История Крестовых походов - Жозеф-Франсуа Мишо

Граф Роберт Фландрский, сын упомянутого выше Роберта, ходившего ради отмаливания своих грехов в Иерусалим, легко нашел воинов в стране, где междоусобия были нормой и где народ воодушевлялся массой паломников, вернувшихся из Святой земли. Граф истощил вконец свою казну, но зато приобрел славу неустрашимого рыцаря и прозвище Копье и меч христиан.

Стефан, граф Блуа и Шартра, богатейший владетель, имевший столько же замков, сколько дней в году, также взял Крест. Это был князь красноречивый и умудренный науками, что считалось редкостью. Но, чересчур изнеженный воспитанием и богатством, он пренебрегал рыцарскими упражнениями и прелесть спокойной жизни предпочитал военным опасностям.

Этим четверым вождям также сопутствовала масса рыцарей и знати, среди которых были такие отважные воины, как Роберт Парижский или Одон, епископ Байе, дядя герцога Нормандского. Большая часть их везла с собой жен, детей и обширный багаж.

Движение французских крестоносцев не могло оставить равнодушными итальянцев. Первым среди них подал голос Боэмунд, князь Тарентский. Выходец из нормандских завоевателей Апулии и Калабрии, сын неутомимого Роберта Гискара, он не уступал отцу ни в мужестве, ни в коварстве. Внешность его и привлекала, и поражала: рост Боэмунда на целый локоть превышал самых высоких из его рыцарей, а голубые глаза князя сверкали то гордостью, то гневом. Когда он говорил, казалось, слушаешь оратора, когда вступал в битву, – выглядел богом войны. Превосходно владея собой, он умел таить хитрость политика и скрывать обиду, если немедленное мщение было невозможно. Все, что могло служить его замыслам, казалось ему справедливым. У отца наследовал он свойство считать врагами тех, чьи богатства и сила возбуждали зависть, и тут его не могли удержать ни страх Божий, ни людское мнение, ни собственные клятвы. Следуя за Гискаром в войне против Алексея Комнина, он отличился в нескольких сражениях, но был лишен наследства, вследствие чего объявил войну своему старшему брату Роджеру и уже было отвоевал у него княжество Тарентское, когда услышал о подготовке похода на Восток. Не мысли о Гробе Господнем зажгли Боэмунда; поклявшись в вечной вражде к византийским императорам, Он радовался при одной мысли, что станет проходить через их державу с войском; и уверенный в своей фортуне, он надеялся приобрести царство еще до прибытия в Иерусалим. Армию Боэмунд набрал быстро. Никто лучше его не мог скрыть честолюбие под маской преданности вере. Набожнейшим из ратников он твердил о защите религии; перед остальными восхвалял славу и богатство, увенчающие их подвиги. Когда солдаты провозгласили его вождем, он для виду отнекивался, словно колебался принять это звание; тем более всеобщим стал восторг, когда он дал согласие. Не мешкая, новый вождь отплывает к берегам Греции, имея десятитысячную конницу и в два раза превосходившую ее численность пехоту. За ним следуют наиболее прославленные рыцари Калабрии, Апулии и Сицилии, в числе их – племянник Боэмунда, легендарный Танкред.

Хотя этот рыцарь и принадлежал к фамилии, где честолюбие было наследственным, он не имел более сильной страсти, чем желание биться с врагами Христа. Набожность, поиск славы защитника веры и еще, может быть, дружба с Боэмундом вели его в Азию. Современники изумлялись его романтической гордости и благородству, исполненному суровости. Он служил лишь добродетели и иногда красоте. Чуждый соображений политики, он не знал других законов, кроме религии и чести, и за них был готов отдать жизнь. Летописи рыцарства и поэзии, соединившись для его прославления, сумели воздать ему равные похвалы.

К этому времени поднялись и крестоносцы Южной Франции. Они выступили под руководством упоминавшегося выше Адемара де Монтейля и Раймунда, графа Тулузского. Епископ Адемар в качестве папского легата был как бы духовным вождем похода. Его увещевания и советы много способствовали установлению порядка и дисциплины в войске крестоносцев. Священник, облаченный в рыцарские доспехи, он представлял образец христианских добродетелей, а в сражениях часто являл образец мужества.

Раймунд, соратник Адемара, некогда бился в Испании рядом с Сидом и одержал не одну победу над маврами под начальством Альфонса Великого, отдавшего за него дочь Эльвиру, которая нынче вместе с сыном сопровождала супруга. Его обширные владения вдоль Роны и Дордони, равно как и подвиги против сарацинов явно выделяли его среди других вождей. Годы не погасили в графе Тулузском огня и страстей юности: вспыльчивый и резкий, характера гордого и непреклонного, он стремился каждого подчинить своей воле. Византийцы и сарацины хвалили его неустрашимость; подданные и соратники ненавидели его упрямство и жестокость. Отправляясь в поход, Раймунд не предполагал, что навеки прощается с родным краем, которому предстояло стать ареной борьбы под знаком креста против его собственного семейства.

Раймунду и Адемару сопутствовало многочисленное дворянство Гаскони и Лангедока, в том числе графы Руссильонский, Оранский, де Фуа и д'Альбре, виконты Кастильон и де Тюренн, а также епископы Орана, Лодева и Толедо. Войско Раймунда, насчитывавшее до ста тысяч крестоносцев, переправилось через Рону у Лиона и, пройдя Альпы, Ломбардию и Фриуль, направилось к пределам Византии.

Алексей Комнин, дела которого к этому времени несколько поправились, узнав о приближении крестоносных армий, почувствовал себя в весьма затруднительном положении. Некогда призывавший людей Запада для своей защиты, ой был напуган их многочисленностью. Особенно страшился он Боэмунда, которого знал по прошлым битвам. И теперь задавал себе вопрос: а не окажутся ли его «спасители» еще более страшными врагами, чем турки? Монарх слабый и суеверный, Алексей привык действовать хитростью и обманом. Он отправил послов приветствовать вождей крестоносцев и одновременно готовил войска к нападению на них.– Чтобы обезвредить западных князей, император решил заключить с ними договор, по которому они обязались бы признать его власть и стать вассалами Византии по тем землям, которые будут завоеваны на Востоке. Готфрид Бульонский вначале категорически отказался. Тогда Алексей оставил крестоносцев без продовольствия и окружил их лагерь солдатами. Пришлось смириться. На этом условии Готфрида впустили в Константинополь, император усыновил его и обещал помощь и поддержку в течение всего похода.

1097 г.

Боэмунд, прибывший вслед за Готфридом, после умасливаний и щедрых подарков Алексея также согласился на присягу, заранее зная, что соблюдать ее все равно не будет. Дали вассальную клятву и другие вожди, за исключением Танкреда, не пожелавшего связывать себя какими бы то ни было обязательствами. Во время церемонии присяги произошел инцидент, неприятно поразивший Алексея. Согласно ритуалу, крестоносцы давали клятву стоя на коленях перед троном. И вот граф Парижский неожиданно поднялся и, к ужасу всего византийского двора, сел рядом с императором. В замешательстве Алексей не знал, как реагировать на этот поступок. На помощь ему пришел один из князей, стащивший оскорбителя с трона со словами: «Неужели вам непонятно, что нужно уважать чужие обычаи!» На что граф, не смутившись, ответил: «Ничего себе обычаи! Этот олух будет восседать, а столько знаменитых полководцев коленопреклоненно стоять перед ним!..» Императору очень не понравился подобный вызов и, во избежание других эксцессов, он поспешил переправить крестоносцев на азиатский берег Босфора.

Проходя по равнинам Вифинии, крестоносцы с грустью созерцали останки разгромленной армии Петра Пустынника. Повсюду валялись человеческие кости, лоскутья знамен, сломанные дротики, изъеденные ржавчиной осколки панцирей и кольчуг. К ним сбегались изнуренные, едва прикрытые лохмотьями люди – те немногие «счастливцы», которым удалось спастись от побоища. Вид этих несчастных, рассказы об их бедствиях вызывали слезы, смешанные с чувством негодования и жаждой мести. Вожди решили использовать полученный урок в целях укрепления дисциплины. Объединенная армия крестоносцев в полном боевом порядке подошла к Никее.

Хотя империя сельджуков и распалась на отдельные части, но каждая из них обладала достаточным могуществом, чтобы противостоять западным воинам. Та территория, по которой они продвигались, входила в состав грозного Римского султаната, простиравшегося от Оронта и Евфрата до окрестностей Босфора. Его властителем был сын Сулеймана Давид, прозванный Килидж-Арсланом, что значит «Львиный Меч». Превосходивший храбростью отца, он обладал одновременно умением приспосабливаться к обстоятельствам. Собрав внушительные силы со всей Малой Азии и даже из Ирана, он занялся укреплением своей столицы Никеи, которой предстояло первой принять удар крестоносцев. Город-крепость, окруженный со всех сторон глубоким рвом и двойными стенами, ширина которых позволяла проехать колеснице, имел триста семьдесят башен и отборный гарнизон. Сам же султан с армией в сто тысяч бойцов расположился у смежных гор.