Сумеречные рассказы - Борис Лего

– Да, как такое забыть…

– Ну вот, на той стене нарисованы берёзы, храмы, купола с крестами, речка течёт тихая, пыльная дорога в поле, а по дороге идёт крестный ход к святому источнику, и над всем этим звёзды… херувимы…

– Да помню, помню, но я не трогал этот член, – на всякий случай уточнил Степан.

– Это неважно.

– А что важно? – не понял Степан.

– Важно понять, что реальность русского человека ограничена тем, что он может увидеть в эту дырку и вокруг неё. Так работает сознание.

Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы, одинокий воин направил свой вздыбленный член.

Вопрос, заданный Степану на станции «Перово»:

– В такие дни сквозь наши игольные уши идут целые караваны верблюдов. Куда они идут?

Степан подумал, что здесь, под землёй, дни не ощущаются как дни, и ответил:

– Они идут обратно.

– Верно, – был ответ.

Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы, одинокий воин направил свой вздыбленный член в нужное русло.

Голос на станции Зябликово:

– Поедание ближнего – это великое таинство, ради которого стоит трудиться!

– Да, я понимаю это и принимаю! – воскликнул Степан.

– Если не будешь есть плоти Царя Земли и пить пьянящей крови Его, то не будешь иметь в себе жизни, – добавил голос.

– А как можно использовать в работе кровь месячных безгрешной отроковицы? – спросил Степан, это давно волновало его.

– Никак. Это христианский бред, потому что у них девственность ассоциируется с чистотой…

Степан долго беседовал с ним о евхаристии, глюконате натрия и процессах пищеварения.

Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы, одинокий воин направил свой вздыбленный член в нужное русло под звон пасхальных колоколов.

Женский голос на станции «Новогиреево»:

– Не забудь погулять с ребёнком до половины пятого.

– А что потом?

– Потом скорми его церковным собакам, и тебе простятся четыре греха. Во славу владычице, во славу Лилит!

Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы, одинокий воин направил свой вздыбленный член в нужное русло под звон пасхальных колоколов и чавканье влагалищ, многоликий Степан торжествует, это победа.

Это победа.

Но мир был настолько захвачен собственным разложением, что никто ничего не заметил. Было поздно, поезда не ходили, и молодой полицейский вывел Степана из метро, оставив на улице. Степан несколько раз полной грудью вдохнул свежий майский воздух, глядя на дико горящие перед ним непонятные слова: «Кинотеатр „Киргизия“», и осознал, что почти достиг совершенства. «Третий Храм воздвигнут, но используется не по назначению», – подумал он, глядя на здание кинотеатра. Его распирало от гордости и счастья. Мозг работал яростно, как у ангела. Но денег на такси не хватило, пешком идти домой было далеко, и абсолютно счастливый и сильный как никогда Степан заснул в сквере за кинотеатром на скамейке.

Невидимое солнце находилось в Стрельце. Было темно и тепло. В сквере, как ритуальный светильник, полыхала чугунная чаша урны.

Граждане, которые шатались в ту ночь окрест, не смели приблизиться к Степану, чтобы обшарить его карманы или пырнуть ножом, – покой Степана охранял демон Буэр, великий полководец Ада, начальник пятидесяти легионов духов.

Случай на станции «Библиотека имени Ленина». Ласковый голос:

– Степан, я Иисус. Иди за мной!

– Куда? – удивился Степан.

– Наверх.

– А можно я просто совокуплюсь с тобой прямо сейчас, о боже? – спросил Степан, понимая, что этот шанс упустить нельзя.

– Можно, – ответил Иисус и, подумав, добавил: – Но для этого я должен стать белым козлом. Идёт?

– Да, только скорее…

– Ты ведь не променяешь меня на кого-то ещё? – стонет козёл.

Степан приходит в себя, умиротворённый, чувствуя спиной холод камня. Он лежит на полу станции, глядя в бетонное небо, вокруг толпятся люди. Подходит наряд полиции с собакой, натасканной на наркотики. Полицейская овчарка дружелюбно лизнула Степана в лицо.

Как мы видим, подобные перевоплощения (или воскрешения) могут заканчиваться сексуальными играми. Но Иисусу не привыкать менять обличье от века к веку. Например, Иоанн Богослов, описывая Иисуса, указывает, что у него белые волосы, а глаза цвета огня. Можно предположить, что это иносказательное описание козлёнка-альбиноса с красными глазами, образа пассивной кротости. На возможность этого указывает и традиция зооморфной христианской иконографии: святой Христофор с головой собаки; евангелисты, символы которых – лев, бык и орёл; томный ослик святого Франциска. Посмотрите в глаза этого ослика. К нему нельзя поворачиваться спиной, потому что он сразу вольёт вам в зад струю семени. А египетские гностики, согласно текстам библиотеки Наг Хаммади, отождествляли Иисуса с Анубисом, богом смерти, который произошёл от шакала, не брезгующего падалью. Этот смуглый второстепенный Христос Пожиратель до сих пор провожает чьи-то души в вечность, следуя орбитами планет; он есть в мифологии, а значит, и в чьём-то сердце.

Как-то раз в неизвестное время суток Степан ждал откровения на станции «Печатники», ждал из чувства протеста, потому что никогда не слышал на этой станции чего-то вразумительного, и все слова там были ересью, не имеющей отношения к его работе. Он сидел на корточках, прислонившись спиной к облицованной розовым мрамором колонне.