Путь к золотому дракону - Мария Быкова

— Прими, солнце очей наших! — Принц страстно сиял пресловутыми очами и саблей. — Ты — бриллиант в нашей короне, и мы оправим тебя в золото, как подобает! О избранница наша, украшение нашего дворца, ты родишь нам сыновей, отважных и мудрых, как их отец, и дочерей, прекрасных и кротких, как ты сама! Мы станем называть тебя «Жади», что значит — желанная…

И тут Полин не выдержала. В какой-то момент она поняла, что задыхается, и медленно встала с кресла.

Значит, он уже все решил?! Она, значит, звезда его очей, солнце его короны, украшение дворца и брильянт гарема! Подаренная судьбой, надо же! Детей она ему родит! А ее он спросил, чего она хочет?!

Ишь ты, приехал, деньгами сорит, думает, она слаще морковки ничего не едала! Или у нее золота нет?! Или у нее шубы нет — пускай и не из белкоблей?!

Не на такую напал!

Короче, Полин, которая никогда не лезла за словом в карман, уже открыла рот, готовая высказать принцу все, что она о нем думает. Но в последний момент она встретилась взглядом с магистром Ламмерлэйк.

Слова брались из ниоткуда, сами собой складываясь в изящные, дипломатически выверенные фразы:

— Ваше высочество, я благодарю вас за оказанную мне честь, но я не могу принять ваших подарков. Порядочная девушка никогда не примет от малознакомого мужчины таких дорогих вещей, это неприлично. А теперь я прошу прощения, но мне нужно удалиться, чтобы приступить к занятиям.

Она развернулась, мимоходом пожалев о том, что не надела туфель на шпильках — ах, как красиво можно было бы развернуться на каблуках! Хотя ковер, ковер!.. — и с достоинством покинула зал. Принц, на которого ома кинула ледяной взгляд, остался стоять с вытаращенными глазами, как тот белкобль.

Знай наших!

На принца было жалко смотреть. Он стоял, комкая в руках драгоценную шубу… какое там драгоценную — шуба была практически бесценна! — и неотрывно смотрел на дверь, за которой безвозвратно скрылась та, что составляла счастье и смысл всей его дальнейшей жизни. До этого момента он полагал, что знает о женщинах все. Женщины — существа нежные, кроткие, избалованные; при умелом с ними обращении они выполняют все, чего хочет их повелитель.

Но эта…

Ее нельзя просто взять и закатать в ковер, закинуть на спину коню и увезти, как это делали его предки. Это он и до того хорошо понимал. Да, она, конечно, другая, но разве он сделал что-то не так? Чем он оскорбил ее? Возможно, он подарил ей слишком мало золота? Разумеется, он должен был объяснить, что это лишь малая часть того, что он преподнесет ей перед свадьбой…

А еще… о глупец, он же не подарил ей белой кобылицы с вызолоченными копытами!

Тут принц встретился взглядом с женщиной, сидевшей ближе всех к креслу ненаглядной пери, похитившей навсегда его несчастное разбитое сердце. И еще раз обозвал себя глупцом. Вот та, кто знает все ответы на терзающие его вопросы! Кто как не она, вторая мать его ненаглядной, несравненной, прекрасной Жади, скажет ему, как он должен поступить?!

Вторая мать его пери — Эл-Вира, прекрасное имя, хотя и трудно выговорить, но он постарается! — с первого же взгляда произвела на принца должное впечатление. Он ни на секунду не обманывался тем, что она женщина. Принц хорошо знал, что в иных странах женщины сражаются наравне с мужчинами, — на востоке от Каф обитал один такой народ, и Саид предпочитал видеть его союзником, а не врагом.

Воином была и сидевшая напротив.

— Скажи мне, о мудрейшая, где оступился конь моих благих побуждений? — горестно воззвал он к госпоже Ламмерлэйк.

Декан алхимического помолчала, очевидно подбирая слова.

— Когда жизнь задает мне трудные вопросы, — медленно сказала она, — ответы я ищу в сокровищнице знаний. Магистр Зирак, проводите нашего гостя в библиотеку!

Совет был воистину мудр, и принц поспешил им воспользоваться. Так он очутился во владениях некоего гнома, где и был обнаружен ближе к вечеру близнецами аунд Лиррен.

Стоит ли говорить, что об исчезновении Рихтера на время было забыто?

Глава вторая,

возвращающая читателя в прошлую ночь. В ночи идет дождь, цветет Летний Круг, некая адептка слишком много думает о сделанном накануне выборе, — а между тем Лис из Леса готов раскрыть некоторые тайны

Дождь потихоньку заканчивался — хотя теперь-то какая разница? Я все едино вымокла как мышь. Как педальная мышь, если использовать любимую фразочку Полин. Мокро было сверху, мокро было внизу; сапоги чавкали по размякшей земле, а высокая трава, которой порос этот холм, радостно делилась со мной своей долей дождя.

Ночь давно перевалила за середину, и до рассвета оставалось не больше двух часов. Но то ли за это стоило благодарить дождь, а то ли прогулки по ночному Межинграду столь хорошо влияют на сонных адепток, — спать мне совершенно не хотелось. Голова работала ясно, как никогда в жизни. Я шла следом за Рихтером, за мной почти неслышно ступал волкодлак — тропинка едва угадывалась в траве, и проще было идти по одному, — и сосредоточенно обдумывала все события этой ночи.

Событий было много, ночь выдалась длинная, но все мои мысли по этому поводу прекрасно сводились к короткой фразе: «Мрыс эт веллер!» Женщина, разумеется, по умолчанию не должна находиться в хороших отношениях с логикой, но я все же привыкла, что мои действия можно проанализировать еще и с этой стороны.

Итак, что мы имеем?

Днем, во время экскурсии по ковенской тюрьме, Яльга Ясица самым нахальным образом поперлась непонятно куда. В белый свет как в монеточку, цитируя магистра Зирака. И в голову ей даже, что характерно, не пришло испугаться, остановиться — ну или хотя бы задуматься! Ковенская тюрьма, мрыс дерр гаст! Нет, я, конечно, смелая, но ни один нормальный маг в здравом рассудке не полез бы гулять по тамошним коридорам.

Это будет пункт номер раз.

Пункт номер два шел за мной, ступая след в след. Сигурд из Арры, белый волк, невесть за что заключенный в оную ковенскую тюрьму. То, что он не маг, далее мне понятно. Но что должен был сотворить не-маг, да к тому же подданный Серого Конунгата, чтобы так напугать моих несостоявшихся коллег?

И какой же, спрашивается, надо быть дурой, чтобы полезть его освобождать, не выяснив предварительно всей необходимой информации?

Самым печальным был пункт номер три — именно на нем и спотыкалась вся логика. Был он обширен, и у него имелось целых два подпункта. Подпункт первый — я прекрасно понимала все вышеизложенное и тем не менее бодро топала по размокшей тропинке. Начнись вчерашний день заново, и я ни на шаг не отступилась бы от своего решения. Потому что… потому что иначе было нельзя! Нельзя, и все. Тогда бы настоящая Яльга погибла, а на свете остался бы какой-то… суррогат. Ходящий, разговаривающий, смеющийся и колдующий. Очень страшный и очень несчастный.

Что со мной такое происходит?!

И был подпункт второй. Ладно я, которая почитай что год прожила в одной комнате с Полин, — кто его знает, вдруг нелогичность передается воздушно-капельным путем? Но Рихтер, логичный и рациональный уже по праву рождения, боевой маг и весьма неплохой эмпат, — он-то ведь услышал тот же зов, что и я!

Сигурд поскользнулся на мокрой траве, но мгновенно восстановил равновесие.

— Мрыс эт веллер! — тихо пробормотал он.

Я увидела, как вздрогнул шедший передо мной Эгмонт, — и вспомнила то звено, которое выпало из моих нынешних рассуждений. Ночь двадцать девятого снежня; сон, что являлся мне каждые четыре года. Там нас тоже было трое. И третьим был именно волкодлак.

Шаткая основа? О да, разумеется. Но магия сама по себе есть материя очень зыбкая. Особенно если иметь в виду нечто большее, нежели графики и чертежи, которые предлагают студентам первого курса.

Тут под ногу мне подвернулся камень, я чуть не упала и прекратила философствовать. Сделано то, что сделано. Я твердо знаю, что иначе поступить невозможно. Кем бы ни был Сигурд, он часть меня. Как и Рихтер, кстати.

Я подумала о волкодлаке, потом подумала еще раз — и в какой-то миг мироздание чуть-чуть провернулось вокруг своей оси. Первыми появились запахи, четкие и яркие, как рисунок тушью на белой эльфийской бумаге. Потом мир раскрылся, будто раковина, впуская меня внутрь. Я шла по земле и твердо знала, что она живая. Мои боги, о которых прежде я задумывалась исключительно в риторическом смысле, вдруг перестали быть отвлеченными категориями: я смотрела на небо и знала не менее твердо, что там, за облаками, меж синей небесной травы, ходит Старый Волк, отец всего живого, и никому не дано укрыться от его взгляда. И еще я ощутила тихую тоску, похожую на боль от почти зажившей раны. Туда, на северо-восток, в город, окруженный деревянной стеной!..

Как давно я там не был…