Диверсанты - Сергей Лобанов

Именно он подобрал «сюрприз» Негатива — магазин от автомата Калашникова с заранее вырезанным в боковой стенке прямоугольным отверстием, с оставленными несколькими патронами, чтобы создавался эффект потерянного кем-то боезапаса. В вырезанном отверстии был удалён кусок подающей пружины, вложен пластид граммов сто пятьдесят, прикреплён специально подготовленный взрыватель, сработавший при подъёме магазина, лежавшего вырезанным отверстием вниз.

Впрочем, темнота всё скрадывала. Подсвечивавший себе фонарём солдат совершил роковую ошибку, наплевав на простое правило: не бери, что не тобой положено.

Вниз по лестнице из коридора медленно полз ещё один раненый, оглушённый взрывом. В судорожно сжатой руке он продолжал держать потухший фонарь. Его кишки тянулись следом, собирая пыль и копоть, марая мокрым засыпанные мусором ступени. Солдат не кричал, он потерянно и бездумно полз подальше от страшного места, где орали его сослуживцы, где его тяжело ранило, вышвырнув на лестницу.

Используя приборы ночного видения, спецназовцы осмотрели помещение, намётанными взглядами определив, за какими укрытиями, скорее всего, попрятались оставшиеся солдаты.

Атака на укрывшихся была слаженной и отработанной, как на тренировочной базе. Каждый знал свою цель, действовал заученно, не совершая никаких лишних движений. Так в ночи ведёт себя дикий зверь, выследивший добычу, знающий, что она способна оказать сопротивление, но уверенный в своих силах и превосходстве.

Укрывшихся за всевозможным хламом солдат спецназовцы расстреляли из четырёх «валов»[2] и одного «винтореза»[3]. Поглощаемые глушителями хлопки беспламенных выстрелов перекрывались клацающими затворами.

Укрытие и бронежилеты третьего класса защиты призванные сохранять жизни владельцев от автомата АК-74 с патроном 5,45мм. и автомата АКМ с патроном 7,62мм. не спасли: солдаты гибли один за другим, так и не успев выстрелить в ответ.

От шкафов, за которыми они пытались укрываться, летели щепки, пыль, отрывающиеся дверцы. Мебель сотрясалась мощными пулями будто живая. Также сотрясались тела солдат, получая смертельные ранения от покрытых стальной оболочкой маленьких безжалостных шершней, пробивающих бронежилеты, рвущих мышцы, жизненно важные органы, кровеносные сосуды, разбивающих кости…

Через несколько секунд всё было кончено, клацающие затворы, выбрасывающие чуть дымящиеся гильзы, замерли, наступила тишина, прерываемая воплями раненых на втором этаже, стонами раненых уже здесь, да хрипением так и ползущего вниз по лестнице солдата с потухшим фонарём в руке.

Оставшиеся на улице, попрятались, кто куда, в основном за БТР, выставив автоматы, оценивая ситуацию, ожидая приказа командира. А тот совсем не горел желанием поднять взвод в лихую атаку, как это показывают в фильмах про войну.

Но вот он отдал команду едва торчащей из люка голове. Та спряталась, машина взревела дизельным с турбонаддувом двигателем, дрогнула и подалась вперёд, продвигаясь на несколько важных метров.

И спецназовцы, и генерал поняли, БТР сейчас выедет на более удобную позицию, чтобы получить возможность для ведения огня.

Очень внушительное вооружение состоящее из тридцатимиллиметровой автоматической пушки, пулемёта, гранатомёта и противотанкового ракетного комплекса не оставят ни одного шанса никому.

— За мной! — скомандовал капитан и бросился в какой-то закуток.

Остальные стремительными тенями последовали за ним, энергично толкая перед собой генерала.

Почти сразу же отчётливыми выстрелами грозно заговорила автоматическая пушка. Помещение, где только что были спецназовцы, наполнилось пылью, летающими кусками размолоченного бетона и обломков мебели. Гильзы, звякая, рассыпались по броне, падая на асфальт.

Ад кромешный объял часть здания.

Спецназовцы с пыхтящим одышкой Тарасевичем пробирались по узкому абсолютно тёмному коридору. Капитан шёл первым, используя прибор ночного видения. Он остановился внезапно, отчего идущий за ним на ощупь Тарасевич, ткнулся ему в спину вытянутыми руками. Группу догнал Негатив, позаботившийся о растяжке.

— Люк, — произнёс Туркалёв.

Остальные мгновенно его поняли. Общими усилиями подцепили зацементированную грязью тяжёлую крышку. Из открывшегося колодца пахнуло спёртым воздухом, застоявшимися миазмами канализации.

Все, один за другим, спустились по металлической лесенке вниз.

Негатив за собой задвинул крышку на место. В этот момент пушка заработала снова. Видимо, для страховки. Зашедший в пазы люк отсёк её пугающее рявканье и грохот в уничтоженном помещении.

Перед беглецами открылся проход в обе стороны по большому сводчатому бетонированному проходу. Быстро сориентировавшись, направились влево, вдыхая тяжёлый воздух, слыша шебаршение разбегающихся крыс.

Генерала, слепого как новорождённого котёнка, надёжно страховали, не давая упасть или стукнуться.

Грохнул приглушённый толщей земли взрыв. Это сработала растяжка, оставленная Негативом. Солдаты после обстрела сунулись внутрь, обнаружили коридорчик, и в пыли и темноте напоролись на растяжку, в таком тесном проходе гарантированно потеряв ещё нескольких человек.

Шли минут двадцать. Кое-где пришлось пролезать в довольно тесные лазы. Эти коммуникации строили ещё во время Второй мировой и после. Они были очень разветвлёнными и объединяли несколько заводов военно-промышленного комплекса, сконцентрированных на правобережье города. Этот подземный лабиринт всегда оставался секретным, доступ к нему имел очень ограниченный круг лиц. Навигатор с картой разветвлённых ходов Туркалёву вручил начальник штаба генерал-полковник Скворцов на всякий случай, даже не предполагая, что он пригодится на самом деле.

Если б генерал-майор до спасения не посидел на вынужденной диете и безводье, то вряд ли пролез в иных местах. О том, что тогда предприняли бы спецназовцы, сам генерал старался не думать.

Но вот капитан снова остановился, потом пошёл по какому-то ответвлению, где воздух казался заметно свежее, и вскоре замер у лесенки, ведущей наверх. Он поднялся и аккуратно слегка отодвинул заскрежетавшую по асфальту крышку, в колодце сразу посветлело, но не особо: всё-таки, люк командир сместил немного.

Светало.

Янычар поставил крышку в пазы. Весь день просидели в колодце. Почти обезвоженный генерал мучился жаждой и бессонницей, а спецназовцы по очереди поспали.

Сверху доносились шумы проезжающей техники топот многочисленных ног, голоса команд.

Когда стемнело, капитан рискнул отодвинуть люк совсем, потом едва высунулся, вначале выставив «вал», быстро осматривая в прицел открывшееся пространство.

Тишина.

И пусто.

— Выходим, — скомандовал Туркалёв.

И первым выскользнул из колодца, пригнувшись, быстро пробежал до сгоревшего танка, нырнул под него, выставил между катков ствол автомата.

Остальные стремительными бросками присоединились к нему, никем не замеченные.

Неожиданно послышался тяжёлый гул и на улицу выехал бронетранспортёр с солдатами на броне.

Капитан выругался сквозь зубы.

Машина, рокоча двигателем, светя фарами, пролетела мимо и скрылась за поворотом, унося шум мотора и ослабляя натянувшиеся до предела нервы спецназовцев и генерала.

Короткими перебежками двинулись дальше, из города выскользнули без проблем, тихо миновав позиции противника.

А потом начался ночной кросс по сгоревшему дотла посёлку Берёзовка. Во время бега приходилось смотреть в оба: шла война.

Осторожный и в то же время быстрый бег был не просто кроссом решивших пробежаться энтузиастов, это был бег вырвавшихся из западни хищников, желающих выжить любой ценой, готовых для этого уничтожить любого.

Тарасевичу, не привыкшему к такому активному образу жизни, приходилось очень хреново. Его, едва перебирающего ногами, пришлось тащить под руки.

Из-за этого до лесного массива добрались только к рассвету. И обнаружили, что сюда уже выдвинулось какое-то подразделение федеров. Это путало все карты. Пришлось опять ждать темноты и решать, как теперь проходить через неожиданно появившиеся вражеские позиции.

Двое двадцатилетних парней — рядовых мотострелков из федеральных войск удобно устроились меж двух срубленных и распиленных на брёвна сосен. Их едва ли не всей поредевшей в боях ротой с трудом притащили специально по приказу командира для укрепления пулемётного гнезда, но пока бросили поблизости.

Рядовые уже успели «пыхнуть», то есть раскурить «косяк». Сознание приятно воспарило, сковывающие души тиски страха, усталости, ненависти ко всей этой грёбаной войне отпустили, бойцам стало хорошо. Чтобы ротный не спалил и не разбил за такое морды, они легли рядышком на прогревшуюся за день землю, укрываемые с боков приятно пахнущими смолой брёвнами.