Принцесса где-то там - Сергей Сергеевич Мусаниф

– Это не наши методы, – сказала я.

– Да ладно, мне-то можешь не заливать, Боб.

Я вздохнула. Индикатор, отслеживающий положение лифта, сменил тройку на двойку и снова замер. Такими темпами до минус первого лифт еще минут десять будет ехать.

И если бы я знала, кого я тут встречу, то пошла бы по лестнице.

Клиффорд работает в отделе собственной безопасности, этакий коп для копов, поэтому он как раз тот тип, которому я буду заливать до последнего. Собственно говоря, ему все заливают.

– А что с делом Мартинеса? – спросил он.

– Оно закрыто, – сказала я. – Убийца – садовник.

– Ой, как удобно, – сказал он.

– Он задолжал бандам, – сказала я. – Попытался поправить свое финансовое положение, воровал вещи из дома, Мартинес его застукал, между ними начался конфликт, слово за слово, в итоге садовник огрел Мартинеса подсвечником по голове. Орудие убийства он унес с собой, так как ошибочно полагал, что оно представляет большую ценность. Мы нашли его в ломбарде, за него просили всего пять баксов. В лаборатории на подсвечнике обнаружили следы крови и отпечатки пальцев садовника.

– Ой, как удобно, – сказал Клифф. – Вы заплатили эти пять баксов за улику?

– Нет, изъяли ее в ходе следственных мероприятий, – сказала я.

– Что ж, – он достал из кармана блокнот и сделал в нем какие-то пометки карандашом. – Пока все в порядке, сержант. Пока меня все устраивает.

– Рада это слышать, – сказала я.

– Но я буду продолжать следить за тобой, – сказал он. – Имей это в виду.

– Можешь проследить за мной на лестнице, – предложила я, поворачиваясь к нему спиной. Лифт, похоже, сегодня так и не приедет, на табло снова значилась цифра три.

– Я постою здесь, – сказал он. – Мне спешить некуда.

– Приятно видеть, что деньги граждан тратятся не просто так, – сказала я.

Клиффорда, как и множество других людей, да чего уж там, как и меня саму, раздражает мое назначение сержантом. Не то, чтобы я этого не заслуживала, в принципе, любой из детективов нашего отдела этого заслуживает, за исключением, разве что, Брэдли, который тупо высиживает мизерную пенсию из полицейского фонда, но назначили меня не за мои достижения и заслуги, а тупо потому что существует квота на женщин, а все остальные сержанты были мужиками.

Еще существует квота на нацменьшинства, то тут все в порядке – сержантов афрогорожан у нас тут хватает во всех отделах, а женщины в большинстве своем в полиции нравов служат, работают под прикрытием, так сказать. Но там такой контингент, что порой точно и не скажешь, что для них настоящая работа, а что – прикрытие. По крайней мере, в очереди за зарплатой я их вижу не часто.

Я поднялась на третий этаж, поздоровалась с ребятами из отдела и заперлась в кабинете, который мы делили с Кларком. Кларк, как ты помнишь, отъехал в суд, так что кабинет был полностью в моем распоряжении, и я развалилась в своем кресле, закинув ноги на заваленный бумагами стол. Несколько бумажек при этом спланировали на пол, ну и черт бы с ними. Потом подберу. Может быть.

Едва ли в них написано что-то важное.

В работе сержанта много бумажной волокиты. Очень много бумажной волокиты. Все эти протоколы, описи, отчеты, заключения экспертов, протоколы… Да, я в курсе, что назвала протоколы два раза и это не ошибка. Просто у нас очень много протоколов.

Практически, если выкинуть из работы сержанта бумажную волокиту, останется всего несколько выездов на место преступления, немного допросов, три погони и две жалкие перестрелки в неделю.

Я подняла бумажки с пола – вдруг там действительно что-нибудь важное (спойлер – ничего важного там не оказалось), включила компьютер, достала из кармана телефон и положила его на стол. Занесла пальцы над клавиатурой. Сержант городской полиции готов к работе…

* * *

Кларк заявился через два часа. К этому времени стопка бумаг на моем столе заметно уменьшилась, а настроение мое заметно ухудшилось. Работа полицейского – не сахар, это всем известно, но я лучше буду бродить в поисках свидетеля по грязным наркоманским притонам, чем заполнять все эти формуляры. И это при том, что от сегодняшнего утреннего дела нам удалось отмазаться.

Спасительный Кларк поставил передо мной бумажный стаканчик с кофе, уселся за свой стол, на котором царил безукоризненный порядок – военная дисциплина, как-никак – вытащил из кобуры свои тяжелые пистолеты и бросил их в средний ящик стола. Не знаю, зачем он это делает, но такая уж у него привычка.

– Как прошло? – спросила я.

– Нормально.

– И чем кончилось?

– Не знаю, – Кларк отпил кофе и пожал плечами. – Я дал показания и ушел, а там после меня еще толпа свидетелей, так что сегодня это явно не кончится. Я сделал все, что мог, но там суд присяжных, сама понимаешь. Если ему удастся их разжалобить, то где-нибудь через полгода мы снова будем гонятся за тем же человеком.

– Как это обычно и происходит, – согласилась я. Адвокаты слишком пронырливы, а суд присяжных – слишком гуманный, поэтому как минимум треть преступников приходится ловить не по одному разу, прежде чем они заедут на нормальный срок в места, не столь отдаленные..

После того, как одного серийного убийцу выпустили на свободу из-за процессуальной ошибки, в городской полиции даже состоялось тайное голосование по поводу «а не валить ли нам особо опасных при задержании?», но широкого распространения эта идея не получила. Кто-то опасался получить ответную волну агрессии со стороны криминального мира, кто-то просто не хотел пачкать руки, кто-то жаловался, что задолбаешься отчеты по каждому случаю писать и проверки проходить.

Кларк тогда от голосования воздержался, заявив, что есть правила игры, и он собирается их придерживаться, и я, в общем-то, была с ним солидарна. Наше дело – защищать невиновных и ловить злодеев, а уж что с этими злодеями потом делать, пусть суд решает. Конечно, иногда аж подбешивает от несправедливости, но закон есть закон…

К слову, за тем серийным убийцей мы установили круглосуточное наблюдение и прихватили его на горячем, до того, как он успел что-то со своей очередной жертвой сделать, она даже испугаться толком не успела. Брали его, разумеется, на этот раз по всем правилам, с полным соблюдением этикета, и права зачитывали аж трижды, на всякий случай.

В результате он таки получил свои сорок восемь лет без права на досрочное, и выйдет на свободу нескоро. Скорее даже, его на свободу выкатят в кресле-каталке, потому что ему на момент окончания срока будет где-то под сотню.