить подводные лодки, способные успешно действовать в условиях тотального превосходства англо-американского флота. И их должно быть поистине много. Три, а лучше четыре сотни. Вместо этого Редер открыто лоббирует постройку новых линкоров и тяжелых крейсеров, хотя промышленность Рейха не в состоянии в обозримом будущем даже приблизиться к тому могуществу надводного флота, что ей могут противопоставить англичане и американцы. Но ведь большие надводные корабли смотрятся весьма эффектно и создают иллюзорное впечатление могущества, а потому фюрер в полном восторге от них. В то время как подводные лодки весьма неказисты. Сколько субмарин можно было бы построить вместо этих эффектных, но непонятно для чего нужных линкоров? Редер просто водит фюрера за нос.
— Это ваше мнение? — Гудериан скептически оценил взгляд Тухачевского.
— Вижу, что вы не верите мне. Не нужно было мне разносить сплетни, — покачал головой маршал и отвернулся, затянувшись папиросой.
— Все нормально дорогой друг, — похлопал по плечу Тухачевского Гудериан. — Я понимаю, что это всего лишь сплетни, но не ожидал в них услышать столь неожиданные вещи. Кстати, а почему вы считаете, что Канарис был завербован англичанами?
— А… — махнул рукой маршал, — только косвенные сведения. Все это вилами по воде писано. Только зря на крамольные мысли вас навожу. Извините. Мне не нужно было это делать.
— Однако ваши слова о том, что Советский Союз и Германию хотят столкнуть лбами, очень похожи на правду. Признаться, они и меня самого не раз посещали. Да и прочие ваши опасения кажутся вполне уместными. Но, увы, мое влияние в Рейхе очень ограничено, и я вряд ли смогу в полной мере донести эту мысль до фюрера. Но обещаю вам, что постараюсь проверить ваши подозрения в отношении Канариса и Редера, хотя бы потому, что они меня сильно заинтересовали лично. Если это все правда, то… — Гудериан скривился в гримасе отвращения.