Царствие костей - Стивен Галлахер

Чета Бекеров не стала задерживаться у шатра, а сразу направилась к озеру. По времени Фрэнсис с Робертом уже должны были ожидать их там. Элизабет выглядела растерянной и оцепенело двигалась рядом с мужем. Минут десять она шла, не проронив ни слова об увиденном ими поединке. Честно говоря, она вообще ни о чем не заговаривала. Только когда она заметила Фрэнсис и Роберта, у нее вырвалось слабое: «Ах, вот и они».

Мысли Себастьяна прыгали и плясали, внешне же он оставался спокоен. Он ожидал, что Роберт начнет капризничать, когда объявил об окончании праздника, но мальчик промолчал. Фрэнсис его слова озадачили; Элизабет, услышав Себастьяна, облегченно вздохнула.

Он проводил семейство до остановки на Истон-роуд, усадил на трамвай, всем своим видом показывая, что сам ехать домой не собирается.

— Элизабет, я не могу сейчас ничего объяснить, — проговорил он в открытое окно, стоя на платформе. — Мне нужно остаться. Расскажу все по возвращении.

— Себастьян, это как-то связано… — спросила она.

— Нет-нет, — заверил ее Себастьян. — Ничего общего с делом братьев-ирландцев. Совсем другая, очень старая и долгая история. Прости, мне нужно идти.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Фрэнсис.

— Я увидел здесь одного человека, и теперь должен вернуться и найти его, — ответил он, глядя поверх плеча Элизабет.

— Кто он? Откуда? — попыталась узнать жена.

— Знакомый. Давнишний. Я встречался с ним еще в Англии. Извини. — Он беспомощно развел руками и отступил от вагона. Кондуктор дал сигнал, и трамвай тронулся. — Я скоро приеду, — бросил Себастьян. — До встречи.

Вернувшись к боксерскому шатру, он нашел его опустевшим — аттракцион был закрыт. Лежащий между двумя стульями шест у входа служил временным заградительным барьером. Себастьян перешагнул через него и вошел, оставив за спиной веселье центральной части парка.

Лавки внутри шатра стояли пустыми, ринг был сложен на полу. Себастьян надеялся, что кто-нибудь проводит его, но ни единой живой души не встретил. В дальней стене шатра он приметил выход и направился к нему.

За выходом находился сшитый из парусины туннель, который вел из большого шатра в шатер поменьше. Пол в туннеле устилали жесткие циновки. Когда Себастьян шел по нему, с улицы доносились собачий лай и людские голоса — это в центральной части парка давал представление маленький собачий цирк.

Шатер поменьше использовался в качестве раздевалки и гримерной. Там стоял небольшой стол из нескольких широких, гладко обструганных досок, уложенных на два бочонка, на котором находилось зеркало в раме со стертой позолотой. Некогда оно могло вызвать восхищение. Теперь, лишенное серебра и местами с отбитой рамой, это была никому не нужная рухлядь.

Под стать мужчине, пристроившемуся рядом с ним.

Боксер сидел на стуле из гнутой древесины, который, как и зеркало, выглядел так, словно, прослужив долгий век в лучшем месте, перенес пожар. Мужчина в длинном грязном халате то и дело наклонялся над эмалированной миской, обмакивал туда руку с тряпкой, после чего сильно прижимал ее к опухшему лицу. Перчаток на нем уже не было, но бинты он не снял, словно готовился к новому бою.

На изгибе рамы болталась маска, грязная и сильно помятая. Она, видимо, пережила трудные минуты — похоже, ее долго швыряли по углам и топтали ногами. Себастьян отметил, что мужчина не услышал, как он вошел.

Откашлявшись, Бекер произнес:

— Мистер Сэйерс.

На мгновение ему показалось, что и попытка представиться тоже осталась неуслышанной, однако через минуту человек, отражавшийся в зеркале, отложил компресс и медленно повернулся на стуле.

Боксер узнал Себастьяна сразу, но даже и тогда выражение его лица не изменилось. Во всяком случае, никакого удивления он не выказал. «Боже милостивый, сколько же лет прошло с момента нашей последней встречи?» — подумалось Себастьяну.

Тогда спина у Тома Сэйерса была прямой, а сам он поражал своей привлекательностью. Теперь же походил на побитого жизнью старого пьяницу.

— А, инспектор Бекер, — проговорил Сэйерс тем же хриплым голосом, каким вызывал соперников у шатра.

— Я больше не инспектор, — поправил его Себастьян. — Сейчас я американец, служу в агентстве Пинкертона.

Том Сэйерс ответил вежливым почтительным кивком. Подобное проявление аристократизма с его стороны никак не вязалось с внешним видом.

— Поздравляю и желаю успехов на новом поприще, — отозвался он. Речь выдавала в нем человека образованного, что также было странно для ярмарочного боксера.

Себастьян обошел его, снял с зеркала маску, повертел в руках. Он сохранил манеры полицейского, держался самоуверенно в любой обстановке, а в чужом помещении вел себя так, словно оно принадлежало ему. Он брезгливо сжимал маску двумя пальцами, большим и указательным, будто она могла заразить его какой-то страшной болезнью.

— Что касается поприщ, — продолжил Бекер. — Вам не кажется, что с этим поражением вам придется поискать для себя что-нибудь новенькое?

Сэйерс не то чтобы пожал плечами, но как-то неопределенно повел ими, видимо, желая показать, что Себастьяну не удастся его спровоцировать. «Я зашел в своем занятии так далеко, что насмешками меня уже не проймешь, — говорили его глаза. — Слишком далеко».

— Сегодня мы уезжаем отсюда, — произнес он. — Завтра будет другой город и другая толпа. Я снова надену маску и выйду на ринг. Что там случится? Кто знает. Да и кому это интересно?

Себастьян бросил перед ним истоптанную маску.

— Поймите, ваше время прошло. Вы больше не подходите для ринга. Однажды вас с него унесут избитым до смерти.

Сэйерс поднял с пола свою вещь.

— Именно так все и кончится, — отозвался он. — Финал мне известен, и я жду не дождусь его. — Он разгладил и заботливо сложил маску, затем поднял глаза на Себастьяна.

— Зачем вы пришли? — спросил он. — Никаких преступлений в этой стране я не совершал. А что касается Англии, то, уверяю вас, вы не знаете и половины из всего происшедшего там.

— Вот я и пришел, чтобы услышать недостающее, — заявил Себастьян Бекер.

Сэйерс продолжал смотреть на него. Себастьян отметил легкую дрожь в руках боксера, которую тот уже, вероятно, не ощущал.

— Я пятнадцать лет ждал, Сэйерс, — говорил Себастьян. — И я готов поверить в вашу возможную невиновность. Если вы, конечно, меня в этом убедите.

Сэйерс отвел взгляд, посмотрел вниз, провел рукой по коротко стриженным волосам. Затем тяжело вздохнул, словно сама мысль ответить на вызов Себастьяна означала для него поражение.

Бекер осмотрел шатер, увидел еще один стул, приютившийся за громоздким чемоданом. Убогий, он не соответствовал тому, который занимал Сэйерс. Себастьян взял стул, перенес к столу, уселся прямо напротив боксера и сказал:

— Итак, я вас слушаю.

Глава 4

Англия, центральные графства

Август — сентябрь 1888 года

В августе 1888 года, вечером, в последний раз упал занавес, всю неделю открывавший спектакль «Пурпурный бриллиант», пьесу в двух действиях, в исполнении Гастролирующего театра Эдмунда Уитлока.

Ставилась пьеса в провинциальном, плотно набитом зрителями зале «Лирик». Она исполнялась и как одиночное произведение, а иногда вставлялась для разнообразия в виде дополнения к эстрадным номерам, являя собой посредственную сентиментальщину, где главный герой часто произносил напыщенные монологи в старинном стиле, много пел и, когда надо и не надо, вставлял бессодержательные репризы. Играл его основной актер театра, он же директор, Эдмунд Уитлок. В этом амплуа он выходил на сцену около восьмисот раз, и всегда в подобных маленьких театрах и мюзик-холлах.

Роль он исполнял, нужно сказать, даже слишком хорошо. Поэтому остальные актеры сразу заметили, что Уитлок начал уставать. Когда хозяин уставал, то все равно играл столь же великолепно, но часто отвлекался. Мысли его начинали блуждать вдалеке от сцены. Он покупал пьесу, платил за декорации и не снимал ее с репертуара до тех пор, пока не знакомил с ней самые дальние уголки Британских островов. Сегодня, во второй сцене, он пропустил целый кусок монолога, отчего на подмостки был вынужден выскочить коверный и заполнить паузу длинным экспромтом. Сделай подобную ошибку другой актер — остался бы без зарплаты. Уитлок же был хозяином, поэтому никто и не думал укорять его за допущенную оплошность.

Пять актеров поддержки, появившись из-за боковых кулис, стояли в ожидании выхода Уитлока.

Он выпрыгнул на сцену, распахнув занавес, и замер на месте, словно ослепленный неожиданным вниманием зрителей — шестидесятилетний мужчина в тугом корсете, черноволосый, с нарумяненными щеками, относительно свежий, играл роль человека вдвое моложе себя. Правда, это обстоятельство все старались не замечать, понимая, как непреодолима тяга быть в центре внимания и как сильны театральные чары.