Удивительный луч профессора Комаччо - Кирилл Станюкович

- Я вас слушаю, профессор.

Учитель не встал, он плотнее закутал свои плечи пледом.

- Я болен,- сказал он.- Садитесь. Это мой помощник.

Мы раскланялись.

- Викунья Вары,- сказал тот мне, резко пожимая руку, и повернулся к профессору.

- Я долго работал над получением возможности видеть на расстоянии,сразу начал учитель,- и для этого сконструировал аппарат, позволяющий далеко бросать мощный пучок особых лучей. Опыты не закончены, но привели к положительным результатам. До сих пор они хранились в тайне, теперь же, если не будут приняты меры, они должны либо разоблачиться, либо прекратиться. Вы, вероятно, слыхали о перерыве телевидения и радио? Но есть еще кое-что похуже,- профессор замолчал и молчал долго. Вары ерзал на стуле.- Слыхали ли вы, что на днях на куполе собора погибло несколько подопытных животных? Конечно, слыхали. Так вот! Они были убиты тем лучом, что я бросил из моей лаборатории с расстояния более километра, чтобы увидеть купол собора.

У Вары сжался кулак.

- Я этого не искал... Это пришло неожиданно. Но все-таки интересно: ни одно живое существо не может выдержать такого луча. Понимаете? - Опять долгое молчание.- А вы представляете, что получится, если секрет попадет в "хорошие руки", а? Боитесь? Не бойтесь! Я уже сейчас имею щит от этих лучей. И если будет нужно, я чужие лучи изломаю, как щепки! Понимаете? Я...

Он вскочил. Но лицо его посерело и он почти упал в кресло.

Я кинулся за водой.

- Не надо! - резко сказал он.

Я остановился, и так мы и стояли -- я в дверях, а по середине комнаты - Вары. На кресле, откинув голову, лежал, задыхаясь, сломленный волнением старик.

- Так вот,- снова тихо заговорил он,- я стар, я болен, мне скоро умирать. И сейчас я скажу то, что хотел сказать тогда, когда все кончу. Но я боюсь не успеть. Я могу умереть каждую минуту. Слушайте вы двое и молчите. Но запомните и скажите потом, когда аппарат будет готов. Мой отец испанец, мать - индианка. Я родился далеко отсюда, в Кордильерах. Меня воспитывали как испанца и я неплохо закончил образование в Европе, где уже удачно начал заниматься физикой в одной лаборатории, между прочим, вместе со Шредером. Но отец мой умер рано, и когда я вернулся из Европы за наследством, оказалось, что друзья отца захватили его гесеенаду, а земля по какой-то долговой расписке перешла к начальнику полиции. Я узнал, что у меня ничего нет, и я узнал, что моя мать вернулась к своему племени. Мне было все противно и я ушел к ней, к ее кочевому племени. Меня приняли. Как в Европе я забыл, что я инка, так в Кордильерах я забыл, что я испанец, и там я прожил более десяти лет. И там женился. Но и туда пришли креолы-плантаторы, нас согнали с наших земель еще дальше в горы, а жену... а жену у меня украли. Но она сразу бежала и вернулась ко мне домой в нашу хижину, где я лежал с прострелянной ногой. Двое суток зимой шла она по снегу и пришла только затем, чтобы на третьи сутки умереть. Через месяц, когда я уже мог ходить, я пришел на заседание суда, где председательствовал мой обидчик, укравший мою жену, где присутствовал начальник полиции, забравший землю отца, и было еще четверо других, которые были мне нужны. Я выслушал речь прокурора, толковавшего о прогрессе. Он говорил, что нужно передать "пустующие" у индейцев земли "землевладельцам"-плантаторам и что это - прогресс. Он говорил, что индейцы не способны ни к труду, ни к науке и что их поэтому вытесняют. И что это прогресс. А затем я начал стрелять. Затем я бежал и вернулся в Европу. Потом меня пригласили сюда. Здесь все же ближе к моим Кордильерам.

Но вот во вторую половину своей жизни, называя себя испанцем, я был индейцем, все это время называясь испанцем, я искал оружие для индейцев. Я искал средство сделать их сильными, доказать всему миру великие способности индейцев, создавших здесь задолго до европейцев удивительную культуру. Но не знаю, не опоздал ли я, я нашел свое оружие, кажется, слишком поздно.Обессилев, старик откинулся в кресле.- Не знаю, в чьи руки оно попадет, чьим целям послужит, если я умру. Не знаю, Антонио. Будешь ли ты служить делу освобождения индейских народов? Захотите ли вы, Вары, так же полуиндеец, помочь ему...

Учитель замолчал, задыхаясь. Стояла тишина. Я едва мог опомниться.

- Знаете, профессор,- со странной кривой полуулыбкой начал Вары,- пока вы тут работали для индейцев в своей лаборатории, со страной, в которой вы живете, произошли большие изменения. Пока вы сидели в лаборатории, отыскивая свое оружие, нас гоняли в болотах, как собак. Но потом и мы научились рычать, потом кусать и, наконец, сплотившись в большую стаю, сами перегрызли глотки плантаторам, а тех, что уцелели, выгнали за море. Так что и мы тоже кое-что сделали. Но возникает вопрос: как я буду помогать вам бороться за создание страны индейцев, если в моих жилах течет и негритянская, и испанская кровь. Мне ведь это вроде не подходит. Не лучше ли соединить и индейцев, и испанцев, и всех метисов, всех - черных, красных, белых и получерных, и полукрасных, и всех, в одно справедливое государство. Если вы хотите счастья индейцам, идите с нами. Не знаете? Ну, подумайте и решите!

Долго и пристально смотрел на Вары учитель.

Мы ждали, он молчал.

Светила луна, каскады светляков вились вокруг невидимых в темноте кустов. В воздухе стояло горячее благоухание цветов.

И вдруг, задрав свое одноглазое лицо прямо к луне и открыв свою широкую пасть, Вары захохотал прямо в небо.

- А я, болван, считал его старой научной крысой,- наконец высмеявшись, сказал он.- А он-то, оказывается... ого-го! - и он снова заржал во все горло.

* * *

На следующий день я еле пробрался в лабораторию. Там уже два пропускных поста. На первом - фотографические карточки профессора, Виракочи и моя, на втором - только профессора и моя. В бывшей ассистентской густой запах трубочного табака.

Не успел войти в лабораторию - позвонил Викунья Вары. От него я узнал, что теперь я "помощник производителя работ особого назначения". Просит подать заявку на все необходимое.

Звонит учитель:

- Послезавтра ночью повторяем эксперимент.

Затем после продолжительного молчания:

- Вчера я получил акт экспертизы из медицинского института от профессора Авельянеда, он пишет, что смерть животных наступила от общего паралича всех сосудов, вызванного поражением нервной системы.

И повесил трубку.

3 октября, 7 часов, 30 минут утра.

Все разошлись. Один профессор работает в своем кабинете. Не спал и я всю ночь, и не хочу спать. Запишу, а потом пойду домой.

С утра возился над установлением футляров. В результате лаборатория приобрела вид склада черных кубов.

В четырнадцать часов был проведен телефон, соединивший нас с собором Святого Павла.

Установку животных взял на себя Вары, пригласивший для этого профессора Авельянеда с его ассистентом.

В 12 часов ночи позвонил профессор Авельянеда. Сообщает, что он уже в соборе, что ассистент передал ему сверху о том, что все животные размещены и здоровы.

Шеф пришел в час ночи.

К половине второго собрались все - два ученых, хорошо известных учителю. Они были вызваны срочно и даже не знали, зачем. Затем прибыл ректор, а последним в сопровождении Вары, представитель правительства. Он быстрыми шагами вошел в лабораторию и, пристально глядя в глаза профессора, подал ему руку.

- Неужели это правда, то, что мне сказали, профессор? Какой же вы молодец! Спасибо, спасибо... Ну, хвастайтесь.

Я видел, как на неподвижном лице учителя чуть проступило и сошло красное пятно.

Объяснив сущность первого опыта, профессор приказал мне дать луч. Погасив люстру, я включил аппарат, и яркая полоса света протянулась из угла в угол лаборатории.

- Теперь я ломаю этот луч по своему усмотрению. И он начал манипулировать аппаратом зеркал. Луч ломался по его произволу, принимая то вид молнии, то многогранника и, наконец, замкнулся в себе.

Эффект был поразителен.

Звонок телефона, рапортует ассистент профессора Авельянеда.

- Телефон у входа на верхнюю галерею собора. Я наложил печать на вход. Все животные здоровы. Спускаюсь вниз.

Пауза. Сидим, ждем.

Телефонный звонок. Профессор Авельянеда сообщает, что ассистент спустился.

- Можно начинать. Но сначала я попросил бы всех присутствующих надеть эти комбинезоны, шлемы я перчатки,- сказал шеф.

И вот передо мной сидят шесть странных фантомов. Труднее всех влезть в шлем представителю правительства, у него роскошная борода. Мы с профессором осмотрели всех и друг друга. Заняли свои места. Звонок, свет погас. Зажглись тусклые лампочки у приборов. Слева маячат фантомы. Там на балконе 40 животных. Жалко их. Звонок. Думать нечего! Включаю рубильники - "А", потом "В" и под вой моторов на большом экране встала дуга купола, фонарь, крест. Манипулируя точной наводкой, я поглядываю на этот фантастический абрис. Он стоит на полотне, окрашенный в необъяснимо мутный цвет. Моторы неистовствуют, но их перебивает звонок. Пускаю в ход второй аппарат зеркал. Все пропадает, кроме одного окна. Я начинаю двигать вариометром, и вот вместо купола встает чертеж - разрез купола собора. Временами видны балки, их скрепы. Чертеж разрастается. Видно, как вьются лестницы. Вот наибольшая ширина - купол разрезан пополам. Иду дальше. Теперь он опять сужается. Уже! Уже! Вот вьется лестница. Но что на ней? Маленькая фигурка? Крошечный человечек? Да! Ясно вижу его... Но ведь этого не может быть?!