Безнадежный (СИ) - "S. Awelina"

— Что? А как же моя…

— Умерьте свой драконий пыл, Элейна. О своей репутации надо было раньше переживать, когда устроили этот взрыв.

— Я устроила?

— Все, хватит! — рявкнул Бий и вновь стукнул кулаком по столу.

Хотя да… Устроила я. И теперь придется вооружиться ложкой побольше и расхлебывать все это. Вот говорил же мне папочка: держи себя в руках, стоит один раз сорваться, и полжизни в драконий сортир спустишь.

— И вы извинитесь перед генералом Онтэрго лично. Скажете ему, что обязаны его сыну жизнью… Ладно, не жизнью, здоровьем. Поблагодарите за воспитание столь самоотверженного юноши и объявите, что возьмете на себя шефство над ним и не отступите, пока мальчик не вернется в строй и не закончит наши курсы.

— Да это невозможно!

Ректор зло прищурился:

— Хотите войны с герцогом? И со мной?

Я шумно выдохнула.

***

Извиняться пришлось сразу же после обеденного перерыва. Глядя в мрачное лицо командующего восточным округом (Марэк, кстати, очень похож на отца, только взгляд и манера речи пока что мягкие), отраженное портом связи, воспроизводя слова, ранее произнесенные ректором, я думала, что кара заслуженная.

Виновата. Разозлилась, разбила собственные щиты контроля, из-за чего, собственно, на месяц лишилась лаборатории, не выставила Онтэрго за дверь, посему буду теперь носиться с несносным безнадежным оболтусом, потерявшим память, нестабильным в магическом плане.

Ну а затем, сняв преподавательскую мантию, я надела плащ и отправилась в центральный военный госпиталь, чтобы забрать своего подопечного.

На улице шел дождь, столь характерный для поздней весны в Ровшане. Влага туманом стелилась по улочкам города. Жакет, юбка до щиколоток, сшитая из плотной ткани, пышный подъюбник и закрытые туфли нисколько не защищали от нее. Активировав артефакт-брошку, не дававший мне мерзнуть, я раскрыла магический купол, который скрыл от капель, и завертела головой, пытаясь сообразить, где сейчас найти свободный мобиль, домчавший бы до пункта назначения.

Я редко выходила в люди. Все, чего бы ни касались обыватели, представлялось хаосом, глупостью, пустой суетой, безделицей. Всякий поход в лавки, путешествие на конференцию и вообще появление в обществе вызывали головную боль и приступ раздражения.

Да, права мама. Я превратилась в настоящего ученого-затворника. Но нисколько не жалею об этом.

В госпиталь прибыла в наимрачнейшем расположении духа. И сразу же столкнулась с сопротивлением, еще более ухудшившим настроение.

— Господина де Онтэрго еще не выписали. Извольте ждать главного целителя, — объявил мне врачеватель, перегородивший вход в палату Марэка. У мужчины явно заканчивалась смена, уставший, встрепанный вид и покрасневшие глаза выдавали, однако тон был грозным и твердым.

— Вот внутри и подожду. — Толкучка и движение в больничных коридорах сильно нервировали.

— Не положено, — отрезали в ответ.

— С чего бы? — обманчиво ласковым тоном осведомилась я.

Молчание.

— Господин де Отэрго без сознания? — уточнила через мгновение.

— Нет.

— Лишен возможности разговаривать?

— Нет.

— Запретил мне появляться у него?

— Нет, госпожа Ш’энн. Вы просто не родственница.

— О да! Я лучше. Я его преподавательница. Поэтому просто уйдите с дороги. И поторопитесь с выпиской.

Я испепелила взглядом упертого сотрудника госпиталя и надавила аурой, показывая, что мое терпение небезгранично. Мужчина внял и позволил мне обогнуть его, чтобы войти в палату.

Да уж, окружающий мир способен свернуть кровь и натянуть нервы, точно струны на ашоле. Ничего, обрету гармонию, как только вернусь в родной домик в студгородке.

Увы, не одна.

Вдохнула, выдохнула и прошла внутрь.

Онтэрго бодрствовал. Сидел в кровати. Он явно слышал наш диалог с целителем за дверью и ожидал моего появления у него.

Взгляд ореховых глаз без малейшего проблеска обожания и восторга, спокойный, по-солдатски жесткий, будто чужой, поначалу выбил из колеи. Но после сочла это очень добрым знаком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Привет. Магистр Элейна Ш’энн, полагаю? Мой куратор? — ухмыльнулся парень с выражением не то предвкушения, не то снисхождения в глазах.

— Она самая, — кивнула я, усаживаясь в кресло для посетителей и кладя сумочку на колени.

— Вот уж не думал, что ко мне такую роскошную крошку приставят, — протянул Марэк, пробежавшись по мне по-мужски оценивающим взглядом.

— Выбирайте слова, студент, — резким тоном оборвала я.

— Кусачая, — кивнул Марэк с улыбкой и вспыхнувшим в глазах интересом. — Но не волнуйся, ты не в моем вкусе. Женщина должна быть объемной в нужных местах, а ты худосочная, покладистой, а ты настоящая стерва, ну и… не магистром.

О боги! Вот это поворот…

С огромным облегчением я улыбнулась. Жизнь-то налаживается! Перспектива обитать в одном доме с влюбленным в тебя до розовых соплей парнем приводила в дрожь. И лишь надежда на то, что с потерей памяти Марэк лишился и чувств ко мне, позволила в итоге согласиться с распоряжением ректора, а не строчить заявление об уходе.

Хотя видеть Онтэрго таким жестким, хамоватым было непривычно. Весьма. По этой причине я простила ему и «крошку», и фамильярность.

Бывали случаи, когда вместе с потерей памяти распадалась личность. Все принципы, усвоенные при воспитании и обучении, уроки, полученные при обретении жизненного опыта, улетучивались, и миру являла себя подлинная сущность болезного. Вот так и с Марэком.

Сейчас я чувствовала себя так, будто нахожусь в палате вместе с хищником. Он более зрел, матер, умел, чем я. Что феноменально, учитывая нашу с Онтэрго разницу в возрасте в полтора года, в интеллекте и магическом уровне. Казалось бы, тут превосходство на моей стороне, но, глядя на то, как непринужденно студент откинул одеяло, развернулся к краю кровати и сел, свесив большие босые ступни, демонстрируя натренированные мускулистые голени, как сверлит меня пронзительным взглядом, скривив в улыбке чувственный рот, я заробела. Ощутила себя мелкой мышью, которую экспериментатор хладнокровно готовит к жестокому опыту.

— Я совсем тебя не помню, — заключил Отэрго. — Отец сказал, что ты читала нам курс артефакторики для огневиков. И что я тебя закрыл собой при взрыве в лаборатории. Но, знаешь, я ничего не помню. Лишь какими-то обрывками, хлопьями. Странно, что ты будешь меня курировать. Девчонка совсем, не пришибить бы ненароком.

Я в шоке закашлялась. Девчонка? Пришибить?

— Очень скоро, студент Отэрго, — я выпрямилась в кресле, гневно прищурившись, — вы измените свое мнение. И, возможно, пожалеете, что именно я ваш куратор.

Парень дерзко расхохотался. Попыталась остудить его взглядом, но вместо этого внимание зацепили эта дурацкая сорочка, не скрывавшая внушительные мышцы шеи и груди, плеч и предплечий, болтающийся в вырезе кругляш на цепочке с металлическим слепком-идентификатором, который обязаны были носить все военнослужащие, браслеты на запястьях из темной кожи, на которых поблескивали символы шии-ка. Подобные ограничители магии частенько надевали подросткам, у которых она была нестабильна. Вот и Марэк был сейчас опасен для всех и для себя в том числе, мог одним движением спалить все крыло госпиталя или поджечь палату.

— Слушаться обещаю, крошка, — отсмеявшись, нагло заявил студент. — Но подчиняться — дудки.

— Подчинение прежде всего, — отчеканила я, пронзив Онтэрго недовольным взглядом.

— … - витиевато и нецензурно выругался Марэк. Я покраснела. Боги-создатели, мой верный рыцарь, оказывается, такие слова знает, а раньше выражался как учитель словесности. — Потому что сам в курсе, что делать и что для меня лучше. Это понятно? Я не инвалид, мать вашу, а просто память потерял!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Онтэрго потемнел от гнева, стиснув здоровенные руки, лежавшие у него на бедрах, в кулаки.

На миг я посочувствовала парню: потерять память, научиться жить заблокированным, отстать от остальных на курсе и оказаться на попечении непонятного магистра-полукровки… Следующие несколько месяцев станут для него очень нелегкими.