Любовная горячка - Карен Монинг

Интересно, сколько времени Бэрронс тут простоял? Когда речь идет об Иерихоне Бэрронсе, ничего нельзя сказать наверняка.

Инспектор поднялся с дивана, вид у него был довольно удивленный. Он явно заметил и габариты Бэрронса, и железную окантовку ботинок, и деревянный пол. Иерихон Бэрронс высокий мужчина крепкого телосложения. Я знала, что О'Даффи сейчас пытается сообразить, каким образом тот умудрился подойти совершенно бесшумно. Я же с некоторых пор перестала задаваться подобными вопросами. Откровенно говоря, до тех пор, пока Бэрронс прикрывает мою спину, я буду игнорировать тот факт, что на него, похоже, не распространяются законы физики.

– Мне угодно ознакомиться с вашими документами! – прорычал полицейский.

Я почти ждала того, что Бэрронс схватит инспектора за ухо и на вытянутой руке отнесет к выходу из магазина, поскольку О'Даффи не имел в данный момент никакого права на подобные заявления, а Бэрронс с трудом мирился с чужой глупостью. Честно говоря, он вообще с ней не мирился, и до сих пор совершать в его присутствии глупости разрешалось только мне, да и то лишь потому, что я ему нужна – в качестве помощника в розыске «Синсар Дабх». Нельзя сказать, что я круглая дура. Если я в чем и виновата, так это в том, что у меня мировоззрение человека, у которого было счастливое детство, любящие родители и долгий период сладкого ничегонеделанья, разбавленный маленькими драмами провинциального городка на Глубоком Юге. Все это – и слава Богу! – никак не способно подготовить человека к тому, какова может быть жизнь вне привычного круга.

Бэрронс ответил инспектору волчьей усмешкой.

– Конечно. – Он вытащил бумажник из внутреннего кармана пиджака, протянул его О'Даффи, однако пальцев не разжал. – Причем у меня такая же просьба, инспектор.

О'Даффи стиснул зубы, но стерпел.

Когда мужчины обменялись документами, я скользнула по дивану в сторону инспектора и заглянула в бумажник Бэрронса.

Интересно, сюрпризы когда-нибудь закончатся? Как и у любого обычного человека, у него были водительские права.

Волосы: черные.

Глаза: карие.

Рост: два метра десять сантиметров.

Вес: сто десять килограммов.

Его день рождения – он что, шутит? – в Хэллоуин.

Бэрронсу тридцать один год, и его второе имя начинается на «Z». И я сильно сомневалась, что Бэрронс был донором органов.

– В графе «Адрес» записан Голуэй, мистер Бэрронс. Вы там и родились?

Когда-то я спросила Бэрронса о его происхождении. Он ответил, что в его роду были баски и пикты. Голуэй находится в Ирландии, в нескольких часах езды от Дублина.

– Нет.

– Где же?

– В Шотландии.

– Ваше произношение не характерно для шотландца.

– А у вас нет ирландского акцента. Однако вы здесь, следите за порядком в Ирландии. Ведь англичане потратили целые столетия на то, чтобы изжить акцент своих соседей. Не так ли, инспектор?

У О'Даффи задергался глаз. Раньше я за ним такого не замечала.

– Как долго вы живете в Дублине?

– Несколько лет. А вы?

– Здесь я задаю вопросы.

– Лишь потому, что я вам это позволяю.

– Я ведь могу вызвать вас в участок. Вы к этому готовы?

– Попробуйте.

Советовать Гарде подобное мог лишь кристально чистый или же невероятно опасный человек. Усмешка Бэрронса ясно давала понять, что у полиции ничего не выйдет. Мне было интересно, что случится, если инспектор все же примет этот издевательский вызов. Мой загадочный хозяин, похоже, обладал неистощимым запасом самых разнообразных трюков.

О'Даффи смог выдержать прямой взгляд Бэрронса гораздо дольше, чем я ожидала. Мне хотелось сказать полицейскому, что нет ничего постыдного в том, чтобы отвести глаза. В Бэрронсе было нечто, недоступное обычным людям. Я понятия не имела, что это, но все время чувствовала, особенно если подходила близко. В тихом омуте, скрытом за дорогой одеждой, неопределимым акцентом и легким налетом хороших манер, жило нечто, до сих пор не выбиравшееся на охоту. И я не хотела, чтобы оно когда-нибудь выбралось. Меня вполне устраивало то, что эта тварь не стремилась наружу.

Внезапно инспектор решил сменить тему разговора или же просто направить его в более мирное русло.

– Я живу в Дублине с двенадцати лет. Когда мой отец умер, мать вышла замуж за ирландца. Один человек в Честере утверждает, что знает вас, Бэрронс. Его зовут Риодан. Позвонить ему?

– Мисс Лейн, идите наверх, – очень быстро, но чрезвычайно мягко сказал Бэрронс.

– Мне и здесь хорошо. – Кто такой этот Риодан и что пытается скрыть от меня Бэрронс?

– Идите. Наверх. Быстро.

Я нахмурилась. Мне не нужно было оглядываться на О'Даффи, чтобы понять, что он смотрит на меня с острым интересом – и жалостью. Инспектор явно считал, что мой полет с лестницы состоялся при прямом и деятельном участии Бэрронса. Я терпеть не могу жалость. Сострадание – это еще куда ни шло. Сострадание говорит: да, я знаю, что ты чувствуешь, это мерзко, правда? А жалость означает, что тебя считают побежденным.

– Он не бил меня, – злобно сказала я. – Я бы убила его, если б он попробовал.

– Убила бы. У нее есть характер. И упрямство. Но мы над этим работаем, верно, мисс Лейн?

Теперь волчья улыбочка Бэрронса была адресована мне. Он кивнул головой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.

Когда-нибудь я пну Бэрронса под зад изо всей силы. И посмотрю, что из этого выйдет. Но этого приятного момента мне придется немного подождать – до тех пор, пока я не стану крепче. До тех пор, пока у меня не появится свой козырь в этой игре.

И пусть меня втянули в эту войну против моей воли, но никто не отменял моего права выбирать свою собственную битву.

Остаток дня я не видела Бэрронса.

Как прилежный солдат, я вернулась в окопы и скрылась в родной траншее, подчинившись приказу. И в этом окопе ко мне пришло откровение: люди могут достать вас лишь настолько, насколько вы это им позволяете. Ключевое слово – «позволяете».

Конечно, есть и исключения: в основном это родители, близкие друзья и супруги, на которых я насмотрелась во время работы барменом в «Кирпичном», Я видела женатых людей, не стеснявшихся на публике творить друг с другом такие вещи, которых я не позволила бы себе наедине со злейшим врагом. Но в основном этот мир не может навредить нам больше, чем мы ему разрешаем. Пусть Бэрронс отослал меня в мою комнату, но ведь это я, идиотка, позволила ему так поступить. Чего я испугалась? Что он ударит меня? Убьет? Вряд ли. На прошлой неделе он спас мне жизнь. Я нужна ему. Так почему же я позволяю ему командовать мной?

Я чувствовала отвращение к себе. Я все еще вела себя, как МакКайла Лейн, наполовину бармен, наполовину завсегдатай пляжей, и на обе половины – гламурная девочка. Моя недавняя встреча со смертью ясно дала понять, что такое воздушное существо, каким я была, не сможет выжить в этом мире, и это утверждение было подчеркнуто пунктиром из моих сломанных ногтей. К сожалению, когда на меня снизошло упомянутое озарение и я спустилась вниз, Бэрронса с инспектором уже не было.