Лоцман на продажу - Елена Ворон

Новый вопль Лусии пронзил ему сердце. Зашелся стократным эхом Замок, взревел разозленный Змей, и над дворцом понесся истошный призыв измученной девушки:

– Лоцман, миленький! Ло-оцман! А-а-а!

– Лоцман… – выгибаясь, призывно стонала Богиня.

Он стряхнул наваждение. Она не должна, не имеет права, не смеет истязать Лусию и убивать Рафаэля.

«Скажи ей – пусть поет», – мысленно велел он Ингмару.

Северянин услышал его и приказал Эстелле петь, услаждая Змея. Лоцман глубоко вдохнул, сжал кулаки, напрягся всем телом, зажмурился от усилия. Надо сотворить им кувшин. Эстелла, найди целительное вино!

Актриса выхватила спасительный кувшин из углубления под каменной скамьей, вручила Ингмару. Лоцман перевел дух.

Соблазнительница поднялась с колен, запахнула на груди разорванное кимоно.

– Ты посмел противиться Богине?

– Посмел. – Он приготовился понести заслуженную кару.

– Я тебя уничтожу, – прошипела она с яростью оскорбленной, отвергнутой женщины.

Лоцман пожал плечами. Он слишком устал, чтобы в чем-то ее убеждать. Она с минуту сверлила его взглядом горящих из-под полумаски глаз, затем усмехнулась.

– Однако ты храбр… юный седой Лоцман. Не убоялся прекословить Богине.

Красавица повернулась и, мягко ступая босыми ногами, заскользила прочь по галерее. Среди белых скульптур в последний раз мелькнуло зеленое кимоно, и Богиня исчезла.

Лоцман смятенно провел рукой по лицу. Стыд какой – он нарушил свой долг! Но до чего же она хороша… Жестокая. Кто бы мог подумать, что страсть в такой пленительной женщине подстегивается чужой болью.

Внезапно он испугался. Богиня, которая не любит и не жалеет своих актеров, заставляет их мучиться и умирать, – сегодня она вмешалась в съемки, отвлекая и соблазняя Лоцмана, а завтра? Скажем, наутро пневмопочта принесет сценарий, который предпишет Рафаэлю в страшных мучениях умереть от ран. А сценарий – это высший закон, и супротив него Лоцману не пойти. Он обязан следить, чтобы действие не отклонялось от текста, и даже если Богине вздумается казнить всех четверых, охранитель мира обязан подчиниться.

Он стиснул зубы. Посмотрим, кто здесь будет подчиняться. Лоцман существует не для того, чтобы склоняться перед прихотями бессердечной вертихвостки; потребуется – он и на нее найдет управу.

А все-таки она упоительна и бесподобна…

Не перебив ни словом, Ингмар выслушал рассказ. Помолчал, размышляя.

– Ты глупый самонадеянный мальчишка, – наконец вымолвил он добродушно. – С какой стати Великая Богиня явится к тебе простецки заниматься любовью? Это была не она.

Лоцман в задумчивости расстегнул куртку, под которой оказался зеленый свитер, и его серые глаза приобрели зеленоватый оттенок.

– Но она сама так говорила.

– Это ты назвал ее Богиней, а она не отказалась. Ешь пирог, – Ингмар подвинул угощение на салфетке.

Лоцман покачал головой.

– В горло не полезет. Инг, а ну как она вздумает уморить вас всех? Заточить в подземные казематы, запытать до смерти?

– Пойми же: она не Богиня. Наша Богиня – Ясноликая, а твоя красотка – в маске.

– Тогда кто она такая? – Лоцман воспрянул духом. Если таинственная красавица – не Богиня, она не имеет абсолютной власти над миром Поющего Замка.

– Там, где я жил раньше, – северянин кашлянул, словно у него запершило в горле, – у нас был свой Лоцман. Неплохой парень, хоть и с ленцой… – Ингмар сглотнул и помотал головой, как будто в горле застряла болезненная кость. – Он рассказывал… – актер задохнулся, схватился за грудь.

Лоцман вскочил, уложил его на спину, расстегнул куртку, в спешке оборвав бронзовые застежки под горлом.

– Что с тобой? – Он перепугался, вообразив, что загадочная красавица в гневе наслала на актеров мор.

– …рассказывал про второе «Я» нашего Бо… – северянин захрипел, забился, – Бога.

– Молчи, – Лоцман зажал ему рот рукой. Напружинился так, что перед глазами все поплыло, и сотворил кислородную подушку.

– Его звали Хо… Хо… – Ингмара свело жестокой судорогой, глаза закатились.

– Милосердная Богиня! – Лоцман прижал маску ему ко рту, пустил кислород. Слова будто комьями застревают у северянина в горле, душат его и пытаются погубить. – Молчи, не хочу ничего слышать! – рявкнул он, едва актер ровно задышал и открыл глаза.

Ингмар отвел от лица маску и сел, опираясь на обе руки. Посмотрел на кислородную подушку, на Лоцмана и с виноватым видом растянул в усмешке посеревшие губы.

– Не положено потчевать тебя байками о других Лоцманах и Хоз… – он поперхнулся. – Строго-настрого запрещено, сам видишь. Доброй ночи. – Северянин поднялся на ноги, миновал строй малахитовых чаш с цветущими розами и пропал из виду; шелест шагов потонул в нескончаемом пении Замка.

Лоцман был сбит с толку. Что за ерунда? С чего это актер не имеет права поведать о самом интересном? Надо же – у Ингмара прежде был другой Лоцман и даже не Богиня, а Бог. Кто бы мог подумать. Обидно: оказывается, я на удивление мало знаю о своих актерах – да и обо всем остальном тоже. И это называется охранитель мира…

– Лоцман, – вздохнул нежный голос.

Он вскинулся, заозирался. Красавица в черной полумаске выступила из-за усыпанного белыми цветами куста. Взамен разорванного кимоно на ней было зеленое платье из плотной материи, однако ноги остались босыми, а на голове поблескивала самоцветами знакомая диадема. Слава Богине – она пришла!

– Слышала я, как ты расписывал меня Ингмару, – начала она. – Спасибо, что не приврал. – Женщина печально вздохнула. – Я не такая уж стерва, как тебе показалось. Мучить актеров – бесчеловечно, понимаю… но тяга к жестокому сидит во мне, она порой сильнее, чем… – красавица с трудом подыскала верные слова, – чем добрые инстинкты. А сегодня все как-то не так, я сама не своя… Лоцман, – она протянула руку, пригладила его густые, соль с перцем, волосы. – Мой бедный седой Лоцман. Прости; мне очень неловко за сегодняшнее.

Он поймал ее запястье и придержал, вглядываясь в загадочное, полускрытое черным шелком лицо.

– Зачем тебе маска?

– Прятаться.

– От кого?

– Дурацкий вопрос, – она недовольно повела плечами, и Лоцман поспешил спросить о другом:

– Кто ты?

– Хозяйка.

– Второе «Я» нашей Богини?

Женщина прищурилась; он уловил движение длинных ресниц в прорезях полумаски.

– Напрасно Ингмар наболтал тебе лишнего… – протянула она. – Согласна: второе «Я».

– То есть тяга к жестокому в первую очередь сидит в Богине? – уточнил Лоцман, озабоченный будущим своих актеров.

– Ну-у… можно сказать и так, – неохотно признала Хозяйка. – Ведь мы с тобой – ее воплощения.

– Замечательно, – хмуро бросил он. – Великая честь – воплощать в себе такую злыдню.

– Не богохульствуй! – возмутилась женщина.

Лоцман продолжил расспросы:

– А почему ты не появлялась раньше?

– Хозяйка всегда скрывается от обитателей мира, – отозвалась она холодно. – И от Лоцмана тоже.

– Отчего же сегодня вышла? Стало невтерпеж?

Она выдернула руку из его пальцев. Гордые губы сурово сжались, женщина отступила.

– Погоди обижаться, – попросил он. – Я пытаюсь понять, что к чему.

Хозяйка смягчилась.

– Я и сама не понимаю толком. Что-то изменилось в мире – я еще не разобралась, что именно. Но мне захотелось к тебе явиться, и я смогла. – Она потянулась к Лоцману, заставила его нагнуть голову и прохладными, как ночной ветерок, губами коснулась лба. – Я еще приду к тебе, хочешь? – Хозяйка неожиданно смутилась, переступила с ноги на ногу и попала босыми пальцами на край полотняной салфетки. – О-о, что тут лежит! – вскричала она обрадованно, словно только сейчас обнаружила принесенный Ингмаром пирог. – Я съем кусочек?

– Сколько угодно. Постой; я сделаю ужин. – Лоцман оглянулся, прикидывая, где расставить посуду с яствами.

– Не трудись. – Красавица засмеялась. – Я хочу только пирога.

Он поднял угощение вместе с салфеткой, разломил пополам и поднес Хозяйке.

– Благодарю, – она выбрала себе долю и съела, откусывая маленькими кусочками и смакуя. – Восхитительно. В наших кладовых довольно всяческих запасов, но клянусь Ясноликой, Эстеллина стряпня превосходит все.

Хозяйка заметила, что не притронувшийся к пирогу Лоцман глядит на нее во все глаза, и улыбнулась с тихой нежностью, так не похожей на страсть, свидетелем которой он был несколько часов назад.

– Мир изменился, это правда – но пусть бы он изменился к лучшему. Доброй ночи.

Лоцмана неодолимо потянуло коснуться ее на прощание, сказать: «Как жаль, что ты уходишь». Он придвинулся, хотел было взять ее за руку – но Хозяйка неожиданно шарахнулась, точно от ядовитой змеи.

– Нет! – И еще раз, жалобно, со всхлипом: – Нет!

– Ты что? – обескураженный, он отступил.

– Я поняла… Не подходи! – выкрикнула Хозяйка с надрывом, хотя Лоцман и не думал трогаться с места. – Я все поняла! О-о, Светлоликая, будь же милосердна!