Мышеловка капитана Виноградова - Никита Филатов

«… — Улик у нас хватает, чтоб доказать все, что нужно, — сказал он. — Теперь главное — выяснить: что нужно доказать?

И не спавший третью неделю Епифанов пошел в кабинет начальника управления, не евшего второй год».

Виноградов дочитал рассказ, оценил умную иронию Михаила Мишина и начал протискиваться к выходу…

— Владимир Александрович! Уважаемый! — Из припаркованного у парадной новенького «Москвича» суетливо выбирался, придерживая одной рукой пыжиковую шапку, а другую опуская в карман бежевой пропитки, полный одышливый мужичок.

«Такие не убивают», — эта мысль, пришедшая в голову Виноградову мгновенно, опередила возможный испуг.

Действительно, вместо пистолета в протянутой ладони незнакомца забелела визитка.

— Сухарев Виктор Викторович, генеральный директор кооперативного агентства «Спорттур». — Пыжик дрыгнулся вверх-вниз. — Владимир Александрович, прошу покорно — пять минут по личному вопросу.

— У меня прием до шести. — Виноградову грубостью тона пришлось прикрывать некоторую растерянность, возникавшую всякий раз, когда он убеждался в осведомленности преступного мира и в вопиющей, возможной только у нас, уязвимости и незащищенности сотрудников милиции и членов их семей.

— Владимир Александрович, ради Бога… Судя по вашему с Володиным разговору вчера — мы могли бы быть друг другу небесполезны.

— Допустим.

— Тогда, может быть, в машину? Не бойтесь, никакой опасности…

Виноградов понимал, что в машине есть еще кто-то — Сухарев выходил через переднюю дверь со стороны пассажира, но — кто и сколько? Тонированные стекла — в свое время в Ереване милиция крушила такие резиновыми «демократизаторами» — не позволяли разглядеть внутренность салона. Заметив колебание Виноградова, Сухарев бросил внутрь:

— Слышь, выйди-ка, погуляй поблизости. Я позову.

Со стороны водительского места встал и, разогнувшись, негромко хлопнул дверью угрюмого вида борец — его спортивную специализацию лучше всяких дипломов подтверждали характерно изуродованные уши, непропорционально развитая шея. Сломанный нос и весьма неширокий лоб были, так сказать, вторичными признаками — они нередко встречаются и у боксеров.

Алмакаев по кличке Ужас — Виноградов знал его по картотеке Управления и видел пару раз в обществе Володина — отошел в сторону и флегматично уселся на полуразвалившуюся качельку детской площадки, по счастью пустовавшей.

— Владимир Александрович, вы же всегда с уважением относились к правилам игры… — начал Сухарев, когда они уселись рядышком на заднем сидении.

— Не понял.

— Бросьте, здесь магнитофонов нет — отвечаю честью. Ну скажите, можно ли представить такое: повздорили два начальника милицейских отделов — к примеру один у другого секретаршу увел. Обиженный берет бандитов с обслуживаемого района — и громит с ними квартиру интригана. Или возглавляет охоту на его постовых милиционеров — силами тех же бандитов. Это этично?

— Не говорите ерунды.

— Вот именно. Так почему же вы думаете, что в наши разработки мы будем подключать правоохранительные органы? У нас своя этика…

— Но при ваших разборках ранили моего человека и чуть меня не угробили.

— Вот в этом вину признаем. Поэтому мне дано добро на сотрудничество — лично с вами. Хотя, сами знаете, помогать ментам… Прокуратура озадачила вас поиском мотива — ведь именно его не хватает, чтобы списать дело? Верно?

— Не поражайте меня осведомленностью. Это и пионеру ясно.

— Упаси Господь. Завтра у вас будет человек. Он даст показания, что в вечер перед смертью Контровский в «Ориенте» случайно поссорился с Перегоненко, смертельно оскорбил его — что же скрывать, хамоват был покойник, особенно выпивши, а сатисфакцию получать пригласил на Морской, наутро… Ну вот и пришел, рассчитался.

— Не ладится. Почему же Перегоненко сразу же Квадратного не ухлопал?

— А у него тогда ствола не было. Если надо, Володина на показания «подпишем», еще парочку посетителей… Ну, может быть, — одного-двух официантов. Словом, дело техники — главное, ваше принципиальное согласие.

— Стоп-стоп! А где он пистолет достал?

— Ох и вредный же вы. Хорошо, допустим так: завтра один землячок вылетает в ЮАР на постоянное местожительство. Дня через три по почте прокуратура получит его письмо… Суть такая: шел по улице, увидел сверток. Подобрал, развернул — батюшки, пистолет! Бегом понес в милицию, но по пути, у «Ориента», наткнулся на мужика — прямо бешеного. Слово за слово — получил от мужика по голове, пришел в себя — нет свертка с пистолетом. Решил в милицию не заявлять, но на следующий день как передачу по телевизору увидел — и пистолет узнал, и мужика. Тут уж напоследок грех бывшей Родине не послужить — ну и написал. Годится?

— При большом нежелании дальше копаться — сойдет.

— Значит, договорились? Всяк при своем — прокуратура дело спишет, вас с милиционером поощрят — может, по медали дадут, а? Мы-то сержанту вашему уже премию выплатили — и чуть побольше, чем начальнику Главка… Кстати, есть у вас двое — Смирнов и Харченко. Так те в основном валюту предпочитают… А нам грех экономить.

— Надо же, даже ментов карманных мне отдаете? Не жалко?

— А что их жалеть? Нам проще — мы еще купим, к тому же без всякой писанины… Настучал — получи.

— Скажите, Сухарев, вы верите, что я при желании версию вашу развалю по самые дальше некуда, вместе со свидетелями?

— Верю.

— Так вот… Ко мне пусть они не приходят. Пусть прямо в прокуратуру валят. На меня — не ссылаются. Схавает прокуратура эту липу — их грех. Мешаться не буду.

— Спасибо, Владимир Александрович. Я много о вас слышал и рад, что не ошибся. Умных людей сейчас…

— Я не закончил…

— Извините.

— Уголовное дело они пусть хоронят… В конце концов от этого никому не хуже. Но что касается меня лично — разговор отдельный. Дай Бог, если я до тех позже вас доберусь.

— Не в силах больше отговаривать, Владимир Александрович, но — искренне огорчусь, если мы вас не опередим… Знаете, вид похорон, даже когда хоронят достойного противника — а я ведь вас именно противником, не врагом считаю, — зрелище удручающее.

— Давайте вместе.

— Эх, Владимир Александрович, уважаемый! Жаль, что вы не берете — деньги как-то всегда упрощают отношения.

— Не смею задерживать. До свидания.

— Всего доброго… Эй, слышь! Полезай в машину, поехали.

Виноградов еще подходил к двери в парадную, когда «Москвич», взревев, сорвался с места.

Двухметровый тренажер-манекен, сработанный руками умельцев Отряда, мог бы соответствовать даже изысканным вкусам требовательных шаолиньских монахов — с его системой рессор и шарниров, позволяющей буковому столбу совершать качания, вращаясь вокруг оси, пружинно закрепленной на этом столбе на разных уровнях различной формы, длины и толщины отростками, на которые при желании легко привешивались шипы, ножи и прочие подобные реквизиты.

Конечно, в зале имелись и другие тренажеры, мешки, макивары, выщербленные доски для метания ножей, на стене красовался стенд с учебными пистолетами и холодным оружием, но сейчас внимание присутствующих было приковано именно к манекену, тем более что с ним уже более десяти минут работал человек, чье имя даже у злейших его врагов вызывало невольное уважение.

Александр Следков — один из лучших в городе и, вероятно, в стране бойцов-рукопашников, владеющий многими секретами легендарных ниндзя, — в звании старшины командовал спецгруппой Отряда милиции особого назначения — лучшего ОМОНа Союза. Пресса много, порой даже чересчур, писала о подвигах Следкова и его парней, на порядок превосходивших по боевым качествам даже весьма неплохо подготовленных сослуживцев из простых подразделений Отряда. Но сфотографировать его без маски удалось только корреспонденту одной немецкой газеты. Это произошло после того, как в показательном спарринге Следков вывел из строя, будучи в составе делегации ГУВД в Гамбурге, местного инструктора полицейских коммандос. Зарубежные коллеги, оценив мастерство русского, подарили ему, помимо крупной суммы, разного рода украшающих технических безделушек, еще изумительно легкий бронежилет и газовый пистолет, которые не решилась отобрать даже бдительная и суровая таможня.

Парни из спецгруппы называли его «папой» и, абсолютно доверяя и почитая с истовостью учеников древних школ «кэмпо», не задумываясь шли на стволы и ножи накурившихся «дуры» бандитов, вырывали заложников из лап обреченно-отчаянных зэков, ложась на взрывные устройства самолетных террористов.

Специфика службы сделала их беспощадными и агрессивными, а издевательская система наград и поощрений, существующая в органах внутренних дел, заставила искать на стороне способы пополнения семейных и личных бюджетов… С омоновским рэкетом не решалась биться ни одна команда города, и преступный мир принял как неизбежность, что несколько ресторанов и гостиниц выпали из сферы его влияния. Нарушение сложившегося равновесия расценивалось как беспредел, но и в этом случае только одна сила — о ней позже — решалась вписаться. По правде говоря, ребят Следкова побаивались даже их начальники — вплоть до золотопогонных генералов.