Заповедник для академиков - Кир Булычев

Грузовик дернулся и замер. Сразу стало в сто раз тише — остался только шум дождя, а его можно было игнорировать.

Хлопнула дверца кабины. Захлюпала вода. Ясно, что шофер вышел наружу.

— Что там у вас? — спросил у кого-то шофер.

Ему ответили. Но невнятно.

Максим Исаевич высунулся из кузова головой вбок — кто-то невидимый его поддерживал, чтобы не вывалился.

— Там авто, — сказал Максим Исаевич, забравшись обратно. — А вы говорите — наводнение!

— Я ничего не сказала, — возразила Марта Ильинична. — Я только высказала предположение.

— Тише! — крикнул Матвей Ипполитович Шавло. — Дайте послушать.

— Ничего интересного, — сказал Максим Исаевич, как человек, вернувшийся с покорения Эвереста или Южного полюса и имеющий моральное право утверждать, что там лишь снег, только снег и ни одного дерева!

— Вам неинтересно, — огрызнулся Матя, — а если та машина застряла так, что вам ее не вытащить, нам придется здесь ночевать!

— Что? Что вы сказали?

И поднялось невероятное верещание — потому что все устали, все так надеялись, что через несколько минут окажутся в тепле дворца, и тут — новая опасность!

Шум не успел еще стихнуть, как послышались шаги по воде, и над задним бортом появилась черным кругом голова шофера.

— Так что, граждане отдыхающие, — сказал он и сделал драматическую паузу. И все молчали, потому что неловко прерывать Немезиду. — Там мотор стоит, въехал по уши в канаву. И нам его не объехать… Понятно?

Никто не ответил — все знали: продолжение следует.

— Так что пока не сдвинем, не толкнем то есть, — дальше не поедем.

— А мы при чем? — громко и высоко крикнул Максим Исаевич.

— А вы толкать будете, — сказал шофер. — Если, конечно, уехать хотите.

— А если нет?

— А если нет — добро пожаловать с вещичками полторы версты по воде да в горку. Мое дело маленькое.

— Вы обязались нас доставить до места назначения, — сказала обладательница капризного голоса.

— Это кому я, гражданка, обязывался? — обиделся шофер. — Да я себе место в два счета найду — не то что здесь, в деревне, по лужам ишачить!

— Спокойно, спокойно! — раздался голос Мати Шавло. — Шофер прав. Никто не заставлял нас сюда ехать, и добровольцы на самом деле могут погулять под дождем. Я предпочитаю короткое бурное усилие, а затем — заслуженный отдых! Физическая работа на свежем воздухе — вот основа физкультуры трудящихся!

Говоря так, Шавло, перешагивая через доски-скамейки, добрался до заднего борта, перенес через него ногу, нащупывая упор, и все продолжал говорить:

— А что за авто, скажите, товарищ шофер? Кого понесла нелегкая на легковой машине в Узкое? Неужели никто не сказал этому легкомысленному мальчишке или покрытому сединами отцу семейства, что так себя вести нельзя?

— Сюда ногу ставь, сюда, а теперь опирайся об меня, — слышала Лидочка голос шофера. — Вот так. А машина из ГПУ, точно тебе скажу. Я их по номерам знаю.

— Ну, это совсем лишнее — что же я, должен машину ГПУ, которая, может, приехала арестовывать очередную заблудшую овечку, подталкивать к ее неблагородной цели?

— Матя! — грозно воскликнул Максим Исаевич.

Лида между тем уже стояла у заднего борта.

— Матвей Ипполитович, — сказала она, — дайте руку.

— Прекрасная незнакомка? Я вас с собой не возьму. Вы простудитесь.

— У меня непромокаемые боты, — сказала Лидочка, опираясь пальцами на поднятую к ней ладонь. Она легко перемахнула через борт и полетела вниз, в бесконечную глубину, словно с парашютом, но Матвей поймал и умудрился притом прижать ее к себе, а уж потом осторожно поставить на землю.

— Молодец, девица, — сказал он. — Чувствую за вашей спиной рабфак и парашютную вышку в парке Сокольники. Будь готов?

— Добрый вечер, — сказал человек, подошедший из-за грузовика, — темный силуэт на фоне черных деревьев. — Мне хотелось бы внести ясность как пассажиру авто, которое так неловко перекрыло вам дорогу к санаторию.

Голос у него был чуть напряженный, как будто владелец его старательно и быстро подыскивал правильные слова и при этом решал проблему, как произнести то или иное слово, где поставить ударение. В ближайшие дни Лидочке предстояло убедиться в том, насколько она была права, — восхождение Яна Яновича Алмазова к власти было столь стремительным, что у него не оставалось времени подготовить себя к той роли, которую ему предстоит играть в жизни. Но как только жизнь немного успокоилась, появился досуг. Алмазов не стал тратить его на мещанство, на девиц или пьянки — он работал и учился. Но не алгебре или электрическому делу — он учился лишь тому, что могло помочь ему в общении с людьми, наследственно культурными, знающими с рождения много красивых, значительных слов. Он стал учить ударения в словах и фразах, он занимался географией и историей — настолько, чтобы не попасть впросак. Ян Янович панически боялся попасть впросак в разговоре с интеллигентом, и если такое все же происходило, то горе тому интеллигенту, который своим присутствием, вопросом или упрямством заставил ошибиться товарища Алмазова.

— Добрый вечер, — сказал Матя Шавло, все еще не отпуская Лидочкиной руки, но не помня о ней — встреча с чекистом требовала всего внимания.

Чекист протянул руку Мате и представился:

— Ян Алмазов, тружусь, как вам уже доложили, в ОГПУ. Считаю долгом развеять ваши опасения и сомнения — я никого не намерен арестовывать или обижать, я такой же отдыхающий, как вы, и хотел бы, чтобы вы забыли о моей специальности, хорошо, Матвей Ипполитович?

Матя Шавло вздрогнул, но почувствовала это только Лидочка, которой он касался плечом.

— Вы удивились, как я вас узнал, — засмеялся чекист. — Но вас же многие знают. Вы человек всемирно известный.

— Тогда пошли к вашей машине, — сказал решительно Шавло. — Что с ней случилось?

И он, скользя по глине, поспешил к перекрывшей дорогу машине Алмазова — длинному лимузину, возле которого стоял могучий детина в черной куртке и такой же кожаной черной фуражке — шофер Алмазова.

Лидочка обернулась, удивляясь тому, что никто не последовал их примеру и не спешит вытаскивать из грязи машину чекиста. Шавло, не оборачиваясь, угадал ее мысль, потому что сказал (сквозь дождь его слова донеслись невнятно, и, может быть, Лидочка додумала их):

— Мы с вами не ему идем помогать, а тем, кто остался в грузовике. В этом вся разница.