Смерть Людоеда - Жан Рэ

«Черные зубы».. Петрус с улыбкой вспомнил, что его собственные зубы давным-давно почернели от махорки.

А где же узловатые ветви дуба?..

На развилке дорог стоял деревянный указатель: «Проезд закрыт». Он был сработан на совесть и, сопротивляясь натиску ветра, только потрескивал, словно орех в щипцах. Рядом с указателем высился древний каменный дуб. Черви и лишайника подточили его корни, омела и плющ высосали из него соки. Он превратился в растительное чудище, стволу было не по силам держать крону. Камыш на берегу Оржа гнулся под яростью ветра. Дуб стоял насмерть, он прожил слишком много столетий, но особо резкий порыв ветра вывернул его с корнем и корявые ветви в щепы разнесли указатель.

Петрус этого не знал; его захватила странная мысль.

«Рыжие волосы… зеленые глаза… Если все сложить вместе, то окажется, что Людоед преспокойно сидит за этим самым столом. Не хватает только рук…»

Мысль показалась Петрусу занимательной и он тихонько засмеялся, но никто не заметил этого. Может быть, его удовольствие было бы омрачено, знай он, что произошло на берегу реки. Но его радость длилась недолго: ветер снова взялся за свое и заплакал жалобными детскими голосами.

Дом был большой, зловещее эхо гулко раскатывалось по длинным и пустым коридорам.

И все же…

А вдруг и вправду в глубине этого одинокого жилища спрятаны детишки — плачут, стонут, тщетно зовут на помощь?.. Петрус старался отделаться от этой мысли; должно быть он просто опьянел от вина… вина Людоеда!..

В застольной беседе Фенестранж пересказал свой доклад о Людоеде, который гости изредка прерывали односложными замечаниями.

Он кончил теми же словами:

— Людоед умер…

Все согласились — современная молодежь уже давно перестала верить в существование чудовища.

Было поздно. Кукушка выглянула из своего окошка над циферблатом и прокуковала двенадцать раз…

— Полночь! Час Людоеда! — провозгласил месье Тюиль.

— И час сна, — добавил мистер Петридж, который был человеком здравого смысла.

И опять Фенестранж рассыпался в извинениях. Он, мол, живет отшельником, никого не принимает и не имеет комнат для гостей. Автомобиль так кстати… нужно ехать прямо по шоссе и не забыть про развилку, иначе они свернут к реке и свалятся в омут. Но на развилке стоит указатель. В Дурдане они, несмотря на поздний час, легко найдут комнаты в гостинице «Руан», что на главной площади, против церкви.

Наконец, крепко пожав друг другу руки и пообещав встретиться снова, они расстались. Петрус Снепп отсалютовал по-военному, приложив руку к фуражке с золотым галуном. Потом бросился к машине и завел мотор.

А из коридора по-прежнему неслись жалобы… Ну и шутник был этот ветер! От этого проклятого вина Людоеда только разыгрывалось воображение…

Людоед… опять, Людоед… Имя прозвучало даже в прощальном возгласе Фенестранжа.

— Только не бойтесь Людоеда!

— No… Nein… Non… Neen!

— Ведь Людоед умер!!!

Петрус Снепп не увидел указателя, разбитого дубом, зато мельком заметил две громадные ветви, которые взметнулись в небо, словно руки, протянутые за добычей.

— Руки, как ветви дуба!.. — пробормотал шофер. — Теперь все сходится… Неужели?..

Но было уже поздно.

Машина скользнула по откосу и нырнула в Орж. Прямо в омут.

На поверхность выплыл только Петрус Снепп.

Он долго барахтался и, наконец, выкарабкался на берег. В руке у него было зажато что-то твердое и холодное. Он глянул: это был разводной ключ — все, что осталось от великолепного «панар-левассора».

Когда он толкнул решетчатую калитку перед домом Фенестранжа, сквозь щели в ставнях еще сочился свет.

Несколько секунд он раздумывал, не трогаясь с места…

— Он понял, что я распробовал… Да, да, понял, что я понял! Нас следовало погубить так, чтобы никто ничего не заподозрил. Он показал нам опасную дорогу… дорогу смерти!

Месье Фенестранж открыл ему.

— Авария? — ужаснулся он.

Петрус Снепп пристально разглядывал его.

Почему именно в это мгновение он вспомнил о крысе, лежавшей в лужице крови?

Он подумал: «А умер ли Людоед?» — и с силой ударил Фенестранжа разводным ключом.

Человек лежал в небольшой красной лужице, неподвижный и мертвый… как крыса.

В то же мгновение стоны возобновились и Петрус побежал по коридору, крича:

— Детки, выходите… Я иду… Вы спасены… Людоеда больше нет… Людоед умер!

Он пробежал через весь дом и попал в комнатушку, где стояла убогая койка и несколько перекошенных стульев. Потом стал заглядывать во все комнаты подряд, но всюду видел лишь паутину и пыль.

Кухня походила на темную пещеру с железной печкой. Неряхи-кухарки там не оказалось.

Но стол был красен от свежей крови, и Петрус Снепп закричал от ужаса и гнева.

На веревке сушились три козьих шкурки, но Петрус и не глянул на них, потому что побежал дальше, вопя изо всех сил:

— Не плачьте! Я иду… Людоед умер!

Погреба были пусты, там стояло только несколько бутылок вина. А крики стали еще громче и жалобней.

Петрус уселся на старый ящик и медленно раскурил трубку.

Он увидел отдушину. Сквозь нее, подражая детским мольбам и стонам, врывался ветер.

Шоферу стало ясно, что он ел вовсе не человечину, а мясо молодого козленка; месье Фенестранж был всего лишь бедняком-ученым, помешанным на Людоеде, и комната с гравюрами и игрушками, напоминавшими о его увлечении, была единственной радостью, единственной роскошью, которую он мог себе позволить.

Людоед. Он откликнулся на зов людей, вызвавших его из прошлого и вернувших ему жизнь. И в эту ночь он погубил многих, хотя его никто и не видел. Ведь он был призраком, наваждением…

Петрусу Снеппу было трудно думать. У него болела голова и его лихорадило.

Людоед умер?

Именно он, Петрус Снепп, простой шофер, положил конец вековой загадке и открыл ужасающую истину:

— Людоед не умер! Он жив! Он бессмертен! И не умрет, пока на земле будут жить люди!