История болезни - Jolly Workaholic

кромешную тьму. Ответа не последовало и схватив руку Карины своей сухой шершавой ладонью, она начала поход внутрь дома. Они осторожно пошли вперёд, когда внезапно перед ними распахнулась следующая дверь и на пороге показалась высокая костлявая старуха.

– Проходите. – Строго сказала она.

– Вы Тоня? – Робко спросила тетя Маша, трусливо кутаясь в шаль.

– Нет, я ее сестра. Рассчитываться со мной.

– Мы приготовили. – Засуетилась тетя, но старуха остановила ее одним гневным взглядом.

– По цене Тоня скажет. Беды бывают всякие. Цена у каждого своя.

 Она указала на прикрытую деревянную дверь, над которой была прибита соломенная кукла без лица.

 В комнате знахарки сначала бросились в глаза деревянные лавки, стоявшие вдоль всех стен, как будто ожидая собрания хора пенсионеров в сельском клубе. На одной из них у засиженного мухами окна сидела сухонькая старушка, на вид выжившая из ума и, поэтому, потерявшая всякий интерес в жизни. Никаких других вещей и мебели больше не было.

– Садись ко мне. – Сразу обратилась она к Карине.

– Спасибо. – Ответила Карина, и у неё появилось ощущение, что с ней разговаривает неодушевлённый предмет. Старушка бережно взяла ее ладонь обеими руками, безмолвно уставившись в стену. Шумно вздохнув, Карина решила идти до конца, чтобы не расстраивать тетю.

– Детей не будет. – Сказала знахарка, хотя ее ни о чем не спрашивали.

– Она болеет. Полечить бы. – Ответила сидевшая рядом тетя.

 Посидев несколько минут, Карина попыталась отнять ладонь, но к ее огромному удивлению, это не удалось. Старушечьи желтые лапы с неживыми когтями держали так крепко, что даже пошевелиться не удавалось. Стало очень громким жужжание многочисленных мух, бившихся с оконным стеклом и целыми ротами, несших потери в этой войне, судя, по высохшим трупам на подоконниках. Этот безумный звук нарастал вокруг и стал оглушительным, как гром. Карина начала изо всех сил вырываться, молча ерзая на скамейке, но знахарка крепко держала ее свой каменной хваткой. В конце концов Карина упала на неимоверно грязный пол, и старуха склонилась к ней, безотрывно глядя прямо в глаза. Капли пота выступили на изрезанном траншеями морщин лбу. В кипящем воздухе за головой ведьмы проступил темный контур: казалось, какая-то огромная фигура загородила свет. Тень начала приобретать все более четкие контуры: исполинская яйцевидная голова в высоком головном уборе возвышалась над невероятно покатыми плечами, неспособными поднять длинные, как плети, руки. Карина попыталась криком отогнать наваждение, но голос изменил ей.

 Физиономия старухи с ощерившимся беззубым ртом, из-за плеча которой неподвижно выглядывала кошмарная фигура, все приближалось к лицу Карины, когда, сильно вздрогнув, она пришла в себя. В комнате ничего не изменилось: так же, глядя на свои руки, на соседней лавке пригорюнилась тетя, а пасмурный день хмуро заглядывал в немытые окна.

– Он очень хороший. Ты люби его. – Сказала знахарка, хотя никто ничего не спрашивал, и отпустила руку Карины. Сразу подсела Тетя и начала свой бесконечный рассказ о беспутном сыне, стала шмыгать носом и иногда шумно сморкаться.

– В тюрьму сдай. – Поморщившись ответила знахарка, но тетя настойчиво требовала волшебства и заговоров, постоянно указывая на привезённое фото и сбивчиво рассказывая о своих страданиях.

– Ладно. Сделаешь капли. Надо святую воду и свою кровь. Будешь капать ему.

 Тетя сразу с энтузиазмом закивала. Было видно, что именно этого она ожидала и хотела. Знахарка оттолкнула ее от себя, а потом жестом погнала из комнаты, как муху.

 На выходе стояла привратником ведьмовская сестра.

– С девочки пять, с тебя семьсот. – Озвучила костлявая. Карина поразилась расценкам и точности калькуляции, и молча оторвала от сердца указанную сумму.

 На обратном пути, сгорающая от нетерпения тетя, заставила заехать в церковь, чтобы добыть для колдовства святой воды. Вид у неё был довольный и воодушевленный, поэтому Карине стало не так жалко потраченных денег и целого дня.

 Вернувшись к себе, она провалилась в беспробудный сон, и без еды и воды проспала целые сутки, постоянно ощущая вцепившиеся в неё костлявые руки и поднимающуюся над головой чёрную тень.

***

 С самого утра кто-то уже въезжал в квартиру в подъезде Карины, пока она грела машину и курила под моросящим дождиком. Возле подъезда, как кубики ребёнком, были разбросаны запечатанные скотчем коробки. К ним подобрался бродячий черный кот, тщедушный и с гноящимися глазами. Его привлекли края скотча, торчавшие по бокам некоторых коробок. Нежно обнюхав их, он стал самозабвенно жевать хрустящие хвостики. Затравленный взгляд усатого дегустатора стал таким довольным и отрешенным, что Карина непроизвольно рассмеялась.

 Она вернулась в квартиру, достала новую блузку из шкафа и переоделась. Немного посмотрела она себя, и поняла, что нарядная вещь требует макияж повеселее и ярко накрасила губы.

 С опозданием явившись на работу, сразу столкнулась с Любой.

– А что у нас, режим работы у всех разный?

– Я всю неделю тебя хотела спросить. – Отрезала Карина и молча стала смотреть ей в глаза. Та побагровела от ярости, отскочила на свое место и стала что-то зло печатать: явно в чат с коллегами. Карина не спеша причесалась перед зеркалом, осталась не довольна результатом и перекинула звонок одного клиента на безответную практикантку, чтобы довести непослушную шевелюру до нужной кондиции. Глядя в нечестное отображение мира в зеркале, в памяти мелькнула длинная зловещая тень с яйцевидной головой, но Карина отогнала ее, как воспоминание о кошмарном сне.

 Наконец усевшись на своё рабочее место, она поняла, что было бы приятнее работать под негромкую музыку. Достала из сумки флешку и включила музыкальный центр, утопающий в комнатной растительности на шкафу. Из листвы заструился блюз: переливаясь всеми гранями нежности, напоенный солнцем и теплом других берегов бархатный голос пел, может о грустном, может о веселом, но с неизменным жизнелюбием чёрного человека.

– Не возражаете? – Спросила едко Карина. Никто не посмел.

***

 Через несколько дней проставлялась Татьяна: ее беспутная дочь-наркоманка выходила замуж. На столе красовались немного кривобокие, но потрясающе приготовленные пироги и торт. Под громкий хохот она рассказала об обидах и даже побоях, нанесённых дочерью, неизменно заканчивая каждую историю фразой: «Пусть теперь муженёк с ней мучается». Гости ели еду с тарелок, но насыщались чужим неприятностями: лица расслабились и раскраснелись.

 Старательно отводя глаза от энергичных челюстей сотрудниц и, игнорируя подмигивания Татьяны, разливавшей в чайные кружки коньяк, Карина тоже взяла на блюдечко слоеный кусочек торта и была поражена его вкусом. Даже по-новому посмотрела на вечно-недовольную обрюзгшую Татьяну, пытаясь понять: как это грубоватое существо может в чем-то достичь такого неимоверного совершенства.

– В жизни ничего вкуснее не ела. – Совершенно искренне сказала она Татьяне.

– Бери ещё. Когда же мы тебя пропьём? – Самодовольно улыбнулась,