Второй Эдем - Бен Элтон

Именно такая беспощадная логика побудила некоторых задаться вопросом, кто же они такие, эти психи.

Появились агентства, занимающиеся сбором огромного количества данных. Жизнь убийцы звезды была в цене; существовали права на издание книг, на выпуск фильмов, запись эксклюзивных интервью и печать эксклюзивных фотографий. И следить за всем этим нужно было очень внимательно.

— Спрячь свое прошлое, — такими были первые слова, которые агент говорил преисполненному надежд молодому психу, приходившему к нему за информацией. — Если тебе повезет и ты подстрелишь крупную дичь, каждая твоя детская фотография станет золотой жилой. Поверь мне, пресса обчистит дом твоей мамочки еще до того, как стихнут звуки выстрелов. Любые документы, любые твои снимки нужно собрать вместе и отдать мне на хранение, чтобы начать продавать их в день твоего первого слушания в суде. Нам нужно сделать эксклюзивное интервью с твоими старыми друзьями и школьными учителями до того, как ты убьешь звезду. Поверь мне, даже твоя собственная семья начнет везде видеть знак доллара, когда поймет, сколько ты будешь стоить.

К тому времени, как Натан приехал в Голливуд, самый жуткий этап этого безумного поветрия — прославления себя через убийство — уже закончился. Однако на его пике люди попадали из тюрьмы прямо на должности ведущих телевизионных ток-шоу и на главные роли сериалов о самих себе. Порочный круг замкнулся, так как у бывшего убийцы было совсем немного времени, чтобы приспособиться к своей свежеобретенной славе, пока его самого не убивали и все не начиналось сначала.

Некоторые агентства, представляющие как настоящих звезд, так и психов (а последние, разумеется, иногда становились настоящими звездами), даже подумывали о возможности взаимовыгодных сделок между обеими сторонами. Например, если у звезды возникали серьезные финансовые неприятности, можно было договориться с психом, чтобы он только ранил звезду, после чего прибыль делилась пополам. Но такое никогда не удавалось. Во-первых, в силу непонятных причин о таких сделках тут же всем становилось известно. А во-вторых, в суете и приготовлениях как-то забывали, что участвовавшие в деле психи были психами по призванию и у них редко получалось всего лишь ранить свою жертву.

В общем, служба безопасности Беверли-Хиллз имела все основания быть нервной. Свихнутый киллер — едва ли не самая престижная карьера, на какую может рассчитывать бездарный парень. Слава всегда считалась наивысшим триумфом. Правда, чтобы прославиться, нужно, чтобы тебя поймали и посадили в тюрьму, но и объекты твоего убийственного карьерного рвения тоже находятся в тюрьме, проживая за колючей проволокой, под надзором затянутых в кожу вооруженных охранников. Да, их тюрьма поуютнее. Но все же это тюрьма.

Натан видел, что охранники приняли его за психа.

— Я не псих, — сказал он. — Я британский писатель. Меня зовут Натан Ходди.

Охранники заметно напряглись и настороженно потянулись к оружию. Если психи только слегка ненормальны, то писатели — буйные сумасшедшие, озлобленные, социально нестабильные, завистливые маньяки, которые бесконечно долго варятся в собственном соку и дозревают до мысли, будто на свете важны только они и их сценарии, а все остальное — лишь пустые фантазии. Охранники потеряли счет писателям, которые приезжали сюда, вооруженные до зубов, решив, что единственная возможность дать ход своим проектам — это пристрелить любого читателя, редактора или продюсера, стоящего между ними и зеленым светом.

— Писатель, говоришь? — ухмыльнулся первый охранник. — Нам тут разнорабочие не нужны, сынок. Кажется, в миле отсюда на бензоколонке нанимают заправщиков.

Остальные охранники заулыбались этой шутке. Интересная особенность голливудской озабоченности успехом и социальной иерархией заключалась в том, что буквально все здесь, от главы студии до уборщика, отличались одинаковым снобизмом.

„Я слышал, новая картина Ханка Банка так и не вышла, — говорил один голодранец другому. — Столько бабла, и такая скука, студия, считай, осталась без штанов“.

„Ну и урод, — отвечал ему другой голодранец. — Я всегда знал, что у него ничего не выйдет“.

Натан поспешил уверить их в том, что он совершенно нормален.

— Да, все правильно, я поганый писатель, но у меня назначена встреча с Пластиком Толстоу.

Он не мог не порадоваться, глядя, как отношение к нему охранников снова изменилось. Псих — это всего лишь псих, а писатель — кусок дерьма, прилипший к ботинку, но Пластик Толстоу — человек космической значимости. Если власть, как утверждают, — это универсальный афродизиак, то Пластик Толстоу мог бы возбудить даже монаха. Это был человек-легенда. Он не только владел самыми разными СМИ; его компания почти с самого начала занималась продажей и рекламой продукции холдинга „Клаустросфера“. Производство клаустросфер было самым развитым и самым успешным на земле, и все благодаря Пластику Толстоу. Через безжалостный изнуряющий маркетинг он превратил герметически упакованные искусственные биосферы в самый великий товар длительного пользования, какой знала история. Более великий, чем автомобили, чем гамбургеры и даже чем войны. Потому что, продавая клаустросферы, Пластик Толстоу продавал целый мир, пусть и небольшой — но все же целый мир. Мир, который какой-нибудь счастливчик или небольшая группа счастливчиков могли навсегда назвать своим.

Пластик торговал будущим, что, разумеется, делало его врагом настоящего. Он был отцом самой несуразной идеи человечества. Идеи, что конец света можно пережить.

Глава 4

Жизнь торговца

Историю потерпевшего крушение танкера передавали в новостях. Натан слушал ее по радио в машине, пока ехал к Беверли-Хиллз. Пластик Толстоу наблюдал за ней по пятнадцати каналам сразу, стоя перед огромной оптоволоконной информационной стеной у себя в кухне.

Сначала новости, потом реклама. Пластик потягивал кофе и смотрел.

Первой шла реклама фастфуда. „Вы знаете, каково это: быть голодным как волк и толстым как свинья? „Пончиковый рай“ знает, каково это, и поэтому предлагает бесплатную моментальную липосакцию, а также дополнительную глазировку любому покупателю, кто съест двадцать пончиков или больше! Так что если вы и волк, и свинья, почему бы вам не обратиться в „Пончиковый рай“… Вы набиваете щеки, мы отсасываем зад“.

Пластик Толстоу смотрел один из каналов собственной компании „Коммуникационные системы Пластика Толстоу“. Однако мрачное, сердитое выражение его лица означало, что увиденное не оправдало его ожиданий. Задолго до того, как закончилась реклама пончиков, Пластик Толстоу набрал номер своих координаторов и составителей программ.

— Что, мать твою, происходит? — рявкнул он. — Затонул нефтяной танкер, и что я вижу в первую же рекламную паузу? По моему собственному каналу, черт побери, не больше и не меньше! Рекламу пончиков и липосакции! После того как затонул нефтяной танкер! Вы должны быть готовы к подобным событиям!

Пластика расстроил сбой в классической схеме перекрестного продвижения. Он рекламировал клаустросферы и придерживался мнения, что показанная на его канале новость об экологической катастрофе должна сопровождаться призывом обезопасить себя. Теория за этим бессовестным использованием ситуации была следующая: с приближением гибели планеты, пусть на один крошечный шажок, огромная, всемирная аудитория Толстоу должна получить мощный, многократно повторяющийся заряд рекламы „Клаустросферы“. Так было в теории; как оказалось, она не сработала.

— Это идет в следующую паузу, Пластик, — пробормотал по телефону испуганный подчиненный. — Люди из „Рая“ выкупили рекламное время и грозились подать в суд, если их передвинут. Они думают, что конец света заставит людей задуматься о вкусной еде.

Пластик Толстоу снова посмотрел на экраны. И точно, он увидел последний ролик „Клаустросферы“. Поднимающееся сияющее солнце над геодезическим куполом и простой слоган: „Клаустросфера. Кто вы такие, чтобы лишать своих детей будущего?“

— Видите, шеф! Видите, — умолял несчастный сотрудник. — Вот она, следующим же номером. Лично я считаю, что так даже лучше. Воздействие сильнее.

— Послушай, мой безмозглый, а в скором времени — еще и безработный друг, — заорал Пластик, — когда случается катастрофа, наш ролик идет первым, понял! Не вторым, не третьим, не каким там еще. Первым. Пончики, боже милосердный! Я продаю людям будущее!

В менталитете готовых к бегству крыс, с которым человечество ворвалось в третье тысячелетие и который Пластик Толстоу так активно насаждал, не было ничего нового. Уже не в первый раз люди ясно увидели грядущий апокалипсис и решили, что пусть лучше это случится с кем-то другим. Соблазнительная мысль о существовании выбора, о возможности выжить, сделать так, чтобы глобальный катаклизм обошел тебя стороной, вызывала сильные эмоции с того самого дня, как Ной построил ковчег. Еще до Первой великой „зеленой“ угрозы 1980-х годов существовала опасность ядерной войны, которая легко могла смести род человеческий с лица Земли. Люди тогда строили убежища от радиоактивных осадков, так же как теперь строят клаустросферы. Хотя, нужно признать, это разные вещи.