Нищий - Евгений Щепетнов

— Нет, ты так и не сказал, как они определяют способности? Вот ты можешь, глянув на меня, сказать, есть у меня способности или нет?

— Нет, я не могу. Я же тебе сказал — у меня все выгорело. Раньше — мог. Это надо довольно высокий уровень магии иметь, чтобы увидеть. Не все из тех, кто закончили академию, могут увидеть способности к магии у человека. Надо как-то чувствовать это. Для меня это выглядело как какое-то розовое свечение, как аура какая-то, вернее, оттенок ауры. А ты, говоришь, воином был? Ты хорошо владеешь оружием? Почему у тебя такие раны на теле?

— Наше оружие страшнее здешнего, и оно убивает на расстоянии. Впрочем, убивать голыми руками и любыми предметами нас тоже учили. Вот только мечом я махать не умею. Как и стрелять из лука. Наш мир давно ушел вперед от вашего. Наше оружие может одним ударом разрушать города.

Старик усмехнулся в темноте, прокашлялся и иронично сказал:

— Однако воины все равно нужны, и отношение к раненым у вас ничуть не лучше, чем у наших власть имущих. Если ты не представляешь ценности для армии — пошел вон. Ну, хватит бесед, давай спать — завтра пойдем работать.

Я долго не мог уснуть — все размышлял о превратностях судьбы и о том, как мне выжить в незнакомом мире. Сейчас я был ниже низшего — не мог даже попрошайничать сам, а был вынужден прибегнуть к услугам старика… отвратительное ощущение. У меня даже защипало в глазах — ну, дожил! Как ты, Витька, докатился до такого? Ты, боевой офицер! Сука я, а не боевой офицер! Во мне вспыхнула ярость, хотелось бить, крушить, ломать! Сквозь пелену ярости я услышал, как на столе что-то брякнуло, как будто разбилось, — видимо, крысы лазят, суки, — пришла мысль. Я успокоился и стал настраивать себя на сон… Через полчаса я все-таки стал засыпать, и сквозь дрему ко мне пришла мысль: надо завязывать с пьянкой — уж в этом мире я должен чего-то добиться… хотя бы места нищего. Я хихикнул и провалился в забытье.

Утром мы с Катуном быстро позавтракали остатками вчерашнего ужина — он долго смотрел на разбитую чашку на столе, выругался и сказал, что эти крысы уже достали, хорошо еще не унесли наш завтрак, — потом быстренько оделись и пошли в общественные бани. Мытье там стоило недешево — целый серебряник, зато давали по кусочку мыла и позволяли отстирать свои портки — надо сказать, я сильно зарос грязью за это время, и от меня ощутимо пованивало. Горячая вода в банях, как я узнал, нагревалась в больших котлах, под которыми всегда горел огонь. Катун охотно рассказывал мне все, о чем я спрашивал, единственно — следя за тем, чтобы никто не слышал. Странно ведь, когда один старик рассказывает другому старику простые вещи, которые знает каждый дворовый мальчишка.

Когда мы разделись в бане, Катун с удивлением сказал:

— Теперь видно, что ты был воином.

— Хотя я и сильно исхудал и мышцы мои уже не те, что раньше, но и сейчас я могу спокойно зашибить вон того здоровенного банщика, что мнет жирного купца, надеющегося согнать свой жир массажем.

— Нас, магов, особенно не изнуряли физическими упражнениями, для воинов свои школы. А что у тебя с ногой? Колено разбито?

— Да, собрали из кусочков, но так и не заработало как следует, вот и выгнали из армии.

Я с наслаждением мылся, смывая с себя пот и грязь, намылил и прополоскал в деревянной шайке свою одежду — до стерильности ей было далеко, но теперь хоть не будет вонять блевотиной и погребом. Катун исчез куда-то, потом появился с усатым важным человечком, ростом чуть мне до груди, но зато со стоячими, как рога, усами. Он, видимо, ими очень гордился и постоянно их поправлял.

— Вот его стричь? Хм… волосы оставляем длинные? Бороду? Странно: если смотреть на голову — старик, а тело молодое, только весь в шрамах… так как будем стричь? — Цирюльник нетерпеливо постукивал ногой, выхаживая вокруг меня и останавливаясь, чтобы прикинуть какие-то свои заметки.

— Подровняйте, чтобы он выглядел воином на пенсии, вынужденным просить подаяние, чтобы благообразно, но вызывало жалость.

— Сделаем сейчас, — хмыкнул цирюльник. — Стоить будет серебряник! Деньги есть?

Серебряник перекочевал в руку человечка и оттуда испарился в неизвестном направлении — я даже не успел заметить куда. Цирюльник взял появившиеся ниоткуда расческу и ножницы, совершенно угрожающего вида, и стал оперировать ими в опасной близости от моих ушей.

— Уважаемый, если вы мне отстрижете ухо, я себе пришью ваше! — усмехнулся я, поглядывая на громадные лезвия ножниц у своего уха.

— Не бойтесь, я знаю свое дело и еще ни одного уха не отрезал… ну почти ни одного! — Цирюльник засмеялся и, еще несколько раз щелкнув ножницами, сказал: — Ну вот, все сделано! Можете посмотреть в зеркало. Когда волосы высохнут, вы будете иметь приличный вид.

Цирюльник убежал, а мы с Катуном стали одеваться. Одежда оставалась еще влажной, можно сказать, мокрой, но на улице было тепло, и имелась надежда, что простудиться не получится.

— Катун, не в обиду, чего у тебя так воняет изо рта? — спросил я, решив уж до конца все выяснить.

Он не обиделся, помолчал и ответил:

— Когда в лагере для военнопленных был, кормили очень плохо, да еще часть зубов выбили охранники, узнав, что я маг. Мы им здорово нагадили во время кампании. С тех пор зубы гниют, мучаюсь страшно. А чтобы их вылечить, надо много денег — меньше чем за двадцать золотых никто из лекарей и разговаривать про лечение не будет, а уж чтобы вырастить новые — это уже не меньше пяти тысяч. Откуда у нищего такие деньги?

Мы молча собрались — я уже пожалел, что задал этот вопрос. Катун молчал, я тоже. Потом он обернулся ко мне и сказал:

— Да я не обижаюсь, знаю сам про это дело… только что могу изменить? Вот заработаем с тобой денег и вылечимся: я зубы, ты ногу, — улыбнулся он грустной улыбкой, видно было, что сам он в эти сказки не верит.

Мы вышли на улицу, я ковылял сзади, опираясь на палку, Катун вел меня куда-то вниз по улице, к морю, даже отсюда чувствовался его запах… Впрочем, как и запах жарящихся на решетке осьминогов. Мы купили за три медяка два осьминога, и я вгрызся в горячее, пахнущее дымом резинистое мясо — только сейчас понял, как проголодался. Потом выпили по кружке шипучего кваса, и жизнь стала казаться не такой уж и гадкой — я чистый, сытый, спать есть где… Нога болит? Так давно болит. Все лучше, чем у ларька со шпаной махаться.

— Пошли, сюда зайдем! — Катун потянул меня в какую-то лавку, где грудами был навален всяческий секонд-хенд. Он начал рыться в груде одежды и выбрал кожаную куртку, крепкие суконные штаны, по размерам подходящие мне. Куртка была с подозрительной дыркой на спине, как будто прорезана ножом и заштопана, а на штанах имелись застиранные пятна. Но все было чисто оттерто, отмыто и пахло дымом — типа прожарка, не иначе, подумал я, с трупов сняли, собаки. Но мне, по большому счету, было наплевать — что я, трупов не видал? Еще как видал… и сам их производил. Поэтому я спокойно надел тут же в лавке эту подозрительную одежду и приготовился следовать дальше за своим наставником, когда тот, пошарив в углу, выволок на свет ржавый шлем, похожий на скифский, — я видел такой по телевизору.