Душа моей души - Ирина Геннадьевна Петрова

в это фантастическое сплетение судеб, я успокоился. Нежно поцеловав любимую, я вытер с глаз остатки слёз, встал лицом к фотографии Милы и рассказал всю свою жизнь, какой она была. Со всеми переживаниями, потерями и единственной любовью. Наконец, я смог поделиться с кем-то своей тайной. На душе стало легко, и я обернулся к Монике, чтобы увидеть её в этот момент. Яркие глаза замерли неподвижно – в эту секунду я распрощался не только с прошлым.

Моя опека над женой была повсеместна: я нанял людей, которые следили за её безопасным передвижением в городе, платил гримерам в театре, чтобы использовали только натуральную косметику, и чуть только у Моники случался кашель или начинал болеть зуб, при первых симптомах я вёз её к докторам. Поэтому она скрыла от меня своё больное сердце. Видимо, не хотела, чтобы я волновался ещё сильнее. Но всё же это было обидно – она не доверилась мне. Впрочем, как и я, молчавший до того последнего дня.

Когда всё закончилось, я побрёл к доктору, и с порога начал проклинать его, на что тот лишь протянул мне конверт. Это было письмо от Моники.

«Бесконечно любимый мой! Если ты читаешь это письмо, значит, предсказания доктора оказались реальностью. Только прошу, не причиняй ему вреда, заболевание это неизлечимо». Я покосился на доктора, который обрабатывал рану на лице. Конечно, я не сдержался. А сейчас мне нужно было выслушать свою любимую, прочитать каждое её слово, адресованное мне, поэтому я извинился и поспешил домой. Сидя на нашей качели, я аккуратно достал листок бумаги из конверта и продолжил читать. «По моей просьбе он не стал рассказывать тебе об этом. Пойми, только так мне удалось жить, не думая о плохом». Я прервался, вспоминая Милу, когда она умолчала о своём отъезде. «Прости, что не подарила тебе малыша – риск смерти слишком велик, а я так хотела быть подольше с тобой. Да и ты по какой-то причине никогда не просил меня об этом. Хотя я думаю, что если бы ты этого пожелал, я не пожалела бы себя. И сейчас, когда я пишу это письмо – нас двое, мы счастливы, я наслаждаюсь твоим присутствием, и большего не нужно. Я счастлива, что мы встретились однажды. Твоё отношение ко мне кажется слишком нежным – я такого не заслужила. В душе я бунтарка, а с тобой стала совсем ручная. Спасибо за твою любовь, за наши ежедневные разговоры, за все-все поцелуи, за каждый милый подарок, за твоё терпение и мудрость. Мне хочется писать слова благодарности тебе за всё, но боюсь, на земле закончится бумага. Так что ограничимся этим листком. Ты смысл моей жизни, и я не представляю себе другой судьбы. Надеюсь, тебе никогда не вручат этот конверт. А если и случится такое, я буду твоим ангелом и постараюсь, чтобы ты прожил долго-долго, а тебе лишь нужно будет отпустить печаль и чувствовать жизнь за двоих. Люблю навсегда. Твоя Моника».

Глава 4. Мия

Без Моники я не хотел жить, но то письмо, которое она мне оставила, зародило во мне мысль, что благодаря ей я смогу. Правда, я больше так и не прочитал тех слов – нет, я не сжег письмо, наоборот, я нежно носил его у самого сердца. Дело в том, что моё зрение резко ухудшилось и с тех лет я лишь слепой седовласый затворник. Поселился на месте дома Марты, здесь мне хочется думать, что я всё ещё ребёнок. Я почти ни с кем не общался, разве что с соседом, который иногда помогал по дому. Каждое утро я ходил к озеру, куда прилетали утки, и кормил их хлебом – моё возвращение в то лето с Милой. Днём я вырезал деревянные игрушки, посуду, кое-какую мебель – это было единственное занятие, которое отвлекало от мыслей. А вечером, перед ужином, я гулял с собакой, конечно, с сенбернаром, как будто стоит нам вернуться домой, у накрытого стола будет ждать Моника. Я хотел бежать от воспоминаний о них, но спустя годы понял, что чувствую себя счастливее, живя на земле Марты, кормя уток, гуляя с собакой.

Однажды вечером я услышал топот маленьких ножек у себя под окном. Наверное, к кому-то из соседей приехали гости с детьми, подумал я и решил лишний раз не выходить из дома. Однако вечером пёс потребовал прогулку, и я, прислушавшись к тишине за оградой, надел на него ошейник, который тот притащил в зубах. Мы уже возвращались домой, как вдруг сенбернар потащил меня к соседней калитке. По звукам я понял, что оттуда кто-то вышел и направился в нашу сторону.

– Здравствуйте! – тонкий детский голосок меня напугал.

– Рядом, – приказал я псу, ускорив шаг.

– Ну куда же вы уходите? – девочка была расстроена.

– Нам пора ужинать, – ответил я ей и снова пошёл прочь.

– А что ваша собачка ест? – по голосу ей было около пяти-семи лет.

Пять лет назад я рассказал всю правду Монике.

– Скажи, малышка, а какого цвета у тебя глаза? – мне нужно было узнать это и срочно бежать.

– А вы что, не видите? – кажется, она подошла ближе.

– Нет, не вижу.

– Совсем ничего? – я услышал, как она помахала рукой передо мной.

– Совсем, маленькая. Так ты мне ответишь, какого цвета твои глаза? – кажется, пёс уже позволил ей себя погладить, отчего я стал нервничать – даже если и уйду, мы уже встретились.

– А вы мне не сказали, что будет кушать собачка.

– Мы с собачкой сегодня едим рыбный суп, – отвечал я, – видишь, я тебе ответил, теперь твоя очередь.

– А я вам не скажу! – заявила она.

– Думаю, это нечестно, – казалось, это самая вредная девчонка, что я встречал.

– Когда я вырасту, я вылечу вам глазки, и вы меня увидите, вот это честно, – она еле успела договорить, как послышался голос её отца.

– Так, рыжий чертёнок, ты почему ещё на улице? Мама ждёт, когда ты пойдёшь умываться, – послышался шорох, когда он поднимал её на руки.

– Вы, случайно, не родственники одной зеленоглазой женщины, она жила тут много лет назад, её звали Марта, – спросил я мужчину.

– Нет, мы всего лишь приехали погостить к друзьям, но вот глазки у нашей доченьки действительно изумрудные, даже не знаю, в кого она такая, – он рассмеялся, видимо, играясь с девочкой.

– Что ж, мне пора, спокойной ночи, – я поспешил удалиться домой.

– Спасибо, и вам доброй ночи, – а вот это он зря. Потому что сегодняшняя ночь не станет для меня