Моя жизнь под землей (воспоминания спелеолога) - Норбер Кастере

По простоте душевной я рассказал охотнику о том, что обнаружил, и о том, что пещера заканчивается тупиком. Он не был ни удивлен, ни смущен и сказал только, что, конечно, произошел обвал, так как совершенно ясно видел когда-то "коридор и зал, большой, как хлев". У меня хватило наивности поверить ему, и только гораздо позднее, после многочисленных случаев подобного рода я понял, что все эти истории о коридорах и пещерах — просто россказни и бахвальство отъявленных лгунов. Мой знакомец никогда не был в этой норе, и вдруг ему представилась возможность послать туда вместо себя кого-то другого, вот он и воспользовался моим простодушием. Как охотника, расставлявшего капканы, его, конечно, интересовали результаты моих исследований.

Эта попытка не охладила меня, и я все сильнее жаждал исследовать, исследовать непрерывно, даже ценой постоянных неудач, так как успехи выпадали на мою долю редко, лишь в виде исключения.

И я не пренебрегал малейшими трещинами, малейшими отверстиями в скале, в том числе норами лис (кроме, разумеется, тех, которые были вырыты ими в земле).

Был ли я вознагражден за то, что неуклонно следовал этому правилу? Не терял ли я понапрасну время и силы, пытаясь проникнуть в эти малопривлекательные лазы, даже не надеясь найти там что-нибудь особенно интересное?

У меня нет намерения перечислять все мои попытки такого рода. Было бы очень скучно, если бы я останавливался на всех мелочах. Расскажу о трех случаях, выбранных не совсем наугад, а потому, что все они дали совершенно различные результаты.

Через некоторое время после неудачного опыта, о котором только что рассказал, я самостоятельно нашел в коммуне Сен-Мартори в окрестностях Теулэ другую нору. Это меня очень обрадовало. Бродя по лесу, я заметил выход известковой породы, у подножия которого зияло отверстие горизонтального хода. Следы на земле и другие признаки указывали, что лисы устроили здесь свое логово.

Как всегда, я разулся и снял куртку. Эта часть одежды не только стесняет движения, но и представляет большую опасность, если придется пятиться ползком: куртка может закрутиться и образовать толстый валик, и вы рискуете безнадежно застрять в узком проходе. Я знал это по собственному опыту и принял за правило снимать куртку. Несоблюдение этого правила стоило жизни многим несчастным, потерявшим возможность передвигаться под землей и нашедшим там свой ужасный конец.

Итак, я вновь вползаю на животе в цилиндрический коридор почти такой же ширины, как я сам, и, все время подтягиваясь, продвигаюсь вперед. Бельгийские спелеологи, большие специалисты такого метода передвижения, придумали ему название "дождевой червь".

Я ползу, приняв наиболее выгодное положение: одна рука, вытянутая вперед, держит свечу и ощупывает почву, другая согнута, прижата к груди. Плечо отведено назад (нельзя ползти с вытянутыми вперед обеими руками: это невозможно физически и притом слишком увеличивается ширина в плечах).

Ход идет горизонтально, но земляной пол весь в маленьких буграх, миниатюрных холмиках, которые приходится ровнять свободной рукой, предварительно воткнув свечу в землю. Конечно, я продвигаюсь вперед с большими усилиями и очень медленно, а также очень "спортивно". Мы считаем, что ползание на таком уровне — это спорт, ну, скажем, гимнастика, причем самая мучительная, какую только можно себе представить. В ней принимает участие все тело, ни одна мышца не забыта. Мы всегда считали и заявляли публично, что ежедневный сеанс такого ползания — лучший метод лечения от ожирения и некоторых других болезней, безобразящих человека.

Мое пребывание в пещере Теулэ затягивалось, а я с трудом продвинулся на какие-нибудь пятнадцать метров. Временами я останавливался и, растянувшись на сырой земле, отдыхал. Из-за напряженности мышц, непрерывных усилий и духоты в узких ходах быстро наступает одышка, начинается сильное сердцебиение.

Во время одной из передышек я услышал необычный звук, нечто вроде короткого глухого рычания, который, как мне показалось, шел снаружи так же, как и другие, далекие неясные звуки — крик петуха, голос пахаря. Плохо их различая, я не обратил на них внимания, вновь принялся за работу и рьяно пополз, уткнувшись лицом в землю. И вдруг я был пригвожден к месту громким, страшным рычанием! Быстро подняв голову, я увидел впереди в двух метрах от себя загнанного в глубь хода зверя, казалось, сплошь состоящего из угрожающих когтей и зубов, — это был барсук, которого я спугнул и загнал в убежище и который, когда ему некуда было больше отступать, решил защищаться. Руки мои были заняты, и я мог противопоставить ему лишь слабую защиту — пламя свечи. У зверя было то преимущество, что он находился у себя дома, и я решил покинуть поле боя. В тот день я отступал, "стелясь животом по земле", если можно так выразиться, тем более что это было буквально так.

Известно, как храбро барсук защищается от собак, побеждая их с помощью длинных крепких когтей. Барсуки похожи на небольшого медвежонка килограммов на пятнадцать, и их не рекомендуется беспокоить под землей. Мне повезло, что эта встреча закончилась для меня лишь испугом. Правда, в дальнейшем в одной гигантской пещере мне пришлось встретиться носом к носу с медведем и двумя львами! Но это уже другая история, и я расскажу ее позднее.

В другой раз в одной каменной щели мне не удалось залезть так далеко, как в Теулэ, но только случайно я избег страшных челюстей. Это произошло в долине Гаронны недалеко от Баньер-де-Люшон. К тому времени я уже сменил примитивные свечи моих первых походов на ацетиленовую лампу. Узкий вход на склоне горы привлек мое внимание. Я вполз в него на животе тем способом, который ранее описал, и вдруг из моей вытянутой руки вырвали фонарь, и я услышал резкий щелчок и какой-то металлический звук. В каких-нибудь двух метрах от входа был поставлен и замаскирован в пыли стальной капкан с зубьями, как у пилы, который я "разрядил" своим фонарем. Еще несколько сантиметров, и грозная ловушка раздробила бы мою руку или лицо. Как видно, даже самые скромные пещеры, самые незначительные щели могут таить опасность, и хорошо, если бы охотники, ставя капканы, делали надпись или какой-нибудь знак, где установлены эти зловещие приспособления! Отсутствие таких указателей может привести к тяжелым ранениям спелеологов и дает им право конфисковать эти приспособления, что я и не преминул сделать. Так же я поступил и со вторым капканом, обнаруженным в другой раз в одном из переходов пещеры. Первый капкан я бросил в Гаронну, второй — в естественную пропасть, находившуюся поблизости. Пусть это послужит предупреждением легкомысленным охотникам или браконьерам, расставляющим капканы без различия — на лис, барсуков или спелеологов.

Мы рассказали о трех случаях, связанных с норами. А вот еще один, четвертый. Как и предыдущий, он не относится ко времени самых ранних моих спелеологических дебютов, однако дополнит нашу тему.

Около 1930 года, по привычке бродя полосу в окрестностях Сен-Бертран-де-Комминж, я встретил молодого человека, который охотился. У нас завязался разговор, и я поспешил спросить этого хорошо знавшего лес охотника, не встречал ли он пещер.

Нет, в этом лесу пещер нет, он был в этом уверен. Но когда я спросил, нет ли за неимением пещер просто расщелин или ходов в скалах, он ответил, что знает одну дыру, в которой барсуки устроили нору. Мои настойчивые расспросы сделали его более разговорчивым, и он рассказал мне, что его собака несколько раз проникала в эту дыру, задерживалась в ней и что лай ее слышался откуда-то издалека.

Естественно, что через каких-нибудь полчаса после такого сообщения я, лежа на животе, уже исследовал эту дыру, к которой меня охотно проводил Бертран Абади. Проникнуть в это отверстие, казалось, совершенно невозможно, но все же был один обнадеживающий признак — из него явно тянуло ветерком.

Было около полудня. Я решил тут же перекусить, а затем попытаться расширить отверстие альпенштоком.

Бертран Абади отправился к себе в поселок Сен-Мартин и обещал вернуться после завтрака с лопатой и заступом, чтобы помочь мне. Он не только выполнил обещание, но еще привел с собой товарища, Бертрана Эскуба, который тоже принес инструменты. За час они освободили вход от массы земли, натасканной многими поколениями барсуков ("отходы", как говорят охотники, подтверждали, что это были именно барсуки). Теперь я мог проникнуть в очень узкое, но все же, по моему мнению, проходимое отверстие. Абади и его товарищ отговаривали меня и уверяли, что я никак не пролезу. Но я уже скрылся под землей и сообщал им о своем продвижении. Оно было очень трудным и медленным. Ход был узким и извилистым, мои сигналы перестали доходить до них, и они начали сильно беспокоиться. Однако, проползши с трудом метров тридцать, я попал в высокое просторное помещение и бегло обследовал примерно метров двести.