Детский сад для чайлдфри (СИ) - Цветкова Алёна

Портниха элегантно опустила в кресло свой тощий зад, увеличенный с помощью подушечек, пришитых к нижним юбкам, и уставилась на меня, как индус на статую Будды. Я вздохнула. С каждой секундой дама не нравилась мне все больше и больше.

— Я хочу нормальное платье, а не эти ваши пыточные костюмы, — обратилась я к портнихе. — Никаких корсетов, турнюров и узких рукавов. Мне нужно свободной платье с одной нижней юбкой и слегка приталенный жакет. Я собираюсь немного поправится. Мне не нравится нездоровая худоба.

— Это невозможно, лесса Фелалия, — сжала губы в булавочную головку портниха и покачала головой, — в столице сейчас мода на тонкие руки. Вы же знаете, у ее величества ручки, как тростинки…

— Но я-то не королева, — перебила я ее, — и мои руки не тростинки. Поэтому либо вы будете шить то, что хочу я, либо я найду другую портниху.

Гнев, презрение, недовольство мелькнули в ее глазах в один короткий миг. Но потом портниха взяла себя в руки и улыбнулась, покорно склонив голову.

— Хорошо, лесса Феклалия, как скажете. Я абсолютно доверяю вашему вкусу.

Вот то-то же. Вероятность потерять денежную клиентку на всех адекватных людей действует отрезвляюще. А портниха, к счастью, оказалась адекватной. Врут книжки про несчастных попаданок, которым достаются крайне несговорчивые портнихи.

Следующие два часа мы потратили на обсуждение фасонов и тканей. Разнообразие последних подтверждало мою догадку, что попала я не во тьму веков. Даже альбомы с моделями были напечатаны на хорошей, глянцевой бумаге, а невзначай упомянутая мной бельевая резинка не вызвала удивления, хотя нижние юбки, в которые меня сегодня запихала Иська были на на завязках.

Мои мерки у геллы Шимры были, поэтому снимать их снова я отказалась. Портниха ушла, пообещав, что первое платье будет у меня уже завтра. Пришлось, правда, доплатить пятую часть стоимости платья сверху за срочность. Но ведь мне нужно что-то надевать.

— Иська, позови геллу Изеру — приказала я горничной, которая закрыла двери за портнихой.

В холле-гостиной следы пребывания детей были не так заметны. Не потому, что они не успели ничего сделать, а потому что комната была очень просторной, раза в три больше моей нынешняя спальни.

Но стоило приглядеться, как я заметила множество улик, оставленных малолетними преступниками: разнообразные пятна на обивке мягкой мебели, сломанные напольные часы с оторванной дверцей, выдранные клочки из тяжелых бархатных штор на окнах… Ненавижу детей.

Я собиралась обсудить с экономкой генеральную уборку. Теперь, когда детей изгнали, можно было привести все в порядок: отмыть и отремонтировать. А для этого нужны дополнительные рабочие руки. Одна Иська будет отмывать это все до морковкиного заговенья. А я ждать не хочу.

Гелла Изера внимательно выслушала меня и кивнула, как обычно кривясь, как будто бы у нее во рту был лимон.

— Вы правы, лесса Феклалия. Нам нужно нанять двух, а лучше трех горничных, маляра, плотника и столяра для ремонта мебели. Вы еще не видели, в каком состоянии комнаты, в которых вы поселили этих детей.

— И, поверьте, — меня тоже перекосило после этих слов, — я не желаю этого видеть. Не знаю, что на меня нашло, но я рада, что теперь все в порядке. Никаких детей, гелла Изера, в этом доме больше не будет.

Экономка мне не поверила, но покорно склонила голову. А вот это она зря.

— Я могу съездить в контору по найму завтра утром, — ответила она.

— Завтра? — нахмурилась я. Ждать до завтра мне совсем не хотелось, а потому решила, что съезжу сама. Чем быстрее мой красивый и роскошный дом приведут в порядок, тем приятнее будет моя жизнь. — Тогда я съезжу сама. Прямо сейчас.

— Хорошо, — кивнула старуха. На ее губах впервые появилось подобие улыбки. — Я прикажу кучеру приготовить двуколку. И принесу вашу чековую книжку.

Она изобразила поклон и не спеша потопала прочь.

— Иська! — Заорала я на весь дом, — мне нужно переодеться!

— Лесса Феклалия, — настырная старуха остановилась и, повернувшись ко мне, недовольно поморщилась, — вам не нужно орать, как торговка на рынке. В каждой комнате есть колокольчик для вызова прислуги. — Она подошла к стене и дернула за веревочку.

Дверь не открылась, но где-то за стеной звонко заголосил колокольчик. Ну, надо же! Кто бы знал. Но я сделала вид, что мнение старой зануды меня не интересует. А ору я не потому, что не знала про колокольчики, а потому, что мне нравится орать.

Иська снова упаковала меня в пыточные одежды. Я выползла из спальни, как гусеница, растянутая на проволочке. Гелла Изера, обрадованная моим энтузиазмом в наведении чистоты в доме, уже приказала приготовить двуколку. И во дворе меня ждал конный экипаж. Я боялась, что это будет что-то страшное, но коляска оказалась точно такой же, как в парках на гуляньях.

От двери до экипажа вели два пролета мраморных ступенек широкой лестницы с балюстрадой. По бокам у входной двери стояли львы, внимательно и спокойно наблюдающих за теми, кто входил в дом.

Им тоже досталось от мелких вандалов. У одного дети отломили кончик хвоста, а другому криво обвели грязью глаза и нос. И теперь несчастный лев презрительно прищурил правый глаз, а левым смотрел на мир удивленно. Белые бока статуй были испачканы следами детских ног. Я вздохнула, и начала спускаться, считая ступени, чтобы успокоиться и не взорваться. Дети — это хаос и вечный бардак! Дети — это ад и армагедон в одном флаконе! Как лесса Феклалия могла додуматься притащить беспризорных детей, не знающих ни правил поведения, ни порядка в свой дом? Я не понимаю!

На лестнице оказалось ровно пятьдесят две ступени. Слишком мало, чтобы успокоиться. И если бы не пыточный костюм, я бы сбегала туда-сюда еще пару раз.

Кучер невозмутимо сидел на козлах и даже не повернул головы в мою сторону. Я взглянул на высокий порожек коляски. Мысленно прикинула, как буду залезать наверх в тугих одеждах, и поняла: это невозможно! Мне нужна помощь. И неясно, почему кучер мне не помогает? Он же должен! В конце-концов, я ему деньги плачу!

— Эй, ты! — возмутилась я, — ну-ка, встань и помоги мне залезть в коляску! — Кучер не шелохнулся, и я повторила громче… а вдруг он глухой? — Эй, ты! Кучер?!

Он вздрогнул и медленно повернулся ко мне.

— Лесса Фекалия? — удивленно спросил он, — вы разговариваете со мной?

— Нет! С тенью отца Гамлета! — гаркнула я возмущенно. Я бы и руки в бока снова уперла, только они не сгибались. Ненавижу королеву с ее ручками-тростиночками. — Конечно с тобой! Не с лошадью же! Слезай и помоги мне. Тут слишком высоко.

Кучер сполз с козел, и бочком-бочком подошел ко мне, протянул руку, нажал на какую-то закорючку и передо мной развернулась лесенка из двух ступенек.

— Прошу вас, — поклонился кучер. Кажется он счел меня самодурой… Ну, то есть самодуркой. Так тоже звучит не очень.

Кряхтя и махая деревянными несгибающимися руками, я залезла в высокую коляску. Не представляю, как это можно сделать красиво и элегантно. Я готова была вползать на четвереньках, если бы корсет не мешал согнуться.

Кое-как усевшись на обитый красным бархатом сиденье приказала вернувшемуся на свое место кучеру.

— Отвези меня в контору по найму прислуги.

Кучер молча кивнул и, взмахнув вожжами, отправил лошадь в путь.

Мой дом, построенный из светлого камня, располагался в глубине большого, ухоженного сада. У парадного входа когда-то обильно цвели розы в роскошных клумбах, обрамленных диким камнем. Сейчас же кусты были переломаны, а клумбы вытоптаны мелкими дьяволятами.

К воротам вела широкая тенистая аллея из неизвестных мне деревьев. Я не ботаник, но в своей средней полосе России таких я точно не видела. Слишком высокие и раскидистые, а листья необычной формы… почти как у клена, только мельче и не такие разлапистые. На аллее, к счастью, следов пребывания детей не было видно, и я начала успокаиваться, рассматривая кружево переплетенных ветвей надо мной.

Лошадь мерно постукивала подковами, двуколка слегка покачивалась и тихо поскрипывала. Ветра почти не ощущалось, хотя где-то там, высоко шелестели и гнулись ветки потревоженные его порывами.